Его самое темное желание

ГЛАВА 21

Хотя после грозы большая часть леса оставалась влажной, он был полон жизни. Теплые, яркие солнечные лучи проникали сквозь просветы в кронах деревьев, создавая рассеянные столбы золотистого света. Капли росы блестели на густых зарослях папоротника, ветви деревьев скрипели, листья шелестели на легком ветерке, а птицы пели свои песни позднему утру. Кинсли даже видела нескольких кроликов, выглядывающих из ближайшего подлеска.

Она сидела, скрестив ноги, на одеяле, расстеленном на лесной подстилке, любуясь окрестностями и глубоко вдыхая лесной воздух. Он был сладок от ароматов земли, растительности и дождя.

Безмятежный пейзаж с лихвой стоил тупой боли в спине и легких судорог в области таза.

Повернувшись к стоявшей рядом сумке для рукоделия, она подняла крышку и достала свой дневник, положив его на замшелое бревно перед собой.

— Я скучала по этому, — сказала она, открывая дневник.

Эхо подлетела поближе к журналу.

— По чему скучала, Кинсли?

Она указала на лес.

— Всему этому. До того, как я приехала сюда, я жила в Лондоне с тетей Сиси. Лондон — огромный город, здания в нем выше деревьев в этом лесу, а улицы заполнены машинами и людьми. Но, несмотря на то, что там одни из самых красивых парков, которые я когда-либо видела, это просто не то же самое. Это не… то.

Кинсли улыбнулась огонькам, которые парили перед ней. Хотя они укрылись от прямых солнечных лучей, дневной свет ослабил их сияние, отчего они казались еще более призрачными, чем когда-либо. Но никого из них, казалось, это не беспокоило.

— Вернувшись домой, — продолжила она, — я исследовала так много лесов и национальных парков. Я люблю бывать на свежем воздухе, на природе, дышать свежим воздухом. Я люблю просто быть вдали от всего, — она повернулась лицом к деревьям. — А теперь я здесь. Странно, но, как бы сильно я ни скучала по своей семье, я… чувствую себя здесь как дома.

Но дело не только в этом месте, не так ли, Кинсли?

Это Векс.

Она хотела отрицать эти мысли, но не могла. Дело было не в деревьях или земле. Дело было в нем. Ее тянуло к Вексу. С той ночи, когда произошла авария, она чувствовала его, ощущала его. Его голос, его прикосновения вытащили ее из вечной поглощающей тьмы.

И она знала, несмотря на шрамы на своем сердце, несмотря на боль, которую она все еще носила, что ее чувства к нему были больше, чем похоть. Хотя поначалу он был холоден и резок, со временем он стал проявлять теплоту и сострадание, вдумчивость и удивительное терпение. В нем даже были проблески игривости — чего, как она не сомневалась, он никогда никому не показывал, учитывая то, как его описывали огоньки.

Но что из этого выйдет? Какое будущее их ждет? Зачем бессмертному существу, обладающему такой властью, тратить больше своего времени, чем это абсолютно необходимо, на кого-то вроде Кинсли?

Необходимо… Это ключ, не так ли? Он проводит это время со мной, потому что это необходимо ему для достижения его целей.

И все же она не могла до конца в это поверить. Если он действительно видел в ней только инструмент, средство заполучить ребенка, которого хотел, зачем ему показывать ей уязвимость? Зачем позволять ей видеть его настоящие, неприкрытые эмоции, зачем предлагать заглянуть в его болезненное прошлое? Зачем принимать ее поддразнивания и зачем дразнить в ответ?

Только одно в их отношениях была ясно — Векс мог взять то, что хотел, в любой момент.

Но он этого не сделал.

Если бы только она и Векс встретились при лучших обстоятельствах. Если бы только их свела вместе не смерть, не их сделка, не то… то, чего он хотел.

Вспышка коснулась ее руки, в ее прикосновении чувствовался намек на тепло.

— Мы рады делить с тобой дом.

— И я рада, что ты чувствуешь себя здесь дома, — сказала Эхо.

Дом.

Теперь это ее дом?

Ее грудь сдавило от тоски по месту, которое действительно было бы ее домом. Тоска по настоящей, безусловной любви.

По… Вексу.

— Спасибо, что поделились этим со мной, — сказала Кинсли.

Взявшись за кожаную обложку дневника, она пролистала страницы до того места, на котором остановилась. Она провела пальцами по краю, уставившись на чистый белый лист. Кинсли потратила так много часов, изливая эмоции в эту книгу, выплакала так много слез. Там были страницы боли, потерь и разбитых сердец, страницы отчаяния.

Страницы надежды.

И теперь Кинсли захотелось заполнить оставшиеся страницы удивлением.

Отодвинув в сторону вещи в своей коробке, она достала со дна стопку цветной бумаги и пролистала ее, пока не нашла пару листов черного цвета, которые вклеила в книгу в качестве основы. Затем она разорвала другой лист на полоски, обведя края коричневыми чернилами, и приклеила их на черный фон.

