Глава 7. Отказы не принимаются

Я решаю поступить, как взрослая, но с легкой щепоткой детской непосредственности. По-простому дурости, полагаю? Или обыкновенной трусости?

Просыпаюсь с утра, после долгой, томительной ночи переживаний и выкручивании ситуации «то так, то эдак». Нет, серьезно. Все произошедшее мысленно я переиначила с одного конца на другой, потом наоборот. Раскромсала на маленькие частицы. Изворотила по всякому, короче говоря, но никак не смогла избавиться от поцелуя, который так и отпечатался на губах.

На вкус он сладкий.

Когда я произношу эти слова, меня бросает в дрожь.

Даже сейчас! Стою перед входной дверью, на секунду задумываюсь…точнее как? Воспоминания вероломно протискиваются, как бы я их не прятала.

Меня ведет. Тянет. Внизу живота собирается плотный ком сильно напряженных мышц, и что мне с этим делать?! Я не могу избавиться, как бы не старалась! Сколько бы не ворочалась! Сколько бы не повторяла себе, что эти чувства испытывать неправильно!

Я их все равно испытываю.

Истома вторгается в меня без спроса…

Женя, он — табу. Женатый. Же-на-тый. Ты понимаешь, что это значит?! Ты осознаешь, чем все это кончится?!

Да осознаю я!

Психую, сорвав Викторовый поводок с гвоздика. Осознаю! Все понимаю! Знаю! Не даром все эти истории о бедственном положения таких женщин передаются с молоком матери! А что, не так что ли?! Разве кто-то в этом мире не знает, что любовницей быть — дело неблагодарное?! И даже если отмести моральную составляющую (хотя как это сделать? я не знаю), как же забыть обо всем остальном? Например, собственничество. Делить «своего» человека с женщиной, у которой на него прав больше даже по закону?!

О боже. Какой свой человек, Женечка. Ты спятила точно…куда тебе лезть во все это болото, если ты уже позволяешь себе такие формулировки?!

Сбегаю по ступенькам лестницы задумчиво, и даже Виктор сегодня предпочитает молчать и не отсвечивать. Обычно ведет себя иначе: тянет поводок, как бешенный, несется, ведет себя, как слон в посудной лавке, а сегодня гляньте только! Почти приличный мужчина. Кошусь на него, пока копаюсь в почтовом ящике, он на меня в ответ так жа-а-алобно смотрит.

— Ну что? Морда наглая. Не смотри на меня так! Куплю я тебе косточку, куплю.

Пес задорно, протяжно подтявкивае, выражая "добро", а я закатываю глаза и усмехаюсь.

— Мне бы твои проблемы…

Пи-и-и-и…

Домофон противно пищит, и даже солнце сегодня меня не радует. Все раздражает. И что светит так «счастливо», и птички со своими дебильными песенками, и запах лета. Нет, серьезно, весь мир будто искупали в коктейле веселья и радости, и только надо мной висит огромная, грозовая туча.

Или я сама туча?

Вздыхаю. Ладно. В конце концов, я не успела к нему привязаться — это хорошо. Не успела привыкнуть — еще лучше. Я чувствую, что для меня это кончится плохо, ну плохо! Уже же потекла, растаяла…Нет! Я делаю все правильно.

Уверенно киваю себе, отбросив в сторону меланхолию и горечь, делаю шаг к Мерседесу, который уже по-привычному меня встречает.

В пору даже усмехнуться, правда. И как я раньше то не догадалась? С чего вдруг миллиардеру присылать ко мне водителя каждый день?! Дура ты, Женька, дура. Все же было, как на ладони, перед носом. Только ты в другую сторону смотрела и ртом щелкала, а если бы сообразила раньше, возможно избежала бы этого дебильного вкуса его губ на своем языке.

Который до сих пор чувствуешь.

Эх, ладно. Опыт — дело наживное. Теперь знать буду, как говорится.

Пару раз стучусь в окошко с пассажирской стороны, водитель поднимает брови, но подчиняется и открывает его. Дальше разворачивается достаточно комичная картина: мужчина выгибает брови, смотрит то на меня, то на Виктора, который в свою очередь забавно наклоняет голову на бок. Скулит.

