Ее кровь, его тьма

Глава 34

Ответа не было.

— Замедли дыхание. Посмотри, как часто и рвано ты дышишь, — его голос звучал низко, почти гулко, будто вибрировал внутри моей груди.

Я поймала себя на том, что и правда не могу вдохнуть ровно — грудь вздымалась, дыхание сбивалось, сердце било в висках. Его прикосновение подействовало почти волшебным образом: жар, разлитый по телу, вдруг сменился тёплым спокойствием. Казалось, это именно то, чего мне не хватало все это время — опоры, его твёрдой, уверенной руки, как якоря, возвращающего к себе.

— А сейчас я дам тебе того, что ты хочешь, — сказал он тихо, но с той непоколебимой уверенностью, от которой по спине пробежала дрожь.

Он приблизился к моей шее, и воздух будто застыл. Не как обычно — не дразня, не играя со мной, не доводя до безумия бесконечными поцелуями, как он любил делать раньше, — а сразу, решительно, без предупреждения. Его клыки вошли в мою кожу, мгновенно, и мир вспыхнул белым светом.

Я ахнула. В ту же секунду моё тело будто взорвалось волной наслаждения. Это не было болью — наоборот, будто каждая клетка пела, будто вся я растворилась в этом укусe, как если бы он взял не кровь, а саму душу.

Он не пил долго, лишь несколько секунд, но этого хватило, чтобы я потеряла ощущение времени. Сладкий яд побежал по венам, тягучий, обжигающий. Я чувствовала, как он проникает в меня, рассеивая все мысли, тревоги, обиды, даже злость. Всё расплывалось, как в дымке. Я расслабилась и уже не помнила, что минуту назад ненавидела его всем сердцем.

Он отстранился, медленно, будто не желая разрывать этот хрупкий контакт. На его губах осталась тонкая капля крови, и я смотрела, как он стирает её большим пальцем. Взгляд его был пристальным, пронизывающим.

— Вот видишь, где твои мысли сейчас, — произнёс он с лёгкой усмешкой, — о том, что я бессердечный?

Я покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Хотя это и не далеко от правды, — добавил он, и на секунду в его глазах мелькнула тень самоиронии.

Я чувствовала, как по моим венам всё ещё течёт его сила — холодная и жаркая одновременно. Моё сердце билось медленно, будто в такт его словам.

— Ты не глупая, мышка. Пойми, что тебя мотает от любви до ненависти из-за яда. Но я не исключаю, конечно же, искренности твоих чувств. Но сколько их без яда — никому не известно, — произнёс он спокойно, будто говорил о чём-то очевидном, но в этих словах было столько власти и усталой нежности, что я не знала, злиться мне или благодарить его.

Самое болезненное из всего сказанного было осознание, что он, вероятнее всего, прав. Мой ум подсовывал мне разные мысли, разные чувства, образы — и они могли меняться каждые пять минут. Я действительно сейчас не находила той душевной боли, которую испытывала буквально недавно. От этого стало немного не по себе.

Получается, я не принадлежу сама себе. Не могу доверять даже собственным чувствам. В груди кольнул страх — тихий, едва уловимый, но липкий, как тень.

Мне не хотелось признаваться ему. Не хотелось, чтобы он видел, насколько я слаба, как легко меня можно подчинить одной фразой, одним взглядом. Головой я понимала всё, но всё моё естество — тело, сердце, душа — хотело только одного: чтобы он не отпускал. Чтобы снова впрыскивал в меня свой яд, доводя до предела, где всё становится чистым, где исчезают сомнения, где остаётся только он.

Я собрала последние крохи воли и сказала то, что было нужно, не то, что хотелось:

— Хорошо, — выдохнула я, чувствуя, как дрожь проходит по телу, — давай сделаем так, как ты хочешь.

Он поднял на меня глаза. На миг в них отразилось что-то, похожее на облегчение… или на удовлетворение от того, что я подчинилась. Его глаза зажглись огнём власти — не грубой, не агрессивной, а той, которая лишает сил сопротивляться. От этого по моим венам потекла лавина жара, медленная, тяжёлая, сладкая.

Он положил палец на мою яремную впадину, чувствуя, как пульсирует под кожей жизнь, и провёл нежно вдоль шеи, задирая мой подбородок.

