Довод для измены

Глава 17. Так будет лучше

Я стою у подъезда и мну лямку собственной сумки, не решаясь сделать и шага вперед, как будто передо мной гиена огненная вдруг разверзлась.

Какой кошмар.

Кошмар!!!

Может быть, я сплю?! Пожалуйста! Пусть это будет дух чертовой Инны, которая все утро сыпала проклятиями, пока шаркала своими ножищами возле моей комнаты. Пусть это будет неправда, умоляю! Но я щипаю себя — больно, а потом и дверь открывается с водительской стороны.

Этот звук сродни выстрелу в упор, а ее улыбка мне и взмах кисти — смерть.

Твою мать…

— Женя, привет!

Какая она лучезарная. Так, спокойно. Вряд ли, все знает...вряд ли она знает, что я творю с ее мужем! Очень и очень вряд ли. Я все-таки видела ее в гневе, так что прекрасно понимаю, какой тайфун обрушился бы мне на голову при таком раскладе.

Ох боже. Ладно. Держи себя в руках. Была же смелость залезть ему в трусы? Значит расхлебывай.

Подхожу на негнущихся ногах и киваю. Благо на улице мороз — конец декабря все-таки! — и она не поймет, что у меня щеки такие из-за стыда.

— Здра…вствуйте, Ева Дмитриевна…

— Наконец-то ты вышла. Если честно, то я думала, что ты встаешь раньше, — слабо улыбаюсь в ответ.

— У меня сегодня достаточно большое окно в начале дня. Я…сдала экзамены и…Ева Дмитриевна, что вы здесь делаете?

— Мы можем поговорить?

О боже.

— Я…извините, но я могу опоздать и…

— Ты разве не на работу едешь?

— Туда.

— Я тебя подвезу до штаба.

О боже-боже-боже. Почему тебе не хватило ума соврать?!

Да потому что она знает! Какой смысл врать?!

Поджимаю губы и ищу, как спастись, озираясь по сторонам. Кляну себя за трусость от всей души. Господи, какая же я ссыкуха малолетняя…

— Жень, пожалуйста…

Голос ее тихий бьет под дых. Я перевожу свой взгляд на красивую, молодую женщину и киваю.

Будто у меня вообще есть выбор, да? Разве я имею право отказать?

Как забавно, что ты об этом заговорила, Женя. Как забавно…

Перемываю себе самой кости, но открываю дверь и залезаю в машину. Мы трогаемся медленно. Ева осматривается, хмурит лобик и тихо вздыхает.

— Какая ужасная дорога…

Представляю себе, что ты думаешь. В жилом комплексе, где ты обитаешь, вряд ли есть такие вот ямы…

— Простите, — опускаю глаза на свои ладошки в перчатках, она улыбается.

— Да ты то тут при чем?

Я очень даже при чем. Ты себе не представляешь явно насколько…

— Вы хотели поговорить о вчерашнем? — выпаливаю, — Если да, то не стоит. Я никому и полслова, обещаю…

— Верю, но поговорить все равно хочу. И да, о вчерашнем.

Надеюсь, она меня не убьет? А что? Врежется сейчас куда-нибудь, а потом скажет, что случайность. Интересно, Влад бы горевал?…

Мы притормаживаем на светофоре, и я щекой чувствую ее взгляд, поэтому думать о глупостях не могу. Напрягаюсь максимально, стараюсь даже не дышать, а потом слышу…

— Влад мне изменяет.

О боже…

— И ты об этом, очевидно, вчера слышала.

— Я же сказала… — шепчу еле-еле, — Никому не скажу. Вчера…

— Да-да, ты обещала, но я не об этом хотела поговорить. Мне нужна твоя помощь.

ЧТО?!

Резко перевожу на нее ошалелый взгляд, а она в ответ звонко смеется. Знаете, как будто только что не измену мужа обсуждала и собирается продолжать, а шутку веселую рассказала.

Странная…

Машина трогается с места. Это хорошо — она на меня больше не смотрит, сконцентрировалась на дороге. Поза — расслабленная и уверенная. На запястье дорогущие часы с бриллиантами, а что это именно они, сомнений быть не может. Слышу и аромат дорогущего парфюма. Черт! Эта женщина — идеальна просто. Зачем он ей изменяет? Почему?...