Я почти готова прыснуть от такой мизансцены, но слишком сосредоточена на другом.

— Здравствуйте.

— Здра…вствуйте. Вы повезете его…с собой?

Как аккуратно.

Интересно, он ведет себя так сдержанно и вежливо, потому что боится лишнее слово мне сказать? Вдруг обижусь. Вдруг наябедничаю. Полагаю, что я не первая любовница, которую он возил.

Стоп. Я не любовница! Потенциальная — да; но фактическая — нет уж, дудки!

Эта мысль меня «подбирает» в кучу. Я уверено расправляю плечи, потом достаю из кармана стопку денег, завернутую в белый лист с заявлением на увольнение и передаю мужчине.

— Я никуда не поеду. Передайте это Владиславу Алексеевичу.

— Но…

— До свидания.

Разворачиваюсь и побыстрее ретируюсь. Нет, это все же трусость. Я так ускоряюсь в сторону гаражей, запрещаю себе оборачиваться, даже на миг не дам! Потому что больше всего боюсь передумать, потому что сильнее всего меня тянет обратно.

К машине.

К нему.

Чокнутая…

Женя, он — табу!

Да знаю я! Грустно вздыхаю, сидя на скамейке в тени березы. Знаю…

Сигаретка в моих руках печально тлеет, унося столб пахучего дыма подальше. Черт, бросила ведь курить! Но сейчас не могу себе отказать в этом, ведь надеюсь, что также просто я смогу отпустить по ветру и все мысли о Доводе…

Пожалуйста…

***

В наглую я кое что сделала, а теперь вот не знаю — зря или нет? Может быть и не надо было так?

А, ладно. Уже не воротишь все равно.

Нажимаю на кнопки банкомата и снимаю деньги с карты, которые жгут мне ляжку, если честно.

А вдруг это воровство? Замираю на миг, но мотаю головой и яростно пихаю в карман.

Да с чего это?! Я же неделю отработала?! Работала! Он заплатил мне пятьдесят тысяч, и если их поделить на четыре — выйдет двенадцать тысяч. Я прикарманила десять.

Ох, такая тревога на груди.

Вот вроде бы говорю верно, так? А все равно я, как не в своей тарелке. Вошкается у меня под сердцем что-то…неправильное, и я не жалею, когда спускаю безжалостно свои грошики. Косточку купила Виктору, потом отнесла телефон на замену экрана, чипсов себе набрала, сладостей…

Он меня, в конце концов, вверг в пучину растерянности и какой-то больной похоти! Я ведь до сих пор горю! Так что не потушит даже ледяной душ! Ну ничего страшного, не обеднеет.

И все равно это неправильно…

Закатываю глаза, мотаю головой. Ну как мне с совестью своей справиться? Не знаю. Надеюсь, что удастся это выяснить, ну или хотя бы отвлечься. А как говорят? Бойся своих желаний.

Когда мы с догом заходим домой, первое, что я слышу — протяжные стоны и влажные шлепки.

Божечки…

Конечно, как человек достаточно взрослый, я понимаю, что значит вся эта звуковая какофония, но дергает меня знатно. На миг я с ужасом представляю папу и Инну, хотя с какого рожна то, собственно?! Они на работе. Сто процентная информация. А потом…

— Вася, Вася, ДА!!!

Капец.

Закатываю глаза, бросает в дрожь. От отвращения меня передергивает, и я присаживаюсь перед Виктором, чтобы расстегнуть ему поводок. С грохотом отправляю его в угол — любовничкам хоть бы хны. Да вы издеваетесь?!

Вот, знаете? Я свою семью откровенно не люблю, однако сейчас в тайне немного даже благодарна. Впервые в жизни. Когда понимаю, что мерзкие звуки идут не из спальни своей сестрицы, мою неспокойную душу тут же пронзает такое негодование!

На кухне! Там, где я ем! Охренели?!

Это, собственно, я и спрашиваю, когда с силой толкаю дверь ванной, что загораживает обзор.

— Вы совсем охренели?!

Василий комично дергается, сносит пепельницу, где все еще дымиться его сигарета, а на заднем фоне завывает экстра популярный репер в рядах неокрепших умов молодежи.

