Довод для измены

Глава 16. Это оказалось непросто

Женя; декабрь

Лисий нос — стал нашим эквивалентом.

Я больше не представляю себя без него, ведь провожу здесь процентов восемьдесят своего времени. Остальные двадцать — это учеба и шикарная квартира в центре Петербурга, которую Влад для меня снял. А еще работа. Я все еще работаю у него, на него и…на нем.

Черт. Это немного смущает? Наверно, раньше бы так и было, однако уже нет. Стала замечать, что чем больше времени мы проводим вместе, тем больше я себе могу позволить.

Например, сейчас мы играемся. Тестируем выдержку.

Влад ведет переговоры, а я лежу на его коленях, обнаженная до пояса. Он медленно массирует мой клитор, прикрыв глаза. Когда особо болтливый оппонент — Васильев, один из владельцев лесопилки и любитель поболтать о личном, — в очередной раз заряжает шарманку, Влад тянется ко мне и касается наэлектризованной кожи губами. Ведет по плечу, а как будто пытает, медленно доходя до груди.

О боже!

Я закидываю голову назад, рассыпая волосы по подлокотнику кресла, с силой прикусываю губу. Кажется до крови, но, кажется, сейчас это неважно. Острый сосок попадает в плен его губ. Он проходится вокруг языком снова мучительно медленно, слегка прикусывает — меня колошматит изнутри. Приходится резко прижать ладонь к губам, чтобы не застонать. Чтобы не проиграть.

Да, в этом и смысл этой игры — кто первый издаст хотя бы один звук, тот проиграет. Я проигрываю постоянно. При том в сухую. И сейчас, когда он резко поднимает хитрый взгляд и улыбается, я знаю, что чувствует снова свое превосходство.

Только я на этот раз так просто не сдамся.

Когда он ускоряет пальцы на моем клиторе, я резко зажимаю его предплечье коленями и щурюсь. Одними губами говорю:

«Моя очередь».

Влад выгибает бровь.

Он в меня совсем не верит, негодяй, и это дико подстегивает. Ты погоди, эгоистичная сволочь, погоди. Я тоже не так проста уже. Ну точне не также, как было вначале…

Усмехаюсь и ловко слезаю с его колен, опускаясь перед ним на свои. Влад любит, когда я занимаю такую позу, он любит, когда я делаю ему минет. Мне это тоже нравится. Помню, как считала, что это отвратительно, но и это изменилось. Мне нравится, когда ему хорошо — это особый вид наслаждения видеть, как он откидывает голову, а на массивной шее часто бьет венка.

Вот прямо, как сейчас, когда я прохожусь по его члену языком до самого основания, зажимаю его ладошкой и возвращаюсь к головке.

Черт. Не облажаться бы, ведь и это меня заводит. Все, связанное с ним — заводит. Запах, вкус, вид. Я когда его только вижу, меня судорогой сводит сразу, как при условном рефлексе. Выработала на свою голову…

Но сейчас не об этом.

Я знаю, как ему нравится, и делаю это так, как ему нравится, но добавляю кое что от себя. Когда он расслабляется и сосредотачивается на медленном скольжении, неожиданно вбираю в себя воздух, чтобы зарядить мощный вакуум, и резко опускаюсь до самого основания.

Влад издает стон.

Самый натуральный стон!

Ликую. Отстраняюсь, открываю рот, потом краснею и закрываюсь ладошками, чтобы не заржать в голос. Он ведь застонал прямо в трубку телефона, а сейчас даже смущен! Вы представляете?! Довод смутился! Пусть он быстро берет себя в руки, откашливается и говорит хрипло:

— Извини, кофе на себя пролил. Перезвоню, ладно?

Я слышу смех на том конце провода, а потом он отбивает звонок и смотрит на меня.

— Что? — как ни в чем не бывало жму плечами, Влад щурится.

— Ты только что сорвала мне переговоры, маленькая.

— Твоя игра. И ты — проиграл…

— Ах моя игра?

Влад пару раз качает головой, потирая подбородок. Строит из себя непонятно кого, вы посмотрите. Я уже знаю его наизусть, поэтому не визжу и не пугаюсь, когда он резко тянет меня за руку и ставит к себе спиной, вынуждая опереться на стол.

Я предвкушаю.

