Ее кровь, его тьма

Глава 16

Я впервые проснулась не одна. Его грудь была у меня под щекой — твёрдая, холодная, и всё же до странного надёжная. Михаэль лежал неподвижно, будто каменная статуя, и лишь лёгкое движение его руки, обнимавшей меня, выдавало, что он не спит. Я почти боялась открыть глаза, боялась нарушить этот зыбкий миг, который так хотелось продлить.

«А что если бы это было всегда?» — промелькнуло в голове. Просыпаться так каждое утро, не думая ни о проклятых договорах, ни о тайнах, ни о его прошлом. Просто дышать его запахом, ощущать себя рядом с ним женщиной, а не обедом.

— Проснулась, сладкая? — его голос прозвучал тихо, но в нём была такая нежность, что сердце дрогнуло. Он склонился и поцеловал меня в макушку.

Я сжала пальцами его рубашку, не открывая глаз, будто от этого зависела моя жизнь.

— А что если я не хочу просыпаться? — мой голос прозвучал почти детски. — Хочу вот так лежать с тобой. Чтобы никуда не нужно было идти.

Ответа не последовало. Тишина, тяжёлая, вязкая, как туман, растеклась между нами. Я ждала — хотя бы вздоха, хотя бы какого-то намёка на то, что он услышал и понял. Но он молчал.

Я вдруг остро ощутила, как висит над нами тень — невидимая, но неотвратимая. Вчерашний вечер ничего не решил. Я по-прежнему была в подвешенном состоянии: нужна ли я ему? Или он просто играет?

— Ты опять расстроена, — констатировал он сухо, и его пальцы мягко коснулись моего подбородка, заставляя поднять лицо.

Я упрямо отвернулась.

— Не заставляй меня ломать тебя, — в его голосе прозвучал нажим, почти угроза. — Скажи, что произошло? Тебя тревожит моя сестра или что-то другое?

Я почувствовала, как внутри всё сжалось. Чем больше он настаивал, тем меньше мне хотелось говорить. Но молчание жгло.

— Мне страшно говорить с тобой, — всё же выдохнула я.

Я подняла глаза — и в его взгляде впервые мелькнуло что-то, что заставило меня застыть. Там было удивление. Может быть, даже страх. А во мне боролись надежда, нежность и боль. Боль женщины, которая слишком многого хочет от мужчины, для которого, кажется, её чувства ничего не значат.

— Я понимала, на что шла, когда будила тебя, — слова давались с трудом, дыхание перехватывало, но я не могла остановиться. — Но, наверное, не до конца. Я была готова отдать жизнь. Но если бы я знала, что придётся положить на стол ещё и свое сердце…

Я не заметила как мой голос сбился. В каждом слове звучало отчаяние. Я впервые произнесла это вслух — призналась.

Он смотрел на меня так, будто я ударила его ножом. Шок. Недоверие. Холод, который с каждой секундой крепчал в его глазах.

— Ты путаешь вожделение с любовью, — наконец сказал он. Его челюсти сжались, тело напряглось, будто он сдерживал ярость. — В тебе говорит яд. Я не собираюсь тебя убивать. Выполню договор — и исчезну из твоей жизни.

Словно молот ударил по груди. Всё рухнуло в один миг.

— Нет! — я вцепилась в него, будто пытаясь удержать, не дать уйти. — Я ничего не путаю!

Он отодвинулся, и это было страшнее, чем если бы он закричал. Отодвинулся — и я почувствовала, как будто во мне вырвали сердце.

— Я думал, ты благоразумная женщина, — его голос стал ледяным. — Что ты понимаешь разницу между любовью и влечением. Но ты не знаешь обо мне ничего. Ни моей истории. Ни того, что я совершал. Ты даже не представляешь, кто я.

— Но я вижу тебя! — отчаянно возразила я. — Ты бы давно мог убить меня. Ты согласился найти моего брата. Ты заботился обо мне в мелочах. У меня к тебе чувства… какие бы они ни были, но они есть.

— Вздор, — он резко поднялся с кровати и начал одеваться.

Я села, глядя на его спину, и слова сами сорвались с губ:

— Зачем ты тогда так со мной? Целуешь, обнимаешь, остаёшься ночью рядом? Ты жесток!