Молодежи — это почти смешно слышать из моих уст, однако популярных исполнителей я не люблю от слова «совсем». Как по мне — это своего рода пытка слушать невнятные стишочки про тоже, что творится здесь и сейчас. Мне больше Би-2 нравится, Земфира там, не знаю, Агата кристи? Но уж точно не это все.

И как же горько…в этот момент мне действительно горько, когда я думаю, что Влад вряд ли позволил бы себе трахаться на грязном столе рядом с недокуренной сигаретой и недоеденным бутербродом с колбаской. А меня такое ждет…раз отказалась от сказки, от красоты? Грации? Теперь достанется что-то похожее…

Зачем я отказалась?...

— Напугала! — взвизгивает Мила, запахивая наспех халат.

Боже, я то уже все видела!

Картинно закрываю глаза ладонью, отворачиваюсь, но вдруг натыкаюсь на пачку дешевых презервативов и такой смех берет!

— Теперь ты, значит, решил воспользоваться презервативами?!

— А что не так то? — хмыкает, шумно застегнув ширинку и плюхнувшись на стул, — Нам не нужны проблемы! Я еще слишком молод!

Такое заявление застает врасплох. Я забываю о стыде, перевожу взгляд на Милу, та глупо улыбается и слегка толкает своего дебила-парня, которому, что секс, что бутерброд — одно удовольствие. Как ее самозабвенно оприходовал, сейчас с таким же удовольствием поедает «угощение».

— Вась, ну ты чего? Забыл? Я же уже беременна.

— А. Точно!

Кухня взрывается от глупого, «хрюкающего» смеха, потом раздается грязный шлепок. Кстати, дело не в том, что он ее «шлепнул», просто выглядело это действительно грязно и как-то по-варварски. Аж до тошноты. Это он так любовь показывает, «мужчину» изображает, когда проходится по заднице Милы.

Все мое отношение выражается в скрюченном от омерзения лицом, но потом наступает окончательный финиш. Колбаска падает с булки, жирно намазанной майонезом, и хлюпает о пол. Васек замирает на мгновение, чешет репу, а потом, вы не поверите! Наклоняется, укладывает кусок обратно и с удовольствием продолжает трапезу.

А меня аж до реальных, рвотных позывов.

Какой кошмар…

— Ты просто отвратителен! — рычу, он на меня смотрит и хитро так подмигивает.

— Привыкай, неженка. Я теперь тут жить буду.

— ЧТО?!

Смотрю на Милу, она просто жмет плечами.

— Мы — молодая семья. Должны вместе жить!

— А родители в курсе?!

— Это уже не твое собачье дело! А теперь…не могла бы ты свалить отсюда на хер?! Мы не закончили!

— Да вы так закончили, что…

— Вали!

За такое хамское отношение очень хочется подойти и прописать по роже, но какой в этом смысл?! Да и к тому же она беременна. Надеюсь, что ребенком, а не троллем, хотя судя по его папаше — и это тоже возможно.

Разворачиваюсь, хлопнув за собой дверью, смотрю бедного Виктора, который так и остался в прихожей, сложив лапы на полу, а сверху водрузив голову.

Он Васька не любит. Тот над ним вечно издевается: то пнет, то нальет что-нибудь сладкое на спину, от чего у бедной животины потом липкое, мерзкое пятно, то дразнит «едой». Мол, угостить хочет, а на самом деле просто поиздеваться…

— Ну что ты? — шепчу, присев перед ним на корточки, — Пойдем лапки помоем, потом ко мне. Не бойся. Не брошу я тебя с этим придурком наедине.

Так мы и оказываемся у меня в комнате. Вообще, я Виктору не разрешаю на кровати своей спать, но сегодня можно. То и дело слышны мерзкие смешки, крики, громкое вещание песен невпопад.

Боже, ну за что ты так со мной?…

Неужели, и у меня такой же будет?...

Зачем ты отказалась, Жень?…

Все эти вопросы одолевают, пока я не засыпаю, крепко обняв пса за шею. Во сне меня преследуют разные образы. Они сменяют друг друга плавно…


Сначала я бегу по длинному, каменному коридору. Отовсюду бьет дикий холод.

