Ее кровь, его тьма

Глава 12

Я молчала, мне нечего было ответить. Я и правда думала в этот момент только о себе.

Мой голос застыл где-то в груди, под грузом слов, сказанных вслух. Внутри стоял гул — как будто в комнате появился огромный колокол, и его колебания заглушали всё остальное. Я смотрела на Элиану, на Михаэля, а глаза отказывались верить происходящему: мир словно поставили на паузу, и только я оставалась двигаться в нём медленно, тяжело.

Между ними повисла гнетущая тишина. Я сама села, сжавшись, ощущая давление от этой атмосферы. В пространстве за столом воздух стал вязким; казалось, каждое слово, произнесённое ранее, всё ещё висит в нём как дым.

В груди кипел котёл чувств.

Всё бурлило — обида, страх, стыд, и острый, неприятный пульс ревности. Я ловила себя на том, что мысли скачут как разбитые птицы: где я? кто я ему? чем я для него стала? И почему женщина, о которой он, похоже, не перестал думать, всё ещё так живёт в его словах и в глазах его сестры?

У Михаэля есть любимая, хоть она уже и умерла и он отказался от жизни ради неё. По сравнению с ней, моё появление, связь по договору, наверное это смешно надеяться на взаимные чувства. Даже тот факт, что его сестра видела во мне опасность и хотела избавиться от меня, не настолько меня сейчас тревожил, как то, зачем все эти игры и нежности между нами. Я была в ярости, мне захотелось всё это закончить и уйти прямо сейчас, останавливало меня лишь то, что я была у себя дома и логичнее им покинуть это место.

Я чувствовала, как губы сжимаются до белизны, как пальцы непроизвольно сжали край скатерти. Горький вкус на языке — не от вина, а от понимания, что в сердце чужого человека уже есть кто-то другой. Я почувствовала, как подступает слеза, горячая и горькая; я опустила голову, чтобы никто не заметил.

Во мне крепло намерение попросить Михаэля выполнить условия договора на нейтральной территории, если ему нужна моя кровь, то он всегда может прийти. Быть со мной вместе не обязательно.

Мысли шли быстрым потоком, и каждое было обрамлено холодным расчётом: я могла отдать всё ради поселения, ради людей, но не обязательно должна была оставаться при этом самой собой. Может, действительно лучше дать ему взять то, что нужно. Пусть кровь будет расчётной монетой, ради сделки — и на этом всё закончится.

Я смотрела в тарелку и думала, что время разделило смерть отца. И было бы сейчас хорошо вернуться в тот момент, беззаботной жизни, за этим столом говорить с ним о том, что происходит в деревне, строить планы на будущее. Потом пойти с ним в сад, сесть под луной и ещё долго разговаривать.

Мысли о такой простой жизни резали меня мягким ножом — они были одновременно утешением и тем, чего сейчас нельзя было достать рукой. Слезы подкатили к горлу, и я опустила голову, чтобы никто не заметил моё состояние.

— Так ты поможешь мне? — спросил её Михаель.

Его голос рвал мне слух — в нём чувствовалось и деловое, и личное. Я понимала: он просит не только как брат; в его просьбе была доля отчаяния и надежды. Но его взгляд на мне долго не задерживался, и я не знала, как воспринимать это — как попытку уберечь или как удерживание.

— Меня не было долгое время, и я не очень хочу светиться. Но если ты не поможешь, то придется пойти и на это.

Она кивнула, но на губах её дрогнула улыбка, словно та, что проскальзывает перед боем.

— Ты же понимаешь, что у этого будут свои последствия? — продолжила Элиана.

— Не думаю, что дойдет до крайностей, хотя тебе виднее, что сейчас происходит.

Разговор шел как по минному полю: каждое слово подбиралось осторожно, с оглядкой, с мыслью о завтрашнем дне, о том, что из этого может вырасти.

