Глава 19. Он ушел

Он ушёл, и я не знала, вернётся он или нет. Я металась, хватаясь за мысли, как за что-то, что могло спасти, выискивая хоть малейшую надежду на то, что увижу его ещё раз. И, конечно, он мог не вернуться: даже если между нами был договор, всё, что он мне должен, — это найти моего брата. Ни быть со мной, ни видеться, ни делить жизнь — ничего этого он не обещал. Ничего.

А когда-то хоть кто-то мне что-то обещал?

Отец. Я всегда должна была оправдывать его ожидания. С самого детства — с того дня, когда от нас ушла мама. Я помню тот день. Она умоляла папу о чём-то, тогда я ещё не до конца понимала, что происходит. Он был холоден, а мама металась по комнате, не находя себе места. Он молчал. Она плакала, говорила, что ей больно, что так больше не может, но и без детей тоже не сможет. Моё сердце тогда сжалось, ведь я уже сложила в уме картинку: мама собирается оставить нас. Стало страшно, но показывать своё присутствие я не решилась.

Я ещё много лет винила маму. Зачем она ушла? Зачем оставила меня? Ведь только её тёплые объятия могли утешить. Папа говорил, что она нас предала. И я ему верила. Было больно и обидно. С тех пор почти не осталось ничего тёплого, особенно в детстве. Отец постоянно отсутствовал. Я жила в окружении гувернанток и учителей. Папа гордился моими успехами в учёбе, и я радовалась этим крохам внимания.

Брат тогда уже учился в военном училище. Он был старше меня на десять лет, и в моей жизни присутствовал лишь до того времени, пока мама была рядом. Ему было уже шестнадцать, когда всё случилось, поэтому тёплых отношений с ним не сложилось.

Когда мне было лет тринадцать, я впервые задумалась: а каково было моей маме — женщине — жить рядом с таким мужчиной? И чем старше я становилась, тем больше понимала её. Возможно, она ещё жива. Тогда бы я хотела встретиться с ней — что бы она обо мне ни думала. Сейчас это, наверное, единственная родная душа, которая могла остаться на всём белом свете.

Позже я выбрала себе избранника. Отец не возражал, хотя и не сказал, что в восторге. Но я радовалась и этому уровню свободы, ведь знала: девушек моего положения часто выдавали замуж по расчёту, без их согласия и любви. Я так не хотела.

Не знаю, что было у отца в голове, но однажды он сказал, что сожалеет о том, что не дал своей жене той свободы, что дал мне. Я видела, как ему было больно признавать это. Возможно, в последние годы жизни он многое переосмыслил — силы уже покидали его. Тогда началось то редкое время близости, которого у нас никогда не было прежде. Он стал мягче, проводил почти всё время дома. Мы часто ужинали вместе, обсуждали книги, играли в настольные игры. Но и этого времени оказалось слишком мало, чтобы перекрыть все годы одиночества.

Наверное, я просто привыкла страдать — раз снова оказываюсь в таких ситуациях. И вот мои мысли вернулись к Михаэлю. Тело тут же отозвалось жаром — проклятый яд. Возможно, он прав: я путаю искренние чувства с вожделением. Или, может быть, я просто жажду, чтобы хоть кто-то проявил заботу и любовь — то, чего мне всегда не хватало.

Я запуталась. А если так, то действительно не имею права говорить о своих чувствах.

Я сама пошла к нему. Сама дала согласие. Никто не виноват. И требовать от него большего — бесчестно и низко. Становилось противно от самой себя: загнанная в угол, жадная до любви, тепла и внимания. Со стороны это выглядело жалко.

Я выдохлась и просто лежала, глядя на стены. Солнце уже стояло высоко. Потом я провалилась в сон, из которого меня выдернул стук в дверь.

— Мисс, — открывая глаза и не сразу понимая, что происходит, я уставилась в ту сторону, откуда доносился голос.

— Мисс, я переживаю за вас. Я не стала вас будить, решила, что вы поздно легли, — раздался заботливый голос Марты.

Она, очевидно, волновалась. Нужно было подняться и привести себя в порядок. Не хватало ещё слухов, что я слегла с хандрой. Наше положение и так неоднозначное.

— Марта, можешь войти.