Мне страшно.

Я озираюсь, когда попадаю в ловушку, а за спиной звучат плавные, медленные шаги.

Резко оборачиваюсь — тень. Высокая, широкоплечая тень, от которой при всем ее внешнем спокойствии, бьет огонь. Жар.

Я знаю, кто меня преследует.

Знаю!

Прижимаюсь всем телом к стене, не смею даже пошевелиться, и раньше, чем тень выходит на слабый свет, шепчу.

— Пожалуйста, оставь меня…

Но в ответ лишь глухой смех.

Шаг — и я вижу его лицо. Прекрасное лицо, почти идеальное: с четкой линией скул, темными волосами, щетиной, пухлыми, дьявольскими губами. Глаза тоже у него дьявольские, они обещают мне погибель, да и губы чертовы не уступают…

— Тише, Женя. Прекрати сопротивляться… ты же этого хочешь.

— Не хочу! — мотаю головой, однако…это ложь.

Все мое естество тянется к этому мужчине. Я знаю, что это неправильно, но ничего с собой поделать не могу.

Я его хочу.

Внутри жаркие, горячие, как раскаленные угли костра, волны беснуются. И подчиняются ему, стоит Доводу сделать шаг на меня, положить руки на бедра.

Снова глухой смех на ухо.

— Ты уже моя, малышка Женя. Бежать бессмысленно.

Пылкие поцелуи обрушиваются на мои бедные, тонкие плечи огромными льдинами града. И я прогибаюсь в спине, тянусь, иду на поводу инстинктов.

— Она уже здесь…

— Кто?

— Хозяйка этого храма, девочка…

Молния освещает небольшое пространство, и я вижу перед собой Еву.


Вскакиваю так резко и совершенно точно не понимаю, где я вообще нахожусь! Озираюсь. Дышу тяжело.

Мамочки…вот это сон! Какого хрена?! Кто-то перечитал мифов Древней Греции?!

Ох, черт! Дыши!

Прикладываю руку к груди, жмурюсь, а в следующий момент понимаю, что в комнате вовсе не одна. Еще одна вспышка страха, и я резко натягиваю одеяло до груди и вдавливаюсь в стену. Дебильный Васёк стоит у моего стола и жрет чипсы. Точнее как? Он их жрал, но сейчас застыл и глаза округлил.

— ТЫ ОХРЕНЕЛ?! — прихожу в себя первая, парень сразу кладет пачку на стол и жмет плечами.

— А чего?! Тебе жалко что ли?!

— Какого хрена ты делаешь в моей комнате?!

— Я это…ну просто зашел.

— Пошел вон!!!

Васёк снова ловит легкий ступор, но быстро подбирается, и я еще не знаю, что ступор, который я словлю дальше, вряд ли можно будет назвать похожим. То есть легким.

Он ответственно заявляет, приправив свой бред ухмылочкой.

— Да брось, не кипишуй, малая. Знаю, что нравлюсь тебе.

Простите?!

И что мне на этот бред отвечать?! А нечего! Я дар речи теряю от такого сюра, хлопаю теперь глазами, как дура, он же оценивает реакцию по своему. Ухмыляется активней, делает шаг к постеле и бровями зазывно подергивает.

— Я никому не скажу, малышка…

Так, ладно. Вот это уже явный перебор. Резко подаюсь вперед, смотрю на него волком и рычу.

— Не о чем говорить! Что за бред?! Ты себя в зеркало видел вообще?!

Васёк закатывает глаза.

— Все вы бабы одинаковые. Цену себе набиваете…Я готов, если что. Ну ты понимаешь.

Мне бы ущипнуть себя, однако, не успеваю. Мила орет дурниной:

— Вась, полотенце принеси!

И этот подлый тролль сразу подбирается весь. В ответ кричит:

— Сейчас!

А сам на меня смотрит и шепчет.

— Время еще будет, не переживай. Ради такой задницы я готов и потерпеть. Знаешь? Всегда мечтал трахнуть сразу двух сестер.