— Ты будешь умолять меня остановиться, но я этого не сделаю…

Глухой шепот на ухо посылает очередные, электрические импульсы по всему телу, приятное покалывание концентрируется внизу живота. О боже…

Издаю утробный стон. Как голодная кошка трусь о него, хмурюсь — да чтоб тебя! Возьми ты уже меня! Трахни наконец, я же сейчас умру… и он это знает.

Смеется мне на ухо, прикусывая мочку.

— Не терпится?

— Я выиграла… — хнычу, — Сделай это! Сильнее!

Влад улыбается. Он проводит по изнывающей плоти тугой головкой, распределяя влагу и пульсацию, а потом резко подается бедрами на меня — и я ору. В голос. Больно лишь на миг, но я уже привыкла. Мое тело подстраивается под него, оно на него и настроено в принципе, так что со следующего толчка я получаю свой кайф.

Свой законный кайф!

И он весь мой до последней секунды! Ну или почти мой.

Фотография его жены на столе, которая улыбается, глядя на меня, здорово сбивает, поэтому я отталкиваю ее и роняю рамку на пол. Кажется, разбивается. Но мне так насрать. Так до стыдного плевать…хотя бы в этот момент, я хочу, чтобы так было.

Потому что на самом деле нет.

Когда я кончаю несколько раз подряд, после того, как он следует за мной прямо на свой шикарный паркет, начинаю думать. Знаю, что поздно пить боржоми, если почки отказали. Что надо было думать до того, как прыгнула на его член еще в том номере в Петергофе, но я…просто лишаюсь способности сопротивляться. Говорят, что отличный секс — это лучшая привязка. Женщин даже деньги так не привяжут, как «качественный трах» — Никины слова, если что, не мои. Она познакомилась с каким-то перспективным юристом, из постели которого не вылезает, и счастлива.

А я счастлива?

Не знаю. Иногда мне горько. Точнее не так — мне всегда горько. Дикий секс с привкусом разочарования и горечи — вот, что я имею, вспоминая белоснежную, красивую улыбку его жены. А я всегда ее вспоминаю. Не ругаю, не пытаюсь найти в ней изъяны, но сравниваю себя с ней, как дура. Единственное, в чем я лучше — просто моложе. И на этом все. Она ведь такая красивая, и мне часто выпадает эта прекрасная возможность лицезреть ее красоту воочию.

Влад готовится к предвыборной гонке, а я работаю у него в штабе. Не ассистентка, конечно, это было бы слишком подозрительно, что вчерашняя школьница стала вдруг его ассистенткой. Я стажерка. Помогаю, где придется, как говорится, и режу себя по живому, когда будущая «миссис мэр» появляется в поле зрения.

Всегда лучезарная. Всегда с иголочки одетая. Всегда вежливая, аж до скрипа зубов. Мне бы хотелось сказать, что она — конченная сука, но это не так. Я искренне пыталась найти хотя бы один изъян в ней, и тоже мимо. Тот случай в его офисе был единственным. Возможно у Евы было плохое настроение? Или Влад ее взбесил? Возможно, так было бы проще? Потому что на самом деле это тяжело. Смотреть ей в глаза — пытка. Улыбаться — еще большая. Мне так стыдно…мне постоянно стыдно!

Я себя презираю, а все равно возвращаюсь, возвращаюсь, возвращаюсь, как заведенная игрушка, у которой бесконечный заряд энергии под хвостом.

Фу. Я не то имела ввиду, хотя по сути своей — это так и есть, да? Мне горько. Горько-горько-горько, что мы не ходим на свидания, потому что нас могут увидеть. Тот «ужин», который закончился моей дефлорацией — исключение. И то. Сомнительное. Конечно, наши отношения не ограничиваются только сексом. Мы проводим время вместе, разговариваем, вчера, например, Влад читал мне отрывок из своей любимой книги, пока я лежала на его груди и слушала, как огонь трещит в камине. Но это все равно не то. Точнее, этого мало. Мне бы так хотелось сходить в кино, например? Или погулять по набережной за ручки…и ничего, твою мать, не бояться! Так просто, и так невозможно далеко — обычные радости двух влюбленных.

Да-да, вы не ослышались. Я влюблена во Влада по уши. Так, что иногда рыдать хочется. На стену лезть. Когда я сижу в квартире одна, а он дома…с женой.