Она вошла — вся в своей привычной суетливости, которую я так ценила. У Марты всегда во всём должен быть порядок: в делах, расписании, в доме. И если что-то шло не так, в ней включалась эта сущность, стремящаяся всё упорядочить. Как раз то, что мне было нужно. Иначе я бы так и не поднялась с постели, проваливаясь всё глубже в свои страдания. Такое уже было после смерти отца: Марта оставила меня в покое на пару недель, но только её забота и рутинные дела помогли мне вылезти из той эмоциональной ямы. Одеться, позавтракать, пройтись по саду, просмотреть документы и письма, дать распоряжения, съездить в поселение или город, приготовиться ко сну — всё это возвращало меня к жизни. Сейчас я снова рассчитывала на плечо Марты.

— Приготовь мне платье, Марта. И я хочу пообедать.

— Боже, мисс, что с вашим лицом? — очевидно, после слёз и позднего пробуждения выглядела я не лучшим образом.

— Без вопросов, Марта. Я слишком устала. Приготовь холодный компресс, — я откинулась на кровать и прикрыла глаза.

Она постояла ещё пару секунд, потом вышла — вероятно, за тем, о чём я её просила. А я начала думать о будущем.

Я никогда не задумывалась о том, чтобы менять свою жизнь. Всегда знала: выйду замуж, буду любить мужа, у нас появятся дети. Другого варианта я не видела. Поэтому и не представляла, что когда-то сама возьму всё в свои руки. Но теперь мне показалось, что именно в этом я могу найти силы — отвлечься от страданий и направить туда всю энергию.

Сегодня же позову управляющего из Бердена и попробую вникнуть во все дела. Уже полтора месяца они идут самостоятельно, дальше медлить нельзя.

Каков шанс, что мой брат жив? Моё сознание цеплялось за эту надежду. Одно дело — думать, что он пропал, но жив; другое — признать, что он мёртв. Если впустить это в себя сейчас, как потом справляться? Поэтому я решила дать шанс Михаэлю, а потом уже делать выводы.

Даже если я решу всё продать, придётся разобраться.

К трём часам Марта помогла мне собраться. Я пообедала и направилась в кабинет отца. Первым делом отправила срочную телеграмму мистеру Ванетору, управляющему, который мог приехать уже завтра. Остаток дня провела за бумагами и отчётами.

Отец отличался редкой щепетильностью, поэтому мне быстро удалось уловить суть. Раз в месяц фабрики присылали подробные отчёты: копии документов, накладные, финансовые ведомости. Я разбирала стопки, находя место для каждой коробки и понимая, где что лежит.

Закончила я только тогда, когда Марта принесла травяной чай и напомнила, что уже поздно.

— Марта, когда мистер Ванетор получит телеграмму?

— Мы отправили её срочно. Это около четырёх часов пути.

— Значит, он может прибыть уже завтра?

— Если он поедет сразу, то да. В зависимости от дороги — за пять–семь часов.

— Хорошо. Приготовь ванну. Я лягу спать.

Зарывшись в холодные объятия одеяла, я снова подумала о Михаэле. Но усталое тело не дало долго мучиться мыслями — я почти сразу уснула.

На следующий день я продолжила дела. Управляющий прибыл к полудню: получив мою телеграмму, он отправился в путь ранним утром.

Я была рада узнать, что дела на всех фабриках, кроме восточной, шли хорошо. Восточная и раньше приносила наименьшую прибыль. Выходит, я зря переживала. Отец действительно умел выстраивать отношения с людьми, и они были ему преданы. Господин Ванетор работал на него более сорока лет, и я чувствовала, что могу положиться на него. И таких людей было много.

Однако он подтвердил мои опасения: многие интересовались покупкой фабрик и переманивали сотрудников. Ему самому поступали такие предложения. Но он заверил, что никто из работников не предаст компанию. Это утешало.

Также мне пришлось назначить встречу с главой поселения. Большая часть расходов на школы, детские сады и церковь лежала на нашей семье. Поселение считалось торговым: сюда съезжались со всего королевства и даже из соседних стран, чтобы купить диковинные продукты и товары. Всё это строилось руками моего отца, включая торговые ряды, таверны и гостиницы.

Поэтому и этот день я провела в делах и встречах. А к мыслям о том, что Михаэль, возможно, не вернётся, я снова вернулась только вечером.

Загрузка...