Довод для измены

Глава 1. Довод

В маршрутке, как обычно, куча народа, а в Питере, как обычно, идет дождь. Я забилась в самый угол и устало считаю капли на стекле, хмурюсь. Ненавижу этот маршрут. До Красного села ехать не сказала бы, что очень долго, но душу тебе вынут совершенно точно, особенно, если ты не хочешь туда ехать.

А я не хочу.

С пятнадцати лет для меня возвращаться в родной дом — смерти подобно. Именно тогда, после долгих лет одиночества, отец наконец привел свою женщину, на которой женился еще через полгода. Как по мне слишком быстро и стремительно, но кто меня спрашивал? Мама умерла, когда мне было десять, отец долго страдал, так что для его мамы Инна стала спасением. Вообще, если уж говорить откровенно, я думаю, что они спелись так быстро и так тесно, потому что дико похожи. Что одна — злобная сука, что вторая. Я их обоих ненавижу. Моя «бабуля» не устает твердить, что моя мать хилая идиотка, которая ПОСМЕЛА заболеть и умереть, а Инна обожает твердить, что я не лучше. Отец, к сожалению, после мамы сломался и перестал принимать какие-то решения в принципе. Меня это так злит порой, аж до красных кругов перед глазами. Я ведь помню его другим! Когда была маленькой, он всегда улыбался, был сильным и смелым, моей стеной, но мамина болезнь высосала все его жизненные соки, и теперь он лишь бледная тень себя прошлого.

Это печально.

Он будто потерял интерес вообще ко всему! И теперь легко позволяет меня гнобить бабке, жене и ее дочери, которая при этом младшем меня на полтора года, а считает, что может учить жизни.

Ха-ха! Ну конечно же да, черт возьми!

Ладно, не хочу заводиться и портить свой, как по мне, лучший день за много лет. Неделю назад мне исполнилось восемнадцать — раз; два — я ездила в университет своей мечты в центре Санкт-Петербурга; три — я в него поступила!

Гип-гип! Ура! Хочется поднять средние пальцы над головой и послать всех тех, кто в меня не верил (а я думаю, что понятно сразу: «не верил» в меня только ленивый), но вместо этого я снова отпускаю ситуацию с этой стороны. Мне просто хорошо, я просто безумно счастлива, и просто готовлюсь идти вперед! С высоко поднятой головой, как мама того желала бы!

До нашего дома от остановки идти минут десять по дворам. Я добираюсь за семь. Побыстрее, побыстрее, побыстрее, но опять же не для того, чтобы поделиться радостной новостью с «семьей», просто моя лучшая подружка Ника тоже поступила в университет своей мечты, и сегодня у нас проводы. Она переезжает в Москву.

Мне больно из-за того, что я ее теперь почти не буду видеть, но с другой стороны, я за нее безумно рада. Идти к своей мечте — правильно. Необходимо. Чтобы не завять изнутри, так что дерзай!

Вот. Хорошо сказала, надо запомнить для тоста!

Слегка улыбаюсь и открываю потертую дверь — в нос тут же ударяет стойкий запах собачатины.

Гав-гав-гав!

Ох, как же я ненавижу эту чокнутую псину!

Закатываю глаза и отпихиваю огромного дога «Виктора», захожу в узкую прихожую и думаю о том, о чем думаю каждый раз по возвращению домой. Во-первых, какой идиот решил, что заводить дога в такой маленькой квартире — разумно?! Во-вторых, как можно было назвать его «Виктором»?! Чокнутые бабы…и мачеха моя, и названая сестрица.

Кстати, странно, что не встречает. Мила до мерзости любопытна и обожает совать свой нос туда, куда ее не просят, но сейчас никого в прихожей. Только эта морда смотрит на меня жалобно-жалобно. Снимаю свою курточку, усмехаюсь и слегка толкаю его, почесав за ушком, иду в ванну.

Стоп. Что за стенания?

Из кухни доносятся достаточно отчетливые рыдания.