Успокоенная звуками природы, Кинсли погрузилась в творчество. Она добавила маленькие наклейки с грибами и плющом и даже приклеила на страницу немного мха с бревна.

А потом появились огоньки. С большой осторожностью и вниманием к деталям она нарисовала своих маленьких друзей, изобразив их формы так, как будто они летали по страницам. Затем она раскрасила их синей краской с белыми вкраплениями, добавив немного серого, чтобы сделать Тень темнее, чем два других. После минутного раздумья она добавила немного голубого голографического блеска к каждому огоньку, придав изображениям немного яркости.

Но чего-то не хватало. Черный цвет казался слишком объемным, но пустым. Ее рука уже потянулась за красной краской, когда она поняла, что там должно быть. Склонившись над дневником, она поместила красные глаза Векса в центре разворота, по одному на каждой странице, светящиеся в темноте.

Обычно красные глаза, светящиеся в темноте, выглядели бы устрашающе. Но ее они успокаивали. Они позволяли ей чувствовать себя в безопасности, дарили ощущение, что ее… видят.

Серебряным маркером она написала курсивом:

В темноте всегда можно найти волшебство.

Огоньки подплыли ближе, изучая дневник. Кинсли моргнула и подняла голову. Она была так сосредоточена на своей работе, что забыла, что она не одна.

— Что думаете? — спросила она.

Тень погладила рукой самый тусклый огонек из трех.

— Ты нарисовала меня.

Кинсли улыбнулась.

— Я нарисовала вас всех троих.

— Это большая честь для меня, — Тень склонила голову, жест повторили другие огоньки.

— Мы выражаем благодарность, — сказала Вспышка.

— Это чудесно, — сказала Эхо, кружась в воздухе над картиной.

Кинсли усмехнулась.

— Я так рада, что вам всем нравится.

Она протянула руку к солнечному свету, падавшему на одеяло рядом с ней. Тепло омыло кожу. Нахмурившись, она посмотрела в небо.

Солнце уже перевалило за полуденный зенит, оставив облака еще более блеклыми, чем раньше, и, несмотря на яркое солнце, в тенистых частях леса начал собираться тонкий туман.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Я не осознавала, как долго работала.

— Тебе не нужно извиняться, — мягко сказала Тень. — Мы были в восторге, наблюдая за твоим творчеством.

— Думаете, что Векс не будет возражать, что нас так долго не было?

Призрачный огонь Вспышки усилился.

— Если маг желал скорейшего возвращения, он должен был сопровождать тебя сам.

— Он также мог сказать об этом заранее, — сказала Эхо.

— В любом случае, нам, наверное, пора возвращаться, — Кинсли улыбнулась, глядя в дневник. — Стоит ли мне показать ему это?

Эхо слегка сжалась.

— Маг может позавидовать.

— С чего бы ему завидовать?

— Ты изобразила нас с такой красотой. Он не сможет отрицать, что она превосходит его собственную.

— Не нам угадывать, как отреагирует маг, — сказала Тень, — но я верю, что он оценит твою работу.

Кинсли слегка прикоснулась к одному из нарисованных листов, чтобы убедиться, что все уже высохло, прежде чем закрыть дневник.

— Тогда пойдемте, покажем ему. Он, скорее всего, все еще сидит взаперти в душной лаборатории.

Вернув дневник в футляр, она закрыла крышку, защелкнула ее и встала, поправляя юбку. Затем наклонилась и подняла сумку.

— Кинсли, ты ранена! — встревоженно сказала Вспышка, ярко вспыхнув.

Тень и Эхо издавали мягкие, обеспокоенные звуки, и все три огонька порхали перед ней, мерцая призрачным огнем.

Она нахмурила брови.

— Что?

— Твоя жизненная сила, — Вспышка отчаянно указала на одеяло на земле.

— И сзади твоего платья, — добавила Тень.

Кинсли посмотрела вниз. Там, на синей ткани, виднелось пятно ярко-красной крови. Поставив сумку на землю, Кинсли схватилась за юбку и повернулась, чтобы посмотреть назад. На ее платье было еще больше пятен.

— О нет, — простонала она. Она задрала юбку и наклонилась. И действительно, алое было размазано по внутренней стороне бедер. — Черт возьми, я должна была догадаться.

Вздутие живота, спазмы, боль в пояснице — все признаки были налицо, но она не обращала на них внимания.

Слава богу, у меня в сумочке есть тампоны.

Но их хватит ненадолго. Кинсли ухмыльнулась, опуская юбку. Как отреагировал бы Векс, если бы она попросила его наколдовать какие-нибудь менструальные средства?

Вспышка заметалась в воздухе взад-вперед, ощетинившись призрачным огнем.

— Мы должны поспешить к магу, пока она не потеряла еще крови.