— Если бы ты был обычным вампиром. А так твое появление сочтут как угрозу. — Элиана произнесла это не столько как обвинение, сколько как наставление.

— Поэтому я и прошу тебя, так как не хочу больше ничего лишаться. И ты тоже — он посмотрел на меня, — было соблазнительно думать, что он имеет в виду меня.

Я сидела, словно каменная статуя, и смотрела вниз в узор на скатерти. Сердце билось громко, но в нем не было ясности — только гул. Мне не хотелось быть спутницей в сюжете, где я всего лишь ходячая уязвимость. Я хотела, чтобы меня любили, а не использовали.

Она посмотрела на меня, долгим проникновенным взглядом. В руках она держала вилку, что ощущалось очень угрожающе, как будто готовая в любой момент воткнуть её в меня. Потом перевела его на Михаэля.

Я почувствовала, как холод прошёл по коже, как у виска вдруг застучало — даже воздух казался плотнее, острым. Вид вилки, которую она так спокойно держала, сделало сцену пугающей: предмет быта стал орудием угрозы.

— Я помогу тебе. Попрошу Элрика узнать. — Её слова были сухими, деловыми, но в них сквозило намерение: она действительно пойдёт на шаги, которые считала нужными.

— Я на это и рассчитывал, — отозвался Михаэль. — Это плевое дело для охотника.

Её голос был тверд, как камень. Мне было видно — тут нет игры. Это серьёзная ставка.

— Я увидела всё, что хотела. В остальном пользуемся обычным средством связи, — последнее, что я увидела — это воткнутая вилка в паре сантиметров от моей руки. Как исчезла Элиана, мои глаза не смогли уловить.

Он посмотрел на меня, мои же ощущения были смешаны.

— Не бойся, мышка. Пока я на твоей стороне тебе не стоит ни о чём переживать.

Его слова были простыми, и в них слышалось что-то успокаивающее — но когда они звучали после всех тех угроз и исповедей, они воспринимались иначе: как мантра, которую он повторял, чтобы самому себе поверить. Мне хотелось поверить, но внутри всё ещё бурлило.

Кусок в горло не лез. Пищу проглотить было трудно — она как застревала поперёк, мешая думать. Я хотела, чтобы он тоже ушёл. Переваривать всё увиденное не входило в мои планы. В голове проносились кадры: его прежняя любовь, её смерть, гробница его решения исчезнуть, столетия битв — и я как шершавая помеха между прошлым и будущим.

— Ты можешь расположиться в кабинете, рядом с моей спальней. Я сегодня хочу побыть одна, — сказал я, хотя в душе всё клокотало.

Я встала и направилась к лестнице на второй этаж. Уже поднимаясь, на глаза начали накатывать слёзы. И не только от усталости: от бессилия, от собственной неумелости, от боли и от того, что могу быть для него ничем, лишь договором.

И в этот момент он оказался рядом со мной.

Это меня испугало: я слышала о быстрой скорости вампиров, но Михаэль ещё ни разу не показывал мне этого. Он был тихим, как тень, и в то же мгновение — вдруг рядом. Его внезапное появление было как холодный взрыв.

— Побег не лучший способ, милая. — Его голос звучал мягко, но в нём был стальной ободок.

Слезы уже текли из моих глаз, и теперь сказать, что всё в порядке, я уже не могла. Боль и злость шли рядом: я была обижена, унижена, и в то же время какая-то часть меня тянулась к нему, к тому, что он мог дать — хоть и злилась.

— Уйди с дороги. — Я подняла на него глаза, и в голосе звучала острая истома.

Он приподнял бровь, удивление мелькнуло в лице, и я попыталась пройти мимо. Сердце трепетало как птица в клетке, крылья её били об железные прутья. Я вбежала в комнату, захлопнула дверь с диким облегчением, хотелось спрятаться и больше никогда его не видеть.

Но когда я обернулась, то он уже стоял передо мной.