Он обернулся. В его глазах мелькнула боль, но губы изогнулись в холодной усмешке:

— Мне жаль тебя. Если я уйду, тебя начнёт ломать. Если вампир пустил свой яд по венам, выход один — получать его снова и снова. Это нужно, чтобы жертва была посговорчивее.

Мир закружился перед глазами. Я осознала, что он только что назвал меня жертвой.

— Значит… я жалкая? — голос дрожал.

— Я не говорил этого! — он вспыхнул. — Не коверкай мои слова.

—Тебе дать меня. Это одно и тоже.

Он застегнул рубашку, и его взгляд вновь стал напряжённым, холодным.

И тогда я рискнула.

— Она тоже была одержима тобой? — слова сорвались прежде, чем я успела остановиться. — Та, из-за которой ты решил умереть?

Его лицо изменилось в одно мгновение. Сначала в глазах мелькнуло непонимание, потом — осознание. И следом пришла ярость.

Он оказался рядом быстрее, чем я успела вдохнуть. Его пальцы впились в мою челюсть, сжали так, что я не смогла даже вскрикнуть.

— Никогда… — его голос был низким, глухим, опасным. — Никогда больше не смей говорить о ней.

Я встретила его взгляд — и застывший в них ужас парализовал меня. Это было не просто давление. Что-то невидимое прорвалось сквозь его глаза, коснулось моего тела изнутри. Будто кровь в венах закипела, каждая клетка сжалась от боли.

Я задрожала, дыхание сбилось, по щекам хлынули слёзы. Но он не отпускал.

Я поняла: он использует силу. Ту самую, о которой шептались и пугали маленьких детей. Его воля ломала моё тело, подчиняла его, стискивала, пока я не чувствовала ничего, кроме огня и невыносимой муки.

— Михаэль… — попыталась я прохрипеть, но слова застревали в горле.

Он смотрел на меня убийственно. Словно каждую секунду решал — раздавить меня окончательно или оставить живой. Его ярость была такой сильной, что даже воздух вокруг будто застыл, тяжёлый, удушающий.

И всё же, среди этой невыносимой боли, во мне прорвалось что-то другое. Последняя искра силы, последняя правда, которую я могла сказать.

— Убей меня… — выдохнула я, с трудом разлепив губы.

В тот миг его пальцы ослабли. Он замер. Я почувствовала, как его хватка исчезает, а вместе с ней — и это невыносимое давление, ломающее тело.

Он отшатнулся, будто обжёгся. Смотрел на меня широко раскрытыми глазами — и в них впервые за всё время была не злость, а растерянность.

Я задыхалась, хватая воздух рваным дыханием. Слёзы текли по щекам, но уже не от боли, а от того, что я сказала. Я знала: он понял. Я действительно была готова умереть.

— Убей меня, — повторила я тише, едва слышно. — Ты выполнишь свою часть договора и без меня. Мне незачем быть рядом. Возьми мою жизнь. Прошу.

Я протянула к нему руку — слабая, дрожащая, но твёрдая в своём решении. В тот момент мне казалось, что смерть лучше, чем любить его и знать, что в ответ — только холод.

— Ну же… — прошептала я.

Он стоял, стиснув зубы, и мотал головой, словно сам себе противоречил.

— Я не возьму твою жизнь, — наконец сказал он хрипло.

— Уж лучше смерть, чем быть привязанной к любимому, у которого холодное сердце, — слова сорвались с меня сами, и я даже не пыталась их остановить. — Я не вынесу этого больше ни дня. У меня не осталось ничего. Все покинули меня.

В его глазах мелькнула боль, которую он пытался скрыть, но слишком поздно. Он резко отвернулся, схватил плащ и шагнул к двери.

— Михаэль! — мой голос дрогнул, но он даже не остановился.

Дверь закрылась за ним тихо, почти бесшумно. Но этот звук ударил в грудь громче, чем раскат грома.

Я осталась одна.

Комната показалась пустой, слишком большой. Тишина давила. Я прижала ладони к лицу, а губы сами прошептали:

— Не уходи…

Слёзы захлестнули, и я впервые позволила себе плакать так открыто, без остатка.