— Какая помощь вам нужна?

— Да простая. Информация.

Складывается ощущение, что она только и ждала, когда я не выдержу. У мужа явно научилась. Влад мне рассказывал про этот прием: наживка и леска называется. Закидываешь приманку, человек на нее клюет, а ты потом тянешь. То есть, руководишь разговором. Еще точнее? Занимаешь доминирующую позицию и ведешь беседу в ту сторону, которая тебе выгодна.

Она меня поймала.

Черт.

Ева бросает взгляд в мою сторону, чтобы убедиться, что это так, кивает и улыбается шире.

— Если честно, то сначала я подумала, что он трахает тебя.

Бам!

Это еще один прием. Называется: выбей землю из под ног оппонента. Или по-простому — застать врасплох. Так ты поймешь, где тебе врут и врут ли вообще. Но меня это не удивляет. В смысле ее агрессивная политика ведения переговоров — это все Влад. В каждом ее слове — он. Значит они близки? Так, стоп, не думай об этом. Важно другое — то, с какой холодностью она это все говорит. Опять же, не как об измене любимого, а как о погоде, например. Я краснею…прямо, как ее тачка по цвету сейчас — умиляется.

— Расслабься, я знаю, что это не ты. Совершенно точно не ты!

Почему?

— Влад всегда снимает своим любовницами шикарные апартаменты. Широкие жесты — его конек. А ты? Только что вышла из барака. К тому же он обожает делать дорогие подарки, а на тебе ни украшений, ни шмоток брендовых...

Потому что я отказалась от шмоток, а украшения? Что ж...ты их просто не видишь.

На день рождения Влад подарил мне гвоздики с бриллиантами и такой же кулон. Я не знаю, насколько это "широкий" жест, но по тяжести камней могу только догадываться. А может ошибаюсь? Плевать, если честно, даже если он купил их в переходе. На кулоне с обратной стороны маленькая буковка "В", и она греет меня каждый раз, когда я сильно-сильно скучаю. Потому что рядом с сердцем.

— ...Да и еще…уж прости, но ты не в его вкусе. Девчонка с окраины? Он не встречается с такими. Его любовницы из высшего света. Успешные. Влад любит красивые игрушки, которые все вокруг хотят. Ему нравится ставить себя выше, подчеркивать статус. Он слишком эгоистичен и самовлюблен, чтобы заводить отношения с неизвестно кем, без породы и статус. За это я должна извиниться.

За то, что полила меня сейчас отборным дерьмом? Просто так. Я подчеркиваю, что просто так. Она не знает — очевидно! — а значит делает это просто потому что может, да? Интересно, она испытывает моральное удовлетворение сейчас?

Как же хочется ей вдарить.

Знаю, что не имею на это права, но…черт! Какая же ты тварь!

— Нельзя было подозревать тебя. Прости, Женя. И где была моя голова?

Очень хотелось бы, чтобы в чьей-нибудь заднице. Слова ее больно по мне бьют, плюс интонация. Пренебрежение, высокомерие, явная вера в свое превосходство — и как я могла так заблуждаться? Ева хорошая? А то как же. Сука. Сто процентная сука…

Которая бросает на меня еще один взгляд и поджимает слегка пухлые губы.

— Не принимай только на свой счет, умоляю. Я не хотела тебя обидеть, но мы из разных миров, и ты должна это понимать.

— Я…понимаю, — выдавливаю из себя, Ева слегка закатывает глаза.

— Ты умная девочка. Я это вижу, поэтому уверена, что поступишь разумно в ответ на мое предложение.

— Какое…предложение?

Вот был бы каламбур, если бы она предложила мне такой же контракт, как Влад. Серьезно. Шутка века.

Женя, что за пошлая дурость лезет в твою голову, господи?…

— Я хочу знать, кто она. Мне не нравится, как Влад себя ведет, а ты всегда рядом. Ты же знаешь, да?

— Нет.

— Женя, не надо мне врать.

