Борат поднялся в спальню, когда я почти заснула. И даже вздрогнула от шороха напротив кровати, но знакомый голос заставил сладко потянуться.
– Прохладно. Нужно плотнее закрыть окно. Почему ты лежишь не укрытая и в одежде?
Пока он поправлял занавеси, я невольно залюбовалась его мощной фигурой. Высокий и плечистый, немного сутуловат, руки длинные, когда мы наедине, Борат вечно не знает, куда их деть, сжимает кулаки и хмурится.
На рубашке протерлось плечо, надо бы зашить. Меня вдруг охватила небывалая нежность к этому большому мужчине. Нам много пришлось вынести вместе, но мы справились и теперь пойдем дальше.
Борат вернулся к постели и теперь стоял надо мной, скрестив руки на груди. Немного насторожилась, но его тихая речь только растрогала.
– Валия, если ты утомилась и ничего не хочешь, я просто уйду спать в сарай. Не смогу лежать с тобой рядом, словно бревно, это тяжело, мне не уснуть. Принуждать тебя я не буду. У меня душа разрывается, когда вспомню, как у нас получилось в прошлый раз… ты плакала, а я не мог тебя оставить.
– Не надо вспоминать. Я все понимаю и ни в чем не виню.
Между нами снова пролетела зловещая тень Фурия. Будто желая отогнать мрачное видение, Борат тряхнул головой и глухо застонал, подсаживаясь еще ближе ко мне:
– И я так мечтал, что ты носишь мое дитя. Не знаю, как еще удержать тебя рядом со мной. Я же старый солдат – деревяшка необструганная, грубый, песни знаю только те, что в походе у костров поют, ты даже слышать не захочешь, там дурные слова, читаю кое – как, никаких красивых историй не знаю…
Чем мне тебя привлечь? У меня почти ничего нет, все что скопил, пришлось отдать за дом, даже на еду не хватит до конца месяца. Живу на твои деньги. Жалованье обещали хорошее, но я не смогу купить тебе все, что захочешь. Ты привыкла жить в роскоши, общаться с благородными, учеными людьми, а я…
С юных лет в казарме, с одной войны на другую, о чем ты будешь со мной говорить, тебе скучно станет, будешь смеяться, презирать, а еще хуже – стыдиться. Нет, мне тебя не удержать, ты сбежишь… Я-то надеялся, что останешься ради ребенка, а раз его нет – зачем я тебе такой нужен?
На себя посмотри – ты красивая, чистая девушка, словно цветочек в саду, тебе место в богатом доме, а я тебя старше и похож на хромого Вулкана, ты же меня боялась раньше, я помню, как ты смотрела в начале. А я погиб… после тебя мне не нужна никакая другая женщина. Я думаю только о тебе каждый день, мне жизнь не нужна, если тебя в ней не будет.
"Да он же пьян, раз сподобился на такой бурный монолог, совершенно ему не свойственный! О Венера-заступница, вот так серьезный разговор получился!"
Я слушала Бората, и у меня дыхание перехватывало, неужели под его суровой внешностью все эти дни скрывались неуверенность и страх меня потерять. Сколько же он передумал, знать бы мне раньше его тревоги!
Голос мой дрожал, когда стала сбивчиво отвечать:
– Говоришь, у тебя ничего нет… Напрасно. У тебя есть родина, верные друзья и соратники, достойная служба, где ты не последний человек и тебя ценят, сам хвастал, скоро декурионом сделают. Борат, у тебя есть дом, деньги и уверенность в завтрашнем дне. И еще я… Я у тебя есть! Мне не нужен другой мужчина. Это не просто благодарность за то, что ты меня защитил… Хочу жить с тобой. И если ты согласен, стану тебе женой.
Только ты уж больно хорошо меня расписал, а на деле я, кажется, хозяйка не очень умелая. Там, где я прежде жила все было иначе. Но я буду очень стараться, чтобы тебе было со мной хорошо. Ты честно заслужил спокойную, обеспеченную жизнь и я готова ее с тобой разделить, если ты мне просишь некоторые вещи.
Ну, я готовить здесь не умею, не знаю, как хранить еду, голова кругом идет, когда представлю, сколько всего женщине надо знать по римскому хозяйству. У меня руки не особо ловкие, я не смогу, наверно, прилично шить, но научусь, если надо… потихоньку. Только ты меня не торопи. Я всему научусь для тебя.
Борат какое-то время сидел молча и странно смотрел мне в глаза, сведя брови, словно что-то обдумывая, мне стало неловко, вот же загрузила человека своей болтовней.