Черт…

Участь любовницы — незавидная и неблагодарная. Вечно на вторых ролях. Вечно в роли «грязного секрета». Вечно в тени. Пока его законная жена будет стоять рядом с ним и улыбаться со страниц глянцевой хроники, я буду сидеть дома и наматывать сопли на кулак. А самое горькое — согласилась я на это тоже сама. Не думала так далеко. Я просто не думала.

Мда…точно. Поздно пить боржоми, когда почки отказали. Или мозг. Или все сразу.

Когда Влад подходит сзади и обнимает меня, ведя по щеке губами, я снова таю. Даже улыбаюсь. Что со мной не так? Знаете, что самое смешное? Я ведь ни разу так и не спросила, почему он изменяет Еве? Любит ли он ее? Я вообще ничего не спрашивала, ведь мне малодушно страшно услышать ответ. Мне даже непонятно, что он ко мне чувствует, поэтому я вечно балансирую на грани. Истерики. Как сейчас.

Прикрываю глаза, когда чувствую, как в уголках собираются слезы, а он шепчет…

— Малышка, ты самое лучшее, что со мной происходит за день.

Господи, заткнись…как же я ненавижу, когда он говорит мне такие слова…Это бьет под дых, привязывает теснее и не дает мне сделать то, что я должна.

Излечиться.

Я смотрю ему в глаза и знаю, как будет правильно, но не могу произнести этих слов. Только представлю, как рву с ним, мне сердце пронзает раскаленным мечом, а боль поражает все остальное, медленно оплетая каждую молекулу.

Ну за что?...За что ты со мной случился, Влад?

Он проводит по щеке нежно. Наверно, он не понимает, что со мной творится. Я хочу верить, что не понимает, потому что другой вариант хуже: ему просто плевать. Ведомый своим эгоизмом, он и дальше будет рвать мне душу, потому что этого хочет. Пока. А потом? Что будет со мной, если это кончится?…

Благо, и момент рушится, и поцелуй, который запечатает мне рот еще на пару сотен замков — его телефон звонит.

— Черт, это отец. Надо ответить.

Влад своего отца боготворит. Это прекрасное, понятное мне чувство — я своего тоже очень люблю, и немного с завистью смотрю, как он снимает трубку.

Потому что со своим я больше не общаюсь.

Ну как? Почти...

«Тот» самый, черный день — расставание

Я заваливаюсь в квартиру вся в слезах. Не хочу туда идти, долго гуляла в парке с глупой надеждой, что Влад мне позвонит. Не позвонил — и это больно. Мне бы выплакаться наедине, но ключи от Никиной квартиры с собой не ношу, поэтому другого выхода у меня нет. Только дом.

Полный дом, кстати. К сожалению.

Все вернулись, как нельзя «вовремя», и теперь я слышу оживленный разговор на кухне. Твою мать! Быстренько проскальзываю в ванну, где умываюсь, чтобы не было вопросов, на которые я не хочу отвечать. Потом иду к «семье», где от семьи у меня только папа.

— Явилась! — шипит мачеха с порога, и это, скажу я вам, неожиданно даже для нее.

Обычно она ждет момента, чтобы до меня докопаться, а не вот так. Ага. Очень интересно. Что на этот раз?

Поднимаю брови.

— Прости?

Она щурится. Нехорошо так щурится. Очень многообещающе. Тогда я пытаюсь найти подсказку в лицах здесь сидящих, и, конечно же, нахожу. Мила ухмыляется, довольная собой, как курица, которая снесла своему хозяину золотое яичко и поднялась в курином топе на высшую ступень.

Понятно. Рассказала. Только о чем? Как я выгнала ее с лестницы? Или…

— Откуда у тебя такой дорогой телефон?!

Понятно в квадрате. О своих косяках мы не говорим априори, зато мои подмечаем и возносим в ранг «самых отвратительных поступков». Я тут же щетинюсь.

— Доложить забыла!

— Ты как со мной разговариваешь?!

— А ты как со мной?!

Сегодня я даже не пытаюсь быть вежливой. Даже на мгновение. Нет у меня на это сил! Я так злюсь! Мне больно, черт возьми, еще и она со своими претензиями! Пошла ты на хер!

Инна вбивает толстые лапки в не менее рыхлые бока, отгибает по-привычному верхнюю губу в оскале и шипит, как змея, которую в простонародье именуют подколодной.

— Что?! Богатея себе захапала, да?!

— Тебе какое вообще дело, собственно?! Или завидно?! Что на твою дочь только чмошник покусился?!