— Я не вру. Личная жизнь Влад…дислава Алексеевича, не мое дело.

— Ты права, и это хорошо, что знаешь свое место, но я никогда не поверю, что ты не слышала разговоров или…может быть…видела кого-то?

Так, Женя, дыши…

— Я ничего не знаю.

— Похвальная верность! — отражается тихим смехом, — Только вот Влад этого не оценит, уж поверь. Он людей за людей не считает...

Нет, это ты не считаешь "людей" за "людей". Мы все просто ширма твоей шикарной жизни, так ведь? А он не такой. Не такой!

— Зато я могу тебе помочь.

Ха!

— Помочь с чем?

— Да с чем угодно. Деньги? Чтобы выбраться из этой дыры. Лучшие шмотки? А может быть богатый поклонник? Женя, я многое могу, и я могу быть очень благодарной…

Что-то я сомневаюсь.

Машина тем временем тормозит у метро. Ага. Поняла. В твои планы явно не входит проводить больше положенного времени рядом с челядью — намек ясен.

— Прости, дальше нам не по пути, — дует губки, — Совсем забыла, что у меня важная встреча.

Я в ответ киваю.

— Ничего, я доберусь.

— Конечно. Ты же умная девочка.

Какой. Странный. Разговор.

Я касаюсь ручки двери, поражаясь наглости. И да! Я в моем положении ей поражаюсь! Да! Она ведь даже сцену не потрудилась разыграть…до конца. Начала хорошо — пять баллов! Но бросила на полпути, и это удручает.

— Постой, — говорит, когда я одной ногой оказываюсь на улице, — Хорошо подумай над моими словами, Женя. Я тебя отблагодарю. После Нового года дашь свой ответ.

Если честно, то глядя в зад шикарной тачки, я понимаю одно: с ней бы никаких контрактов я заключать не стала бы. Ну серьезно…она явно пошлет меня, когда получит все, что хочет. Обещает, а обещанного три года ждут — это даже я знаю.

Но слова все равно из головы не идут. Пока я трясусь в метро, медленно оглядывая людей со «своего уровня», наш с Владом разрыв буквально осязаемый.

Интересно…когда он в последний раз был в метро? А еще интересней другое: что ты то творишь, Жень? Может быть, хватит? Разве непонятно: Ева, конечно, конченная сука, только вот права она. Где ты, а где он? Или что же? И правда думаешь, что он бросит свою шикарную, породистую жену ради тебя? Даже несмешно…я думала, что ты предпочитаешь реальность грезам.

И это так.

Я стараюсь быть реалистом, поэтому когда подхожу к зданию «штаба» внутрь войти не решаюсь. Так и стою перед дверьми, хмурюсь, а потом поворачиваюсь в противоположную сторону, откуда на меня бежит такая же дуреха-стажерка.

— О черт! Я проспала! — задыхаясь, сообщает Лика, — Это кто-нибудь заметил?!

— Не знаю. Я не заходила внутрь.

— Эм…почему?

— Решила уйти.

Глаза коллеги сильнее расширяются.

— Что?! Уйти?! Ты спятила?! Женя! Все же только начинается!

Горько.

— Для меня все только что закончилось, — слабо улыбаюсь, а Лика неожиданно делает на меня шаг и шепчет.

— Тебя кто-то обидел? Надо Владу сказать...

— Нет!

— Почему? Он обязательно разберется! Влад не позволит притеснять своих сотрудников, ты же знаешь!

— Дело просто не в этом…

— Тогда в чем?! Не понимаю! У тебя круто получается, и ты так старалась…Да блин! Гонка только-только стартует!

— Лика, боже! Я еле сдала свою первую сессию!

Вру безбожно. Сессию я сдала экстерном даже, но что мне еще сказать?! Что я трахаюсь с нашим кандидатом, каждый раз, когда вы всем штабом по телефону с ним речи обсуждаете? Или программу? Или еще какую-нибудь херню?! Тем более, если я изо всех сил стараюсь не давать волю слезами, а они, сволочи, все равно катятся по щекам, оставляя ощутимые следы.

Так. Успокоилась.

Выдыхаю, прикрываю глаза и шепчу.