Слава богу он уходит. Я не признаюсь себе, буду до потери пульса твердить, что «если что» наваляю ему по наглой морде, так как давно об этом в тайне мечтаю, но…Если честно, то в этот момент мою душу оплетает липкий, тихий ужас. Не знаю почему. То ли из-за полного отсутствия морали, то ли разума, то ли из-за взгляда.

Не нравится мне этот его взгляд.

Но удается все эти волны сублимировать. Кстати, достаточно просто: это Васёк. Помимо неудобств тактического плана, он ни на что больше не способен, а если что, я ему действительно могу и навалять.

Вот так то!

Что мне делать с Доводом — вопрос куда интересней.

Откидываюсь на подушки и долго смотрю в потолок. Я проспала долго, так что в теле такая характерная «нега» растекается. Как будто плаваю в киселе. Этот чертов Довод из меня все соки вытянет!

Нет! Не позволю!

Надо брать себя в руки.

Решаю я «окончательно», потом встаю и беру ноутбук. Судя по тенденции моей жизни, нужно срочно искать работу. НОРМАЛЬНУЮ работу. Вряд ли я смогу здесь долго жить. Нет, с одной стороны, я также сильно сомневаюсь, что Васёк задержится в этой квартире надолго, но чем черт не шутит? Лучше перебдеть.

Провисаю на сайте до вечера.

В Питере сейчас пора такая сладкая: почти Белые ночи, так что солнце и не думает идти на покой. Скоро снова не захочется спать, а только гулять-гулять-гулять до утра…Я люблю это время. Легко так на душе становится, и веют какие-то ветра перемен. Не знаю, может и нет? Но я всегда именно это и ощущаю.

И еще волнение какое-то странное. Будто вот-вот что-то случится…

Из философии моей юной, нежной головы вырывает звонок. Я смотрю на свой старый телефон, перемотанный скотчем, хмурюсь, но потом сразу улыбаюсь. Наверно, мой айфон готов! Парнишка из ремонта сказал, что возможно получится отдать его сегодня! Ура!

Соскакиваю с подоконника и мчу к столу, сразу беру трубку.

— Алло?

— Спускайся.

Бдыщ!

У меня перед глазами все плывет, а воздух застревает в солнечном сплетении. Приходится даже схватиться за край стола, чтобы не грохнуться на задницу.

Боже…

Это он!!! Тот, кто снится мне уже какую ночь! Тот, кто вероломно целует и заставляет плыть в неизвестные дали, куда я заходить не хочу даже по колено!

Это Довод…

Слышу его тяжелое дыхание в трубке телефона, кожа сразу покрывается мурашками. Надо что-то ответить? Да же? Ну да. Это логично.

— Что вам надо? — пищу, он устало вздыхает.

— Что мне надо, обсудим с глазу на глаз. Спускайся.

— Вы из-за денег? Я имею на них право! Я отработала!

— Да плевать мне на эти гроши, могла бы хоть все себе оставить! — рявкает грубо, — Спускайся!

Да пошел ты!

— Нет!

Если честно, то мне на миг кажется, что он словил ступор, как я сегодня не раз ловила. Потому что, спорю на что угодно, он этого слова не знает! Нет в лексиконе! Ну нет его там!

— Нет, значит?

— Значит нет!

Прикуси ты язык, черт тебя дери! А не могу. Меня так бесит его наглость, что я натурально не могу пропустить хамство мимо ушей! Что за приказы?!

— Я больше у вас не работаю, и вы не можете…

— Не хочешь спускаться? Хорошо. Я поднимусь сам.

— Нет! — взвизгиваю и воровато осматриваюсь, будто у меня за спиной целый концертный зал.

А там нет никого! Только Виктор лежит на постели и смотрит на меня, как на дуру.

Боже, Женя, у тебя натуральная паранойя! Я ведь когда ему отвечаю, вся скручиваюсь и горячо шепчу, ручкой трубку закрывая.

Чо-о-кну-утая…

— Папа дома, вы не можете…

Прерывает меня сладкий, бархатный смех. Мягкий такой. Расслабляющий. Я в миг покрываюсь румянцем, а он тянет.

— Папочку испугалась?