— Что ты сказала?! — визжит Мила, на которую, если честно, я не обращаю никакого внимания, а только нос выше задираю.

— Я работаю.

— Кем ты можешь работать?!

— Кем ты явно нет!

Градус растет по секундам и, кажется, если сейчас разбить яйцо, то можно приготовить омлет, не включая плиту!

Я тяжело дышу, меня аж дергает от злости — мачеху тем более. Она пошла красными пятнами, и это, скажу я вам, недобрый знак.

— Женя… — тихо вмешивается папа, на которого я резко перевожу взгляд и сразу ершусь на его, который мне не нравится!

Потому что он ей верит! Снова!

— И ты в этот бред веришь?! Да?!

— Да такие деньги заработать можно только если задницей своей! — выплевывает Инна, — Что?! Научилась ноги раздвигать, сучка?!

Меня снова дергает от ярости, как от пощечины. Папа мямлит…

— Инна, ну зачем ты так…

— А как еще?! Она мне в подоле притащит! Спиногрыза!

— Мне мозгов хватит аборт сделать! — взрываюсь и делаю на нее шаг, — Уяснила?!

— Да ну? — усмехается в ответ, — Думаешь, это так просто, да? Или что?! Рассчитываешь, что он на тебе женится?! Да кому ты нужна, сопля помойная!

Шлёп!

Я этого момента сама не помню, если честно. И то, как руку подняла, и то, как ей треснула по ненавистной морде. Помню только, как она смотрела на меня с неверием и широко распахнутыми глазами. И помню, как сбегала из дома потом, как ехала на маршрутке и рыдала в три ручья…

Сейчас

Так я сожгла мосты, и с тех пор с ними больше не живу. Приезжаю к папе изредка, на него я тоже злюсь. За то, что поверил. Пусть это отчасти и правда, но он меня не защитил, и это здорово подкосило наши отношения.

Влада с его отцом ничего не может подкосить. Я смотрю, как он слегка улыбается, когда немного отходит в сторону ближе к панорамному окну, за которым все так бело-бело. И пушисто. Мягко. Потом тянет за ползунок. И голос его ласковый…нет, он очень любит своего отца.

Я своего тоже. И я скучаю, поэтому отворачиваюсь, чтобы снова не начало в носу колоть. Их разговоры слушать мне сложно, по правде говоря, но сегодня, кажется, все — исключение.

— Чего?!

Влад повышает голос, и я резко поворачиваюсь обратно. Бегло смотрит на меня. Взгляд — полный мрак. Черт! Что-то случилось…

— Да подожди ты, не тараторь! Еще раз!

Пауза.

— Уверен?

Слышу, как в динамиках повышается градус, и вижу, как Влад превращается в стену. Все уходит — только Довод остается.

— Я тебя понял, спасибо.

Отбивает звонок, хмурится, глядя в окно, а я решаюсь тихо спросить:

— Влад? Что-то случилось?

— Ева едет сюда. Будет минут через десять, максимум пятнадцать.

ЧТО?! Я расширяю глаза и испуганно хватаюсь за свои плечи, и тогда он одаривает меня тем взглядом, который я ненавижу — холодным, отрешенным и полным отсутствующих эмоций.

— Сиди здесь. Я разберусь.

***

Если вы не знали, что такое «кошмар наяву», то я вам сейчас объясню. Он начинается с шуршания шин, продолжается хлопнувшей дверью машины, набирают обороты со стуком каблучков по каменной дорожке. А потом разом взрывается, когда во входную дверь начинают барабанить.

Я — ни жива, ни мертва. Трусливая идиотка, которая снова поражается, как можно было не думать о таком развитии событий?! Оно ведь вполне закономерно, да? Когда ты вступаешь в отношения с женатым мужчиной по доброй воли.

Идиотка.

Которая сейчас всем телом обратилась в слух.

Влад идет спокойной, ровной походкой. Открывает дверь. И с порога получает претензию:

— Где она?!

О боже. Она знает…знает! Я не могу дышать, мне как будто горло сдавили ее наманикюренные пальчики. Жмусь к стене, вся белая, как огромные сугробы за окном, адреналин бьет прямо в мозжечок.

Паника-паника-паника…руки трясутся, пальцы холодеют. Черт возьми! Черт-черт-черт!!!

— Ева, что ты здесь делаешь?