— Мне нужно подумать о себе и своем будущем. Передай Николаю Сергеевичу, что мне жаль, и что я пришлю заявление об увольнении по почте. Прости, Лик.

Снова позорно сбегаю. Но черт! Я вот-вот разрыдаюсь, как идиотка! А если Влада увижу?! Только не сейчас…

Он дает о себе знать через пятнадцать минут, когда я захожу в снятую, «любовничью» квартиру.

Довод

Какого хрена я узнаю о твоем увольнении через три плеча, а?!

Кладу телефон на стеклянный столик и опускаюсь грузно на стул. Не знаю, Влад. Может быть, потому что я — трусиха? И никогда лично тебе этого сказать не смогу?

Мобильный начинает вибрировать. На экране отражается его красивая фотография, которая мне очень нравится. Мне нравятся больше, конечно, другие. Те, что есть в памяти моего телефона, но те, что ставить на звонок слишком рискованно — вряд ли кто-то поверит, что «это точно не я», если увидит Влада без футболки и со светлой улыбкой, пока он моет посуду. Очень-очень сомневаюсь.

Звонок отбивается. Зато экран гаснуть и не думает.

Довод

Возьми трубку, твою мать!

Довод

Женя

Довод

Ты надо мной издеваешься?!

Еще звонок. Снова та же схема.

Довод

ЖЕНЯ!

Ну и далее по списку. Думаю, что для наглядности хватит. Похожих смс сообщений пришло еще штук тридцать. Такое же количество звонков. Я не ответила ни на то, ни на другое, а когда телефон перестал разрываться, встала и пошла собирать свои вещи.

Вот и все.

***

Я знала, что он придет.

За окном уже темно, хоть глаза выколи, но в квартире я света не включаю, только одну маленькую бра рядом с диваном. Сижу. Жду. Впервые я ничего для него не приготовила, и у меня нет хороших новостей, кроме собранных сумок у стены.

Решилась. Я решилась! Пусть по мне трещина прошла, которая способна разделить литосферную плиту. Да она, собственно, и делит, только делит меня на «до» и «после» него. Потому что это правильно. Сложно, больно, «не хочу», но так будет правильно.

У этих отношений будущего нет, а что со мной дальше будет? Я же не выживу. Чем больше провожу с ним времени, тем сильнее становятся мои чувства, и это дико-дико плохо. Я уже сейчас не представляю себе, как буду обходиться без его рук, голоса, запах, а потом? Господи, это меня просто уничтожит.

Уже разрывает. Я когда слышу, как в замке поворачивается его ключ, как пронзает насквозь. Окатывает ледяной водой. И хочется плакать-плакать-плакать. Бесконечно долго рыдать, пока душа моя не кончится…

Вместо этого по пустой квартире раздаются гулкие шаги. Они подгоняют пульс, бьют набатом внутри и да, все-таки собирают слезы, которые я роняю на трясущиеся руки.

В горле режет. Я слышу, как Влад покручивает в руках ключи, как останавливается у сумок, но ничего не говорит. Так мучительно молчит…а я не могу заставить себя посмотреть на него…

Господи…не могу…

— Сумки? Все интересней и интересней… — слышу тихий баритон, от которого у меня сразу бегут мурашки.

Надо что-то сказать. Я придумала целую речь, но сейчас, хоть убей, не помню ни слова. Хмурюсь. Соображаю, но делаю это слишком долго — Влад теряет терпение. Он отшвыривает связку, которая со звоном врезается во что-то явно стеклянное, и я вздрагиваю. Идет на меня. Даже не так! Он летит! Подскакивает так неожиданно, хватает меня за предплечья и рывком поднимает на ноги.

— Что, твою мать, происходит?!

Знаю, что в последнее время ему не просто. Выборы еще не начались, а проблемы — да. Его оппонент, действующая глава администрации Петербурга, недвусмысленно намекал на «проблемы», к которым быстро и с большой охотой перешел. Он ставил Владу препоны, подкидывал разного рода свиней и даже взялся за «Лотос», в который гонял проверку за проверкой. «Как школьник гоняет лысого» — не мои слова, опять же, Влада.