— Умничка, — сказал он тихо, и от этого короткого слова всё внутри будто развернулось наружу.— Хочешь свою награду за это?

Я кивнула, не сомневаясь, что мне понравится всё, что бы он ни сделал. Сама мысль о том, что он управляет мной, странным образом не унижала, а, наоборот, успокаивала.

Он поцеловал меня — не спеша, но властно, проникая языком, как будто показывал мне границы своей власти. Это был поцелуй не нежности, а обладания. Он будто говорил мне:ты моя, пока я этого хочу. И моё тело, всё моё сознание сдавалось ему, послушно, без сопротивления.

Он точно знал, что может делать со мной всё, что вздумается. И от этого становилось… не страшно, а хорошо. Удивительно спокойно и приятно — как будто я наконец оказалась там, где всегда хотела быть.

Разорвав поцелуй, он прижал меня к себе, укутал в одеяло, будто возвращая к реальности. Его дыхание коснулось моей макушки — тихое, ровное, чуть холодное.

— На сегодня хватит, сладкая. Засыпай, — произнёс он с тем же спокойствием, но я почувствовала, как в этих словах звучит обещание — не конец, а лишь пауза. — Завтра будет необычный день.

Я положила голову ему на грудь и слушала, как медленно, ритмично бьётся моё сердце. И впервые за долгое время мне показалось, что даже тьма за окнами стала мягче.

Он всё ещё держал меня в своих объятиях. Его дыхание обжигало кожу, но при этом успокаивало. Я ощущала, как его рука медленно скользнула по моим волосам, как будто проверяла — дышу ли я ровно. Каждый его жест был продуман до мелочей, каждая пауза выверена, словно он дирижировал мной, управляя моим телом и даже мыслями.

В нём было что-то первобытное, не от этого мира. Эта сила не подавляла — она пленяла, заставляла хотеть быть частью его.

Он был рядом, и этого было достаточно. Всё остальное — обиды, страхи, вспышки ревности — растворилось.

— Ты… слишком хорошо знаешь, как вернуть себе власть, — выдохнула я, чувствуя, как тёплая волна благодарности и раздражения смешивается внутри.

Он тихо усмехнулся, наклоняясь ближе, почти касаясь губами моего виска.

Эти слова прошли по телу электричеством. Я ощутила, как во мне снова поднимается волна желания — не бурная, как прежде, а медленная, вязкая, как тёплый мёд.

Но он, словно чувствуя это, провёл пальцем по моей губе, и шепнул:

Я не могла спорить. Его тон был не приказом, а чем-то гораздо сильнее — фактом, который нельзя отрицать.

Он поднялся, но не отпустил меня сразу. Его рука задержалась на моём плече, как будто проверяла — не дрожу ли я.

Я посмотрела на него снизу вверх, чувствуя, как меня снова захватывает волна нежности.

Он провёл тыльной стороной пальцев по моей щеке, задержался у линии губ, будто собирался поцеловать, но не стал. Лишь посмотрел — так, что внутри всё перевернулось.

Я закрыла глаза. Его пальцы всё ещё касались моей кожи, и даже когда он убрал руку, ощущение его тепла осталось.

Он встал, медленно, почти бесшумно, и шагнул к окну. Луна за стеклом была огромной, серебристой, нереальной. Её свет падал на его плечи, делая их призрачно-белыми, а контуры тела — резкими, как у статуи.

Я лежала и смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Он стоял спиной ко мне, но я чувствовала, как он слушает мой ритм дыхания. И вдруг поняла: даже в тишине он всё равно держит меня под контролем.

— Михаэль… — позвала я, не совсем понимая, зачем.

— Спи, Верна, — ответил он спокойно. — Завтра тебе понадобится вся сила.

Я хотела спросить, почему, но его голос прозвучал уже мягче, почти как прикосновение:

Эти слова улеглись во мне, как колыбельная. Я свернулась калачиком, зарываясь в подушках.

Мир постепенно растворился в полудрёме. Последнее, что я успела ощутить — его присутствие. Оно не нуждалось в словах. Он простобыл, стоял где-то рядом, как страж, который не позволит тьме снова коснуться меня.