— Пожалуйста…

— Хорошо. Но у тебя есть пятнадцать минут, я жду внизу.

Баш на баш, услуга за услугу.

Звонок отрубает, как и отрубаются все мои попытки сбежать. Я нервно кусаю губу, глядя на экран сотового, но…блин, а что прикажете делать?! Спешу к шкафу! Да, я хотела избежать нашей встречи, разговора, вообще любых коммуникаций, но все-таки я — взрослый человек! И я могу отказать мужчине, глядя ему в глаза! Могу! В конце концов он действительно обычный мужчина, а не Бог с Олимпа, кем я его тут воображаю. Все это я громозжу, пока одеваюсь в джинсы с высокой посадкой и белую футболку. Убеждаю себя. Очень талантливо, кстати, однако…Хорошо предание, да верится с трудом. Так кажется говорят? Я когда в глаза себе смотрю, понимаю, что попахивает огромной, дурной кучей вранья. Кажется, я знаю, что эта встреча станет фатальной.

Нервничаю дико. В темноте лестничной клетки чуть не валюсь навзничь, так что заставляю затормозить и придти в себя, а не нестись сломя голову. Развожу руки в стороны, выдыхаю, потом киваю и снова повторяю свою правду про себя: ты справишься. Это просто разговор. Ты сможешь! Ты взрослая!

Именно. Так и есть. Взрослая. Я — разумный, взрослый человек, в конце то концов!

Гордо откидываю волосы назад, плечи расправляю и иду дальше, по пути надевая теплую рубашку в клеточку. Знаете? Я вот опять повторю, что семью свою не особо то жалую, но второй раз за непростой день они меня спасают. Когда перехожу лестничный пролет между третьим и вторым этажом — слышу знакомый смех и закатываю глаза.

Понятно.

Стоят.

Вся компания моей младшей, названной сестрицы собралась. Пиво лакают. Курят. Я застываю на верхней ступеньке, смотрю на Милу, как на дуру, а та гогочет во всю, извиваясь в руках своего тупого дружка.

Боже. Какой кринж. Ну ты дура или как вообще?! Так и подмывает спросить, что я, собственно, и делаю.

— Надеюсь, что ты не бухаешь?

Мила сразу застывает и волчонком смотрит на меня, поджав верхнюю губу подобно матери.

— Тебя забыла спросить!

— Меня то, может, и нет, но Инна будет в восторге, когда узнает.

— Ты не посмеешь ей рассказать! И я не пью!

Закатываю глаза, спускаюсь по лестнице, а когда останавливаюсь на точке их сбора, хмыкаю.

— О себе не думаешь, так о человечке в пузе своем побеспокойся, дура.

— Ты охренела?!

— Что скажут соседи, а?

Мила вся кривится, но я знаю, что против матери пойти ссыкатно будет. По крайней мере пока. Она хоть и дочь ее, и ей никогда на орехи не попадает, однако Инна общественное порицание ненавидит, и за это Миле точно влетит. На меня не перебросишь — и мы это обе знаем, поэтому я ее с высоты своего «авторитета» продолжаю давить.

— Домой вали, идиотка! Или я позвоню Инне, клянусь!

— Да хорошо! И сама идиотка!

Сестра обиженно тянет Васька в сторону пролета наверх, а тот, явно не настроенный уходить, но рассерженный, что придется, выдает:

— Женек, тебе бы потрахаться. Авось подобрее станешь, а?

Обидный гогот разбивается о стены подъезда и ударяет по мне, но я не показываю. Скучающе смотрю на парня сестры и нагло парирую.

— Если «потрахаться» длится также мало, как твое — это вряд ли.

Знаю, что мое высказывание звучит удачней и повкуснее, но никто не посмеет заржать над своим дебильным предводителем. Только если в кулачки или отвернувшись, что и происходит с компанией, и это выводит Васька из себя. Он шагает на меня, хватает за руку сильно и дергает:

— Ты, сучка, попутала что ли?!

Мда. Ситуация выходит из под контроля, и это мягко сказано. Вообще, я слышала, что Васёк не гнушается ничем: и кражи были, и издевательства над теми, кто слабее, и драки. Но ладно он с пацанами задирался, нередко в школе и девчонкам прилетало — ну да, вот такой у нас зятек. На все руки мастер.