Он злится. Старается маскировать эти чувства за саркастичными шуточками, но я же чувствую…и понимаю почему. Для Довода это неизведанная территория, он в политике впервые, поэтом и шагает очень осторожно. А это дело нервное — пробираться по минному полю.

Тут еще я…

Вдруг накатывает дикое чувство вины, и я поднимаю глаза с его именем на губах…

— Влад…

Но быстро бью себя по рукам. Спятила?! Ты не сказала Лике всю правду, но частично все же получилось! Пора подумать о себе. О себе! Хватит уже притворяться…

Высвобождаюсь из его хватки и отступаю на безопасный, такой нужный шаг назад. Сжимаю себя руками. Больше на него не смотрю, чтобы не обжечься, мотаю головой.

Господи, как же это сложно… вытолкнуть слова наружу…

— Прости…

Все, что выходит.

Владу этого, очевидно, недостаточно. Он снова подходит ко мне, снова берет, но на этот раз бережно, и шепчет…тоже бережно.

— Посмотри на меня…

Прекрати. Умоляю. Прекрати!

Мотаю головой.

— Маленькая, пожалуйста. Посмотри на меня…

— Умоляю, замолчи, — задыхаюсь, — Ты же видишь, как мне сложно.

— Ты хочешь уйти от меня?

Звучит тихое, а я…господи! Нет! Ни за что! Я больше всего на свете хочу остаться с тобой навсегда, но…

Всегда есть это «но». Все наши отношения в принципе состоят из одного, жирного «но», господин Довод, поэтому я киваю.

Не знаю, что будет дальше. Он меня сразу забудет? Или будет помнить хотя бы еще немного? Хотя бы чуть-чуть? Потому что я его вряд ли смогу забыть и через пять, и через десять лет.

Говорят, свою первую любовь забыть невозможно…

Моя любовь непокорная. Временами холоднее льда. Временами горячее языков пламени, но она настоящая. Я чувствую ее под кожей. Нет, не так: его. Я чувствую его, даже когда мы не вместе, не рядом — он незримо присутствует рядом втеревшись в каждую мою частичку.

Любимый…

Я испытываю к нему такие огромные чувства, что порой мне кажется, что они действительно разорвут меня на части. От того не могу с ним расстаться. Я физически на это неспособна! Дело не в трусости, наверно, и даже не в привязке, то есть не в сексе — дело во мне. И в нем. В том, как мое сердечко стучит, когда он рядом, и как душа сильно тянется…

А он молчит. О чем ты думаешь, Влад? Я так порой хочу это понять, но от меня вечно все ускользает…как и тот момент, когда он вдруг наклоняется, чтобы поймать мой взгляд, и когда это происходит — все. Это конец. Не «нам», а моим «правильным» решения.

Влад подается на меня и целует страстно, жарко, бескомпромиссно. Подхватывает на руки. Я не замечаю, как оказываюсь без одежды. Как оказываюсь под ним. Как он оказывается во мне.

Это дурость, да? Мой женский идиотизм? Пожалуйста, скажите кто-нибудь…что это? Я идиотка? Или это такие чувства?…

***

Не было никакого разговора.

Наверно, от пережитого стресса и после страстного секса, моя батарейка, наконец-то, села.

Спасибо с поклоном, главное вовремя.

Я открываю глаза уже утром, когда его рядом нет. Влад ушел в душ, на часах девять и сегодня тридцатое декабря.

Сегодня он улетает.

Я об этом, конечно же, знаю. Не новость, так сказать, но еще один пункт из «это оказалось охереть, как сложно».

Семейная, традиционная поездка в горы Франции. Слышите, как звучит? Для вас тоже от этих пары слов повеяло дерьмом? Нет? Вам нравится? Тогда вы не любовницы, и вам повезло, потому что я чувствую привкус горячи и дурно пахнущих экскрементов.

А еще мне больно.

Тело тут же немеет, от души простреливает электричеством, которое нещадно бьет по нервным окончаниям.

Хочется плакать.

Я позволяю себе уронить пару слезинок на белые простыни под дивный аккомпанемент бурлящей воды, которая смывает мой запах с его тела.