А ему хоть бы хны. Наверно, все приходит с опытом, да? Вряд ли на его памяти это первая такая стычка, да и вряд ли последняя.

Как он может сохранять такое хладнокровие?! Господи! Как?! Как ты это делаешь?! Когда я буквально на части распадаюсь…

— А что?! Жена не входит в программу на сегодняшний вечер?! — ухмыляется ядовито Ева, — Еще раз повторяю свой вопрос: где — эта — сука?! ОТВЕЧАЙ!

Влад молчит пару мгновений, а мне видится следующее: как Ева в порыве гнева начинает рыскать по дому и находит меня. Зажатую в углу, испуганную до жути девчонку, которая влезла в ее брак, а еще во что-то, чего сама не понимает. И не может оценить здраво.

Господи. Черт! Я не знаю к каким силам обратиться за помощью, но знаю точно: если она найдет меня здесь в таком виде — мне крышка.

Хватаю свой свитер, пока за дверью разворачивается битва:

— Ты больная на голову! Что за дешевые сцены?!

— Я больная?! Я?! Это ты, чертов ублюдок, больной сексоголик! Надеюсь, что только головой тронутый! Ты хоть резинки натягиваешь на свой вонючий член?! Или как?!

Щелк!

Замираю. Это точно пощечина, а за ней тяжелое, частое дыхание. Ее. Влад молчит. Она ему зарядила?! Нет, точно она. Влад вряд ли способен ударить женщину, но…твою мать…если она его ударила, то что со мной то будет? Я Еву боюсь, как огня. Даже не физически. Малодушно страшусь увидеть то, что сама и закрутила — взгляд ее глаз, понимание, боль…Мне так страшно, что я сейчас зарыдаю, ну честно. Как маленькая девочка. Неразумный ребенок, который увидел конфетку и побежал, а о последствиях не подумал.

Идиотка…черт, какая же ты дура, Женя…

Выправляю волосы, осматриваю себя сверх придирчиво, а потом хватаю со стола первую, попавшуюся папку и выскальзываю из кабинета. Я хочу сбежать. Не хочу всего этого слышать. Мне больно. Мне страшно. Мне дико стыдно и некомфортно.

Я. Просто. Хочу. Сбежать. Как можно дальше…

И появляюсь в коридоре, как раз когда Влад делает шаг на свою жену. Его щека полыхает красным и, кажется, это «красное» даже приобретает очертания маленькой ладошки — сильно она его треснула…мощно. Так бьют, только если любят…

Тихо откашливаюсь, чтобы обозначить себя — пара резко поворачивается.

— Извините… — мямлю, горю, глаза в пол прячу, — Я…я не хотела мешать, но…мне надо ехать домой и кормить собаку и…

— Женя?

Голос Евы потерял весь запал и жар, стал тихим, удивленным, и я отвожу взгляд в стену, заправляя волосы за ухо. Киваю, как болванчик.

— Здравствуйте, Ева Дмитриевна. Простите…если что, я ничего не слышала. Я…Влад Алексеевич…

Киваю ему слегка, хватая свою куртку, попутно демонстрируя папку.

— Спасибо, что…за документы и помощь…я…они мне очень пригодятся в написании моей работы и…простите еще раз.

Не знаю, сработает ли? Но это единственный шанс. Время тянется, как резина, пусть и прошло каких-то пару секунду между моим блеением и ее тихим вопросом.

— Ты был здесь с ней?

— Девчонка попросила показать примеры заграничных контрактов. Нужно для какого-то…

Влад мажет по мне безразличным взглядом, я киваю еще судорожней.

— Для моей курсовой. Это по учебе и…пожалуйста, простите. Я правда ничего и никому не скажу, я…пойду.

Пытаюсь просочиться к двери, но Довод усмехается.

— Я тебя отвезу, постой на улице, мне…

— Не надо, — резко прерываю, — Отсюда до Красного села очень далеко. Я справлюсь сама, итак отняла слишком много времени. До свидания.

Я бежала от этого проклятого дома, как от огромной воронки, которая засасывает все в себя и не отпускает ни на секунду. Задыхалась, чуть не грохнулась пару раз, но бежала дальше. Конечно, ни в какое Красное село я не собиралась, но это был единственный шанс от него скрыться и не видеть. Не слышать! А еще…мне очень хотелось поговорить с папой.