Мне стыдно думать так, но я надеюсь, что отец наконец-то вспомнил, что он мужчина и за все, что делает мачеха, если не подал на развод, то хорошенько двинул ей по заднице, но нет. Это рыдает не Инна, а Мила. Горько так. Уткнувшись лбом в сложенные на столе руки.

— Эм…что случилось?

Инна оборачивается на меня и сразу поджимает верхнюю губу, оскаливаясь. Мда, я тоже очень рада тебя видеть. Мила отрывает на миг лицо от рук, смотрит на меня заплывшим, красным взглядом и начинает рыдать еще истошней.

Ох, понятно…наверно, в очередной раз поссорилась со своим дурным парнем. Васька ее — одноклассник и охломон, как по мне, — не стоит и выеденного яйца, а каждую их ссору она воспринимает, как трагедию всемирного масштаба и разводит такой же потоп, кстати. Не хочу даже слушать, что он сделал в очередной раз, поэтому закатываю глаза и ухожу в ванну, а потом иду на звук телевизора из гостиной.

Мне очень хочется рассказать папе про мое поступление, но на пороге комнаты я замираю. Снова накатывает это ужасное ощущение, что от него осталась одна оболочка: когда-то красивый, высокий, стройный мужчина теперь похож на…не знаю на кого, но точно не на себя! Пузо отрастил, развалился на диване, пиво глушит — господи, ну когда же ты стал таким, папа?

Меня от этих мыслей отвлекает то, что он медленно поворачивает на меня голову и вдруг слабо, нежно улыбается, шепчет:

— Малышка моя…

Вот в такие моменты я его вижу. На дне светло-голубых глаз, которые я унаследовала, и в красивой улыбке с милыми ямочками, которые я тоже повторила в себе.

— Привет, папуль.

Прохожу в комнату и сажусь рядом с ним на диван.

— Что смотришь?

— А? Да всякую ерунду.

— Что на кухне?

Жмет плечами и устало отпивает из горлышка.

Повисает неловкое молчание. Мы с ним явно пошли не по той дорожке, раз потеряли все то, что нас когда-то связывало, и это до боли печально… Я же помню, как в детстве мы постоянно говорили: он рассказывал мне про зверей и про лес, который обожал. Про молодость бывало. Про свою учебу в школе, или вспоминал какие-то смешные истории; как мы строили вместе скворечник, наконец! Его столько всего интересовало когда-то, и когда-то он не мог представить себе, что будет тратить свою жизнь на то, чтобы сидеть и смотреть «ерунду»…

Ладно…неважно это уже. Он не хочет ничего менять. Сколько бы я не пыталась его расшевелить — ни в какую, а значит его все устраивает, мне же надо повзрослеть и понять: невозможно спасти того, кто не хочет быть спасенным.

Но может быть получится хотя бы порадовать?

— У меня новости.

Папа вдруг резко смотрит на меня, как-то комично-жалобно строит бровки и шепчет.

— Пожалуйста, только не снова новости…

Что?!

Хмурюсь глупо, головой дергаю, а он вздыхает.

— Прости. Просто…неважно. Говори.

— Я поступила на переводчика!

Знаете? Кажется, у меня действительно получилось его порадовать, потому что я вижу, как в момент отец загорается, улыбается широко-широко и отставляет бутылку.

— Серьезно?!

— Да! Представляешь?! На бюджет!

— Женечка! Молодец!

Папа сгребает меня в обнимку, и я уже думаю: вот оно! То самое чувство родительской любви и теплоты, как вдруг его у нас отнимают.

— Что это вы тут обнимаетесь, а?!

Я ненавижу в своей мачехи даже голос.

Если я сказала, что Мила — любопытная Варвара, а я взяла светло-голубой цвет глаз и ямочки от папы, то именно эта черта досталась ей от своей мамаши. Как говорится, каждому свое. Только если девчонка просто навязчива, Инна — кошмар в юбке. Вечный бдитель, контролер и коршун, который стоит у тебя над душой и должен быть в курсе всего того, что ты делаешь. Еще она до жути ревнива, и когда видит, что отец обращает на меня внимание — сразу встает в позу: руки в боки, брови хмурые, взгляд горит.