Господи…как же я себя ненавижу…

И это правда. Я себя просто ненавижу! За то, что согласилась. За то, что поддалась. И за то, что влюбилась. За последнее ненавижу так сильно, что мечтаю таки разорваться на мелкие кусочки, но вода выключается, и накрывает паника.

О чем говорить? Что-то выяснять? А получится? Да и надо ли? Если так подумать. Мне ему нечего предъявить, нечего сказать. По сути, он мне не врал. Это я дура, что теперь страшно и зябко, и видеть, как он уходит больно.

Поэтому я не поворачиваюсь.

Меланхолично рисую круги на простыне, пока Влад одевается, а потом чувствую его взгляд на своем затылке.

Просто уходи. Давай, это будет в последний раз, ладно? Уходи, а за тобой уйду и я, а все, что было — пусть «было». Я не хочу ничего выяснять. У меня не осталось на это никаких сил.

Кровать прогибается под весом его тела, и я прикрываю глаза. Вопреки моим мольбам, Влад отвечает тайным желаниям и прижимается губами к виску. Запах парфюма оплетает меня нежными объятиями.

— Маленькая, я знаю, что…все совсем не так, как ты бы хотела, — шепчет глухо, — Прости меня. Мне очень жаль.

Это прощание?…

Горло сдавливает так сильно, что, кажется, я не могу вообще ни грамма кислорода забрать. Черт, я задыхаюсь! В прямом смысле задыхаюсь, цепляясь за собственные ладони ногтями.

Твою мать…это и есть смерть? Вот так, да? От сердечных ран умирают?

— Я вернусь шестого января, не уходи. Дождись меня, пожалуйста. Нам нужно поговорить…

Влад резко встает, берет ключи, телефон, а потом я слышу его шаги. Сжимаюсь сильнее, еще сильнее стараюсь не издавать никаких звуков, хотя из меня и рвется стон отчаянной боли.

Пожалуйста…не уходи…не улетай, любимый…я тебя умоляю…

Будто слышит меня, останавливается и снова шпарит взглядом.

— Жень, я серьезно, — говорит тихо, — Шестого января я сразу к тебе. Не уезжай никуда. Нам нужно о многом поговорить. Я…

Надежда замирает в груди, реагируя на его заминку, будто ожидая чего-то большего, но получает сухое:

— Не отключай телефон. И отвечай мне. Пожалуйста…

И разбивается вдребезги.

Она ведь хотела услышать другие слова. Я хотела. Но какие? О любви? Это ведь так глупо…

Шестого января он будет в России. После того, как встретит Новый год с настоящей семье. А что я? Вечно на вторых ролях, вечно в секрете и темноте…

Стон боли выходит первым вместе с последним издыханием этой самой надежды.

Закрываю глаза ладошками. Из меня реками льются горькие рыдания, которые сложно нажать на паузу еще часа два к ряду, а потом мне приходит сообщение…

Довод

Я в самолете

А я тебя ненавижу.

Довод

Когда я просыпаюсь, Женя еще спит. Она свернулась на самом краешке кровати, закуталась в одеяло и ближе ко мне не подходит. Правильно. Ты правильно делаешь, малыш. Сука, как же ты правильно делаешь…

А меня рубит на части.

Почему тогда, раз это, мать твою, правильно?!

Я привык, что она засыпает на моем плече, или я ее обнимаю сзади. Привык! И я не хочу отвыкать обратно. Эта осень стала самой моей любимой, даже если считать ту, когда мы всей семьей летали в США. Три крутейших месяца, как в голливудских фильмах, пока отец налаживал свои каналы.

Я тогда и в Диснейленде был…

А все равно с ней лучше.

Мягкая, нежная, веселая. Я часто с ней смеюсь, я часто с ней смягчаюсь. Моя маска при Жене больше как будто и не нужна, а может, я о ней вовсе забываю? Вот так просто. Оставляю за порогом этой квартиры или загородного дома. Нашего дома.

Нашего.

Твою мать…

Тру глаза основаниями ладоней, отец напротив в дорогом сидении частного бизнес-джета выгибает брови.

— Устал?