Ответил, растягивая слова:
– Зачем тебе самой шить и еду готовить, у нас будут рабы, я получу деньги и куплю женщину для кухни. И пол ты мыть не будешь, и ковыряться в земле самой незачем – портить руки, они у тебя такие красивые, нежные, пальчики словно мраморные. Люблю твои руки…
Он снова тяжело вздохнул, опустив голову на грудь, и я поняла, что признания о своих чувствах ему особенно нелегко даются. Отчаянно захотелось помочь:
– Слушай, я не знаю, что тебе сказать про любовь, потом можно обсудить, а пока давай держаться вместе. Не отпускай меня, Борат, я же без тебя совсем пропаду. Ты меня из такого кошмара вытащил, до конца дней своих буду помнить.
– А вдруг тебе понравится кто-то другой? Моложе и богаче…
– Мне нравишься ты. Все в тебе нравится. Я честно скажу, Борат, ты обалденный мужчина. Даже не думала, что встречу такого. Когда поняла, что застряла у вас, думала, мне конец, а потом еще Фурий вцепился, – я его боялась и жалела вперемешку. Ты для меня – герой и спаситель. Вот и все.
Я поколебалась немного, а потом стянула через голову тунику и осталась голышом.
– Хочу, чтобы ты ко мне прикасался, хочу твои ласки и поцелуи. Наполни меня… как амфору добрым вином.
Наверно, последняя фраза звучала слишком пафосно и немного смешно, но поздно было стыдиться – кровать скрипнула и прогнулась, на ухом моим тотчас раздался довольный смешок:
– Знала бы ты, как давно я желаю наполнить тебя, несравненная. И хоть я не Зевс, а ты не Даная, клянусь арфой Аполлона, в золотом дожде недостатка не будет.
– А говорил, не знаешь красивых слов… Обманщик!
– За что Боги послали мне такой дар? Сладкая, нежная, гладенькая. И теперь вся моя!
– Продолжай, продолжай, я еще в состоянии слушать… Ох, кажется, уже нет… Давай помолчим.
– Как пожелаешь, любимая.
Борат тоже снял одежду и теперь я ощутила, как он прижимается ко мне голым, горячим боком, одновременно поглаживая меня руками. Безумно нравились его прикосновения, и я не могла это скрыть. Повернулась к нему и обняла за шею, мурлыча что-то невразумительное, блаженно прикрыв глаза.
Теперь нам не нужно прятать свои чувства, рядом нет любопытных, внимательных глаз, что следят за каждым движением, нет ушей, что внимают каждому вздоху. Неужели, мы, и правда, одни…
Его большие, грубые ладони свободно путешествовали по моему телу, стараясь побывать везде, порой он слишком сжимал меня, не соразмеряя свою силищу с нежностью моей кожи, но я бы и большее от него вытерпела. Гораздо большее.
Не хотела оставаться в долгу, сначала осторожно коснулась пальцами его лица, разгладила морщинку на переносице, поправила широкие брови, обвела контур губ. Римлянин. Настоящий. Мой. Не красавец, но какой мужественный у него профиль, какой строгий взгляд, даже сейчас, когда я ласкаю его так, как бы мне давно хотелось, как никогда прежде не позволяла себе.
Мы принадлежим друг другу и никто больше не может встать между нами. Это ли не счастье в любви…
Он жадно потянулся к моим губам и сейчас же проник языком в глубину моего рта, словно желая овладеть мною везде, полностью заявить о своих правах на мое тело. Я не спорила, сама желая подчиняться его настойчивости. Да, он был немного груб и тороплив, но я знала, что причиной тому была жгучая страсть, которая заставляла сейчас трепетать его большое тело.
Он взял мою руку в свою и опустил к паху. Как мне нравилось крепко сжимать его плоть, предвкушая, как это великолепное «орудие» скоро войдет в меня, доставив множество удовольствий.
– Хочу принять тебя – я готова… ты мне нужен.
И тогда Борат навис надо мной, обхватив ладонями мои бедра, и я с готовностью подалась навстречу, принимая его вторжение, задыхаясь от восторга близости.
Мы двигались вместе, и это был самый прекрасный любовный «поединок», что мне доводилось когда-либо испытать. Я была горячей и влажной для своего мужчины, я отдавала всю себя без остатка, принимая взамен его щедрые дары. Дивная ночь, дивный разговор тел на языке нежности и желания.
– Я твоя, никогда не сомневайся в этом, но и ты будь мой!
– С первого дня, как увидел тебя, Валия, с той первой минуты моя жизнь принадлежит тебе, Августа!
Слабенький огонек в глиняной плошке мигнул напоследок и погас, погружая комнату во мрак, но нам и не требовалось света, нам было хорошо.
Может, Борат и прав, так легко назвав меня августейшей особой, ведь еще сам Соломон велел записать: "Женщина, которая любит – царица".