Как сейчас.

Наверно, именно она и поспособствовала тому, что мы с папой общаемся так мало и странно, будто не родные вовсе. Никому не хочется слушать вечную пилежку головного мозга, я понимаю и стараюсь не злиться на папу за выбор «пассивной» позиции, и в данный момент стараюсь не злиться тоже. Он неловко от меня отстраняется и снова берет бутылку, говорит сухо:

— Женя поступила в университет.

Я поворачиваюсь на Инну. Вообще, мне очень интересно, как она отреагирует? Бывает, мне кажется, что она мечтает о моем провале. В смысле…я никого не хочу обидеть, но Мила — дура дурой. Она ленивая, не старательная и откровенно глупая, поэтому никаких академических высот никогда не достигнет, да и не стремится. Ее мечта — встретить «богатого мужика» (дословно, с сохранением жаргона мечтающего), который непременно влюбится в нее с первого взгляда, заберет в красивый замок и будет работать на нее вечную вечность. А она просто будет. Вот такая распрекрасная.

Удачи.

Я всегда поджимаю губы, когда слышу подобные разговоры из ее соседней комнаты. К сожалению, стены у нас тонкие, так что единственное, что меня спасает — хорошие наушники. Но жаловаться — грех. Слава богу, что у нас еще трешка. Да, маленькая, ну и что?! Вот жила бы с ней в одной комнате, тогда хоть вешайся.

А сейчас я хочу получить свою сатисфакцию, как бы, опять же грубо, не звучало. Считай, утерла ей нос: ну и? Что же ты скажешь?!

— У нас нет денег! — бросает вызов, но на это у меня уже заготовлен ответ.

— Я поступила на бюджет.

Говорят, вечно можно смотреть на три вещи: вода, огонь и как работают другие люди. Ничего против двух первых пунктов не имею, но предпочла бы разгружать вагоны, чтобы заменить работу на этот момент. Видеть, как мачеха покрывается красными пятнами от злости — бесценно. Еще миг, клянусь, у нее пар пойдет из ушей, как в мультиках из моего детства. Кажется, я даже слышу звучный шлепок — так я щелкаю ей по носу и да, получаю эстетическое удовольствие.

Вот так то. Выкуси.

— Это невозможно.

— Прости, Инна, но ты не решаешь, что мне делать в моей жизни, — складываю руки на груди и гордо поднимаю нос, уставившись в экран телевизора, — Мне восемнадцать уже.

— Ты живешь в моей квартире и…

— Это квартира моего отца.

Бью по-больному. Инну дико бесит, когда ей указывают на то, что власть ее также призрачна, как любые шансы не пустить меня на учебу, и теперь я, кажется, слышу свист? Пара из ушей? Да пусть у тебя хоть башка взорвется — я буду учиться! Клянусь! Буду!

— Я сказала! Отмени!

Усмехаюсь. Ага, сейчас. Бегу и падаю.

— С чего вдруг?

— Потому что я — беременна!

Голос Милы орет противопожарной тревогой. Не удивлюсь, если сейчас «Виктор» начнет подвывать…

Стоп. Что она сказала?! Резко поворачиваюсь и смотрю на младшую «сестру» широко распахнутыми глазами.

— Что ты сказала? — выдыхаю, она рычит.

— Я беременна!

Какой. Кринж.

Нет, серьезно! Я ловлю такой шок и ступор, что не могу даже отдать команду мозгу «закрыть рот». Беременна?! Ребенком?! Ей же всего шестнадцать! Куда?! Что ты творишь?!