Не отвечаю. Слова не идут. Я прижимаюсь затылком к подголовнику и тупо киваю, как идиот.

А телефон молчит.

Ее сумки раздражающе стоят у стены.

Она хочет уйти.

Эти три слова прочно повисли в воздухе, и их никак нельзя удалить из чата. Нельзя!

У меня перед глазами так и стоит мой маленький, нежный, беззащитный комочек, которому очень и очень больно.

Я знаю, что больно. Малыш, я знаю.

Встреча с Евой — херовый допинг для радости. Женя слишком переживает. Ее мучают угрызения совести. Ей стыдно. И я все это понимаю, но что мне то делать? Что?!

Я должен улететь с семьей. По традиции, мы улетаем на горнолыжку во Францию. Примечательно, мы никогда не нарушали этих планов. Примечательно вдвойне: в этом году я очень хочу их нарушить.

Потому что чувствую — моя семья здесь. В той квартире. И я ей сейчас очень нужен, а сидя здесь, будто предаю.

Сильнее сжимаю телефон, и в эту же минуту он коротко вибрирует

Маленькая

Хорошего полета

Маленькая

Отдохни

Маленькая

Я по тебе уже скучаю

Эти три коротких сообщения даются моей девочке ой как не просто. Это чувствуется. Она не хочет. Но делает. Ради меня.

— Капитан просил передать, что через десять минут мы взлетаем, — вежливо сообщает стюардесса, а потом сразу удаляется.

Я замираю.

Знаете. Есть такое ощущение, когда ты понимаешь, что стоишь на перекрестке? Два пути, две дороги. Выбирай. Что там будет дальше? Хер его разберешь, но что-то будет определенно.

Я сейчас на таком вот перекрёстке стою, только знаю, что будет на каждой дороге. Первая — означает, что жизнь моя устаканится. Вторая — сыр-бор. И вроде бы, да? Выбор очевиден. Только вот в первом случае я потеряю Женю навсегда.

Этого уже достаточно.

Я снова вижу картину, как она, свернувшись в кулек, горько плачет, и понимаю так ясно: что я здесь делаю вообще? Какие горы? Какая горнолыжка? Мое сердце в Питере. Я же себе места не могу найти… и это замечают все, а папа решает озвучить.

— Влад, да прекрати ты дергаться уже!

Мама бросает на нас взгляд.

Подбираю краем глаза, но сам смотрю на отца и тихо прошу:

— Прости.

Что я творю?! Вскакиваю с места, хватаю свое пальто и сумку и решительно иду на выход. Блядь! Довод! Твою мать! Ты хренов придурок!

Но я физически не могу заставить себя сидеть на борту! Не могу! Она уйдет. Я это отчетливо понимаю. Она от меня уйдет! Если я сейчас улечу — я потеряю ее навсегда, и меня режет на части от мысли, что я не увижу ее больше.

Глупо. Увижу. Только все равно не увижу! Она больше не будет моей маленькой девочкой. Я вернусь из Франции к другой Жене, которая больше ко мне близко не подойдет.

— Влад! — отец нагоняет меня перед джетом и тянет за плечо, — Ты сумасшедший?! Куда ты?! Что происходит?!

— Прости… — отступаю от самолета, как от опасного хищника, потом бросаю взгляд на иллюминатор.

Там встревоженная мама, а еще Ева с лицом, перекошенным от ненависти.

Знает. Она знает, куда я, но мне так насрать.

На все…

Кроме Жени.

— Влад, да объясни ты мне, что происходит?! С работой что-то не так?! С выборами?!

— Нет, — слегка улыбаюсь и делаю еще один шаг назад, — Но я не могу улететь, не сейчас. Прости.

Отец поджимает губы, а потом пару раз кивает и шепчет.

— Значит…Ева права.

— Прости…меня тянет, понимаешь? Туда. К ней. Если я сейчас улечу, я ее потеряю, а я не могу. Просто...не могу. Физически не получается.

— Ты хорошо понимаешь, что ты делаешь?

— Да, но я по-другому не могу. Объясни все маме и…прости.