Поэтому сейчас я сижу на его кухне, спустя долгих три часа, медленно мешаю чай и хмурюсь.

Мне бы понять, как теперь быть? Как выпутаться из этих оков? Как освободиться? Но ответ ускользает. Зато я снова и снова вспоминаю сцену в его доме и разрушаюсь медленно на части…

— Малышка, ты совсем тихая… — говорит папа, слегка сжимая мою ладонь, — У тебя какие-то проблемы на учебе?

— Нет, — также отвечаю я, но руку убираю и сдавливаю сразу две на своих коленях.

Я правда хочу спросить. Рассказать ему все. Мне нужен совет! Но так стыдно признаться…тогда ведь Инна права будет: кто я, если не дешевая шлюха? Которая своей задницей заработала все, что на ней сейчас надето, вплоть до трусов?

— Жень, что-то случилось…да?

— Я могу тебя…спросить?

— Конечно.

— О маме?

Папа сразу деревенеет. Его рана так и не зажила, она кровоточит и болит, ведь поэтому он ни на что не реагирует. Инна для него, по большой степени, просто шум. Наверно. А я? Уже взрослая…

Но это совсем не так, папуль… совсем! Мне нужна твоя помощь…

Папа смотрит мне в глаза, которые, я чувствую, буквально горят надеждой, и кивает.

— Конечно, Жень. Спрашивай.

— Ты ей когда-нибудь изменял?

— Твой парень тебя обидел?

Да боже ты мой! Я буквально застонать мечтаю и еле сдерживаюсь, чтобы не вскочить и не заорать: да открой ты глаза! Нет у меня парня! Нет! Я связалась с женатым мужиком, как конченная дура! Так что твоя не менее конченная жена — права! Она — права! Ты воспитал шлюху!

Но слова только горят на губах. Я этого никогда не смогу произнести. Отвожу взгляд и мотаю головой, удрученно вздохнув.

— Нет у меня никакого парня…

Половина правды.

— Жень, я не верю в то, что сказала тогда Инна. Ты пойми, она и тебя обидеть не хотела. На нее столько навалилось…Мила, ребенок и…этот ее придурок…

Обидно.

Он снова пытается выступать в роли Швейцарии, черт возьми! Пытается нас примирить! Который месяц, кстати! Но я упорно не иду на контакт, Инна тем более. Она даже из комнаты не вышла, чтобы со мной поздороваться…да и хер с ней! Немного теряю.

— Я, наверно, поеду… — встаю, и в эту же секунду мой телефон оживает.

Довод

Когда ты поедешь в город? Я пришлю водителя

Обдает мурашками. Я не хочу! Его видеть…не после того, что сегодня было… зачем? Какой в этом смысл? Его просто нет.

Нам пришел конец, надо признать…конец! Пора ставить точки. Не за что бороться. Это не отношения, это не любовь. У него ее нет, я же знаю...а моя меня только душит. Только как?…Как же это сделать, черт возьми...

Вы

Я не поеду сегодня в город

Довод

?

Вы

Хочу побыть с папой

Довод

Хорошо

Его это бесит, я чувствую даже на расстоянии. Мой папа Владу не нравится. Точнее как? Ему не нравится его отношение. Что он меня не защищает...

А ты будто лучше?...

Довод

Тогда завтра с утра. Во сколько ты выходишь?

Вы

Не надо

Довод

Женя

Вы

Я сказала — не надо! Если кто-то увидит машину, снова будет треп! Я доберусь сама.

Надеюсь, до смелости с тобой порвать. Очень надеюсь…Больше я не хочу ничего слышать, поэтому отключаю телефон. На сегодня с меня хватит.

Вздыхаю и встаю, но папа вдруг берет меня за руку бережно и говорит:

— Не едь никуда сегодня, останься.

— Мне здесь вряд ли будут рады, пап.

— Я тебе рад, — в кои то веки серьезно говорит и кивает, — Это твой дом, Женя.

Сомнительно. Я к этой фразе отношусь с огромной долей скепсиса, только вот сил отказать — нет. Мне очень хочется остаться рядом, и я киваю, присаживаюсь обратно, а он улыбается. Сует мне мои любимые печенья и начинает расспрашивать про учебу и мою жизнь в городе.

Так я отвлекаюсь.

Ровно до того момента, как не выхожу на улицу, где меня все-таки ждет дорогущая иномарка. Только вот красная она. И принадлежит не Владу, а его жене.