Все эти вопросы проносятся в моей голове молнией. Не поймите меня неправильно: дети — это прекрасно, но…черт возьми! Не сейчас! Не в таком возрасте! Сначала надо встать на ноги, а уже потом думать о семье. У меня по этому поводу вообще есть четкий план: заканчиваю университет, на последнем курсе знакомлюсь с мужчиной, устраиваюсь на работу, параллельно выстраиваю с ним отношения. Год-два — свадьба; еще год-два — дети. Ни раньше, ни позже. Ведь, ну правда, куда?! Даже если отбросить в сторону, что на ногах ты вообще никак не стоишь, не то что «твердо», ты же сам еще идиот, и поступки у тебя идиотские! Мы — дети! Даже я, не смотря на недавнюю цифру «18» с торта — ребенок! А она! Вы же слышали о ее мечте?! Ну разве я не права?!

— А это точно? — осторожно интересуюсь, Мила сразу скалится, как мамаша.

— Думаешь, что я не знаю, как писать вертикально?!

— Надеюсь, что знаешь, — нахожу сразу, но потом перевожу взгляд на Инну и киваю, — Поздравляю? Это же хорошая новость?

— Естественно, это хорошая новость!

Как же они похожи…в этот момент, стоя над нами с папой мерзкими гаргульями, я сразу вижу семейное сходство. Но знаете, чего я не вижу?

— А при чем здесь я?

Да. Этого я не догоняю, хоть убей. И это, кажется, берегли, как окончательный «аргумент». Я вижу, как Инна выпрямляет спину, по-хозяйски складывает руки на груди и чуть ли не ухмыляется, выдает:

— А кто помогать будет, Женя?

Простите?! Если от первой новости я словила шок, то теперь на меня накатывает злость и негодование.

— Без понятия. Меня это как касается?

— Это твой будущий племянник или племянница, неблагодарная девчонка! Кто будет с ним сидеть?! Кто будет водить Милу по врачам?! Я работаю!

Вскакиваю на ноги. Нет, ну это уже наглость!

— А я учусь! Твоя дочь ноги раздвигала, а я должна страдать?! — ору, не выбирая выражений, — Это не мои проблемы!

— Не смей со мной так разговаривать!

— А ты не смей вставать между мной и моей учебой!

Тяжело вздыхает. Я вижу, как по ее лицу идет рябь «раздумий» — она избирает линию поведения. Мне часто доводилось такое наблюдать: либо слезы, либо «вежливые», фальшивые уговоры с бредовыми аргументами, либо оры и «тесный, физический контакт». Интересно, что будет на этот раз?

Выдыхает еще тяжелее, прикрывает глаза и кивает.

Понятно. Будут уговоры и аргументы, не стоящие ничего.

— Хорошо, я понимаю, но поступление можно отложить. Посидишь с ребенком до садика, Милочка закончит школу…

Снова ловлю шок. Такая наглость…

— То есть ее образование — это важно, а мое можно и по боку, да?!

— Ты закончила школу!

— Ваша Милочка может закончить вечернюю!

— И кем она будет?!

— А кем она так будет?! Она же не делает нихрена!

Шлеп!

Звонкая пощечина обрушивается на мою щеку, за которую я тут же хватаюсь и расширяю глаза. Нет, это не впервые, но я всегда реагирую одинаково: слишком живы воспоминания счастливой семьи, где детей не бьют и не шантажируют, чтобы получить желаемое. Эти воспоминания настолько яркие, что я до сих пор живу в той реальности, так и не привыкла ни к пощечинам, ни к орам…

Спасибо, мамуль…

— Ты будешь делать то, что я скажу, мерзкая девчонка! Мила будет заканчивать школу, а ты сидеть с ребенком! Ясно?! Или забыла, на чьи деньги ты живешь?!

Пошла-ты; пошла-ты; пошла-ты!

С глупой надеждой я бросаю взгляд на отца, но снова сталкиваюсь со стеной. Он просто сидит на диване, уставился в пол и молчит. Будет молчать. Он ничего не скажет — от этого обиднее всего…он за меня больше не заступится.