Разворачиваюсь и ускоряюсь, чтобы не передумать. Точнее не так. Я точно не передумаю, но вот снова забить на свои желания и делать так «как должен»? Да.

Долг и ответственность, увы, это то, чему меня учили с пеленок. Считай, это мой первый бунт, и я улыбаюсь, как подросток, когда покупаю ей цветы, потом заезжаю за шампанским и в ДЛТ на Большой Конюшенной, где меня уже ждет подарок, который я купил впервые с таким волнением, трепетом и наслаждением.

А потом я еду к дому.

Это шикарная многоэтажка. Самая лучшая из тех, что я смог найти и в принципе снимал когда-то для своих женщин. Она не просила — я сам захотел. У меня вдруг появилась такое дичайшее желание дать ей все самое лучшее, и, наверно, тогда я окончательно признал, что влюблен.

Да. Влюблен в малолетку из дебильного бара «Кит», от которой мне душу кроет так, что я разум шлю на хер.

Все шлю на хер.

А перед дверью немного пасую.

Вдруг она меня не ждет? Или вдруг вообще не одна? Помню, как-то раз Ева меня не ждала, и это был не тот вечер, который я бы хотел хранить в памяти, но он здесь.

И он парализует.

Я стою пару мгновений перед дверью с ключами, букетом и пакетом с продуктами. Туплю.

Хер. Не туплю. Мне страшно. Натурально страшно, что все снова повторится, но потом я вспоминаю Женю и мотаю головой.

С ней этого не может быть. Не. Сука. Может. Быть.

Однако ключи все равно прячу в карман и давлю на звонок.

Тишина.

Давлю еще раз.

Я видел свет. Она дома. Давай, девочка, впусти меня...И я наконец-то слышу тихие шаги.

Возникает азартные, дикое желание сделать ей сюрприз, а еще так хочется увидеть ее лицо, когда она откроет дверь, что зажимаю звонок большим пальцем.

— Кто?

Молчу.

— Молчишь? Ну и иди на хер!

Ого, кто-то злой. Улыбаюсь. Потом давлю на голос, делая его грубее, и рычу.

— Соседи снизу! Заливаешь!

Женя медлит.

Еще секунда, и замок все-таки открывается, а потом она толкает дверь.

Испуганная, волосы сзади в хвост перетянуты, а одета в светлую, пушистую пижамку.

Мда. Точно. Соблазнительница года. Так мужчин не встречают, только так меня от нее кроет сильнее. Когда на лице нет косметики, и когда пахнет она собой.

Я усмехаюсь собственным мыслям и сомнениям, а потом шепчу:

— Не верю, что ты открыла дверь. Маленькая, тебя не учили, что этого делать нельзя?

— Влад? — еле слышно шепчет, — Но…ты же улетел?… что-то случилось?!

Мать твою. Она искренне за меня переживает, а я теряю дар речи. Так и стою, как придурок, смотрю на нее, словно на мечту. Мираж. Тебя просто быть не может, Женя! Откуда ты такая взялась на мою голову?

Осматривает меня придирчиво еще так, будто ищет какие-то следы «неприятностей», и только после того, как понимает, что я цел, наконец-то обращает внимание на пакет, и на цветы.

Хмурится.

— Я…не понимаю.

Это тоже искренне.

— Ты же…у тебя семейная поездка и…ты…

— Подумал, что на хер мне эта Франция не нужна.

Вижу, как дрожит ее нижняя губа и делаю шаг навстречу.

Черт, пожалуйста, не плачь…

Цветы кладу на тумбу, пакет на пол, а ее наоборот к себе притягиваю. Нежно провожу по щеке пальцами. Женя на меня не осмеливается взглянуть, но это ничего. Ей нужно время. Я ей на ушко только шепчу правду, которую от себя так долго прятал:

— Мне без тебя ничего не нужно, маленькая. Не хочу. Тянет. Дышать не могу. Прости, что так долго не говорил, но…я влюблен в тебя, Жень.

Только после этого она осмеливается сомкнуть ручки на моей спине, и я чувствую ее слезы.

— Пожалуйста, девочка, не плачь.

Потому что у меня у самого в носу свербит, как у девчонки голозадой.