Главное — держаться ровно, с достоинством и не показывать страха.

Вырываю руку, скрываю, что это было достаточно больно, чтобы попасть под критерий «очень», поджимаю губы и цежу.

— Не смей трогать меня, или я быстро на тебя заяву накатаю, усек?! Покатишься под белы рученьки купала на спине бить, да заточки учиться делать!

Так то! Василий, если чего и боится, так это ветром северным укатить куда-нибудь в Сибирь.

Гордо вздергиваю нос, смотрю на Милу, которая в миг притихла, а потом указываю на лестницу.

— Иди домой, Мила.

— Я правда не пью… — неожиданно тихо шепчет, потом на сигарету подружки смотрит, вырывает ее и выкидывает, — И вон! Они курить не будут! Мы чуть-чуть постоим и пойдем, честно!

Вот дура.

Мне так ее жаль на миг становится: где же был твой мозг, девочка? Ну ты же совсем еще ребенок, если гонор убрать. Что же ты творишь?

Вздыхаю, мотаю головой и продолжаю свой путь, бросив через плечо.

— Делай, что хочешь, Мил. Твой ребенок. Но соседи увидят и матери доложат — тогда пеняй на себя.

Думаю, что укол совести и угроза сработает все-таки, так что я почти спокойна. Ну как? До того момента, как не толкаю дверь и не вижу машину.

Я сразу понимаю, что она — его. Да и как иначе то? В нашей дыре ну действительно же таких тачек не бывает просто! Тонированная, блестящая конфетка с огромными колесами, на которые заглядываются мимо проходящие пацаны лет десяти.

Спорю на что угодно, эта машина — мечта. Я в них совсем не разбираюсь, но и мне она очень нравится: маленькая, низкая, но такая…знаете? Агрессивная и притягательная. И как-то страшно подойти вдруг. Останавливаюсь у двери за пару шагов, мну пальцы. Что мне делать? Просто подойти и сесть? Как-то неловко.

Наверно.

Скорее всего нет. Именно этого от меня и ждут. Довод опускает стекло, слегка нагибается вперед и поднимает брови.

— Забыла, как открываются двери? Или особого приглашения ждешь?

Мне очень хочется показать средний палец, так что буквально приходится сдерживать одну руку другой, пока я наспех подхожу и сажусь.

Но не поворачиваюсь.

— Что вы хотели?

— Пристегнись.

— Что?

— Отъедем, а то мы, как на выставке.

Злюсь и резко перевожу на него взгляд. Теперь мне очень хочется сказать все, что действительно думаю: и про его поведение, про грубость, про самомнение пару шпилек всадить, да только слова растворяются в голове, как дым от моей сигареты сегодня с утра.

Все тает под взглядом этих черных глаз, и я робею просто дико! Пока щеки покрываются густым румянцем.

Довод улыбается уголком губ и тихо, вкрадчиво шепчет.

— Ре-мень.

А я подчинаюсь. Не знаю почему, но подчиняюсь, трясущимися пальчиками нащупывая железную «застежку», а потом и «коробку», куда эту застежку вставлять.

Бух-бух-бух.

Сердечко в груди бахает с удвоенной силой, а с губ срывается тихий вопрос:

— Куда вы меня везете?

— Когда мы наедине, обращайся ко мне на «ты» и просто Влад.

Не хочу я обращаться к тебе на «ты» и просто Влад, ясно?! Не хочу! Как будто ближе себя чувствую, а я дальше сбежать мечтаю! Пока выезжаем со двора медленно и плавно, я жмусь к двери, хмурюсь, а потом все-таки переспрашиваю.

— Куда вы меня везете?

Влад усмехается уже отчетливее, бросает на меня острый, жгучий взгляд и тянет нагло.

— Значит…ты у нас смелая, да? Любишь дерзить.

— Я не…

— Хорошо. Посмотрим…

Хмурюсь сильнее, не догоняю абсолютно! А машина резко срывается с места, выезжая на проспект, и дает по газам так, что сердце мое бедное ухает в бездну.

Мамочки!!!

Загрузка...