***

На мои восемнадцать лет, папа, путем нехитрых манипуляций и ловкости рук (если так можно назвать «ныканье» премии в носок»), дал мне пятнадцать тысяч. Я планировала купит себе что-нибудь «эдакое» — платье, например, или косметики получше? Может быть духи? Но сейчас мне плевать на все планы. Я вылетела из квартиры пулей, не закончив разговор, и теперь вот стою в подъезде у батареи и жду такси.

Слезы горькие глотаю.

Сейчас я не готова толкаться по общественному транспорту, потому что градус моего напряжения достиг отметки «я убью каждого, кто подойдет ко мне близко». Скажем так, такси — инвестиция в мое будущее, а то вдруг что? Может быть тупость не передается воздушно-капельным путем, но вот агрессивность еще как! Драки мне только не хватает, как на всяких идиотских видео с Ютуба.

Ну уж дудки!

Да и к тому же не хочу заявляться на праздник к близкому человеку, чтобы его ей изгадить. Надо успокоиться.

Спойлер: получается «так себе».

Я приезжаю к бару «Кит» на Невском не в таком бешенстве, но все еще на взводе, а когда захожу внутрь и Ника меня замечает, сразу считывает всё:

— Та-а-ак…что с настроением?

Отмахиваюсь.

— Не обращай внимания, пожалуйста. Мы сегодня тебя провожаем, это важнее!

Правда. Ника для меня, как настоящая сестра, и я люблю ее всей душой. Мы с ней познакомились еще в школе, когда она переехала к нам с Урала — ее отец какой-то крутой военный, — и сразу мы сдружились. Даже, можно сказать, «слепились». Я знаю ее родителей, она, к сожалению, не застала мою маму, и к еще большему, знакома с Инной. Но не смотря на хамство последней, Ника иначе ко мне не стала относиться, даже будто нас это как-то сблизило…и поэтому теперь мне так жаль, что у меня не получается отвлечься.

Я почти не участвую в разговорах, отказываюсь идти танцевать, просто сижу в углу и пялюсь в одну точку, ворочая в голове мысли. Пока подруга не подходит и силой не заставляет встать.

— Ник, ну куда ты меня ведешь? — устало «сопротивляюсь», а та прет, как танк к стойке и сразу выставляет пальчик, блеснув дорогими часами.

— Два Лонг-айленда!

— С ума сошла?! Я же улечу! — шиплю, стараюсь ее одернуть, на что Ника шикает.

— А ну! Чш! Или я сейчас текилу закажу!

Усмехаюсь — она ведь может! И заставит меня ее выпить! Непременно! Ника имеет странную способность толкать меня к безумствам с лозунгом «когда еще совершать ошибки?! Хочешь?! Делай! Хоть будет о чем в старости пожалеть!»

— А теперь рассказывай!

— Необязательно было уводить меня от всей твоей тусовки…

— Там слишком громкая музыка!

Кошусь на темный зал, где беснуются на танцполе люди, и где находится, собственно, наш столик, потом перевожу взгляд на подругу.

— А что рассказывать? Все, как обычно…

И я вываливаю «все свое обычное». Сдабриваю накопившееся за столько лет горячими эпитетами, на которые получаю смех, но расслабляюсь. Мне как будто из груди спускают спертый, горячий воздух, и в конце я уже почти спокойна…

— Представляешь? — горько улыбаюсь и мотаю головой, — Она залетела от этого кретина, а я теперь страдай! Это несправедливо!

— Ну…я надеюсь, что ты их послала?

— Еще бы! Учеба — моя мечта, Ник! А она стала угрожать мне деньгами...

— Ну...тебе же будут платить стипендию?

— Да, но до этого момента дожить еще надо, так что пора искать работу...Хотя бы на лето, чтобы подкопить и...черт...ну почему я должна жертвовать собой из-за чужих ошибок?!

— А…эм…аборт?

— Ты что! — отмахиваюсь и делаю большой глоток коктейля, — Она меня скорее на аборт от меня же отправит, чем свою Милочку…

Ника громко смеется, я поддерживаю тихо, но опять горько поджимаю губы и мотаю головой.

— Не понимаю я этого…ну хочешь ты с кем-то спать — флаг в руки, но почему нельзя пойти и купить презервативы?!

— Может он и купил? Правда в случае Васька я бы скорее поверила, что он на свою кочерыжку нацепил полиэтиленовый пакетик.

Шутка звучит так вовремя и так складно, что я начинаю смеяться в голос. Не знаю, может это алкоголь действует? Но меня окончательно отпускает… а ее телефон коротко вибрирует.

Пока я снова тянусь к коктейлю, подруга вдруг хмурится, потом цыкает, а потом закатывает глаза.

— Что такое?

— Да Светке плохо! Я схожу, окей? Проверю.

— Да, конечно.

— Сиди здесь!

— Сижу-сижу!

Отдаю ей честь, как дочери генерала, на что она слегка пихает меня в плечо и сбегает. А на меня снова накатывает весь тот пласт несправедливости и дикой злости.

Поворачиваюсь к бару лицом. Все бесят! Не хочу ни на кого смотреть! И так грустно вдруг становится…папа так и не сказал ни слова…

— Похвальная мечта.

Вздрагиваю от глубокого, красивого голоса, который звучит совсем рядом по левую руку от меня. Хмурюсь. Когда смотрю на владельца — притихаю окончательно.

Какой красавчик…

Мужчина явно многим старше меня. И выше меня. У меня вообще рост чуть выше среднего, но у этого определенно «не» чуть. На вскидку метр девяносто? Ну…наверно, если глазомер не подводит. Он абсолютно точно не подводит в определении ширины его плеч — очень. Красивый, синий костюм с красным галстуком отлично их подчеркивает и «как бы» намекает, что тело у него в принципе «атлетическое». Волосы красивые…черные, как смоль, под цвет и густые брови, и щетина, выбритая ровно под «линеечку». А губы? Ого…пухлые, верхняя чуть больше. Нос прямой. Линии скул четко очерчены, и ресницы — их будто приклеили! Как опахала, блин.

Че-ерт, серьезно! Какой красавчик…аж дар речи пропадает, точнее как? Он бы непременно снова канул в «небытие», если бы не одно «но» — Лонг-черт-его-дери-Айленд.

— Простите, вы это мне?

Мужчина ухмыляется, потом плавно поворачивается ко мне, и я замечаю явно дорогущие часы на правом, крепком запястье. Но когда я сталкиваюсь с омутом его черных глаз — уже плевать на все. Они затягивают…

— Тебе. Долго думала.

— Я просто не ожидала! — ершусь от насмешки — он улыбается, показывая ровный ряд белоснежных зубов.

Как будто хищных каких-то…внутри как-то странно все переворачивается от этой мысли…

— Сочувствую такой несправедливости.

А я сочувствую себе, потому что снова ловлю ступор. Не понимаю. О чем речь?

Вопрос будто на лбу у меня отпечатывается, так что мужчина, сделав глоток из гранёного стакана с янтарной жидкость и парочкой кубиков льда, поясняет.

— Я про твою ситуацию. Это прискорбно.

— Подслушивал что ли?!

Какая наглость! Сегодня что день тех, кто хочет довести меня до белого каления?!

— Ты громко рассказывала.

Отбивает ловко. Ну и?! И что с того?! Необязательно комментировать и вообще! Я…я…ааа! Не знаю, что сказать в ответ. По нему видно сразу, что любой мой аргумент он использует против меня, и в результате дурой будет ваш покорный слуга, поэтому я лишь фыркаю и отворачиваюсь. Но он решает иначе.

На барную стойку вдруг ложится красивая, черная визитка с золотым тиснением, а он двигается ближе ко мне и шепчет на ухо. Мне сердце мешает услышать, что он конкретно говорит, но глаза видят тонкий шрифт и отпечатывают его на той стороне черепа:

Владислав Довод

Генеральный директор компании «Лотос»

В этот момент можно смело считать, что я пропала. Это точка отсчета до того момента, как мне в башку прилетит обратка от собственных, глупых решений.