— Все в порядке, Вспышка, — сказала Кинсли.

Маленькое тельце Эхо задрожало.

— Плоть кровоточит при ранении. Раны — это плохо.

Хотя ее щеки покраснели от смущения, Кинсли рассмеялась. Звук получился немного громче, чем она ожидала. Только тогда она поняла, что птицы умолкли. Она стряхнула с себя охватившее ее беспокойство.

— Это не рана… — она осмотрела окрестности. Должно быть, это была игра солнечного света, но все казалось более тусклым. Она снова посмотрела на огоньки. — Это совершенно естественно, я обещаю. Часто это бывает… неудобно, как сейчас, но все нормально.

Огоньки обменялись явно скептическими взглядами, несмотря на отсутствие у них черт лица.

— Для людей нормально истекать кровью без раны? — спросила Вспышка.

— Да. Это, э-э… — глубокий вдох, Кинсли. — Это часть репродуктивного цикла. Это происходит каждый месяц, когда… когда не произошло никакого зачатия.

— Неудивительно, что ваш вид так недолговечен, — сказала Тень.

Кинсли улыбнулась, несмотря на напоминание о том, чего у нее никогда не могло быть.

— Обычно мы не теряем так много крови, чтобы умереть.

Что-то двигалось среди деревьев на периферии зрения.

Сердце забилось быстрее, она обратила внимание в том направлении, ища источник движения. Туман, несомненно, сгустился, собравшись в каждой впадине. Холодок пробежал по ее спине.

Никаких животных видно не было.

Вероятно, это просто олень или кролик.

Пожалуйста, пусть это будет просто кролик.

Почему она вдруг стала таким параноиком? Почему ее охватило чувство страха? Она провела так много времени в одиночестве в знакомых и незнакомых лесах, и ни разу не испытывала такого необъяснимого страха.

— Я не понимаю, — сказала Эхо. — Почему люди должны истекать кровью, если…

— Тише, — прохрипела Тень.

Ветерок пронесся по лесу, шелестя листьями и донося до Кинсли запах, слабый, но тревожащий — запах гнили. Смерти.

— Этот туман… — сказала Вспышка.

Впереди в тумане шевельнулась большая темная фигура. Существо постепенно становилось все отчетливее, по мере того как кралось между сучковатыми стволами. Удлиненная голова, длинное худощавое тело и конечности, сгорбленные плечи.

Не олень и не кролик — собака. Очень большая, приводящая в замешательство собака.

— Эхо, немедленно сообщи магу, — поспешно сказала Тень. — Ты должна отправиться в коттедж, Кинсли.

Но она не могла отвести взгляд от приближающегося зверя. Он повернул к ней голову, и пара серебристых, зеркальных глаз встретилась с ее взглядом.

Холод внутри усилился и распространился, замораживая ее конечности и обволакивая сердце. Крошечные волоски на теле встали дыбом от беспокойства.

Клочья тумана клубились вокруг существа, пока оно шло неторопливой, беззаботной, уверенной походкой.

Это была необычная собака. Это было нечто неправильное, невозможное, и ее мозг распознавал это как собаку только потому, что она не могла понять, что это было на самом деле.

Огоньки что-то быстро говорили ей, их голоса накладывались друг на друга, превращаясь в неразборчивую мешанину.

Но эти хищные глаза держали Кинсли в плену. Существо встало на задние лапы.

Нет, встало — неподходящее слово. Оно раскрылось, как волк, сбрасывающий овечью шкуру. Существо было выше Векса, с тонкими конечностями, длинными когтями и поразительно гуманоидной формой.

Хотя оно было пугающе близко, она не могла разглядеть никаких примечательных черт, кроме жутких глаз и челюстей, усеянных устрашающими острыми зубами. Зверь был тьмой, проявленной в физической форме, но это не была комфортная, успокаивающая тьма, которую представлял Векс. Это была тьма пустоты, ничто и вечного голода.

И оно придвинулось еще ближе.

Только тогда Кинсли нашла в себе силу воли отступить на шаг.

Хриплый, нечеловеческий голос ворвался в ее сознание.

— Твой страх пахнет восхитительно, человек.

Вспышка пронеслась перед ее лицом, вспыхнув ослепительно ярким призрачным огнем.

— Кинсли, беги!

Какая бы ужасающая, сверхъестественная власть над Кинсли ни была у монстра, она рассеялась. Громоподобный стук ее собственного сердца ворвался в пространство, почти заглушив злобный смешок, раздавшийся в голове.

И снова зверь заговорил в ее сознании.

— Мясо кроликов и птиц не сравнится со сладостью твоей плоти.

Нет. Не здесь, не так, не сейчас.

Кинсли, спотыкаясь, отступила на несколько шагов, прежде чем развернуться, избежав падения только благодаря тому, что ухватилась рукой за дерево. Тень проплыла на свое место слева от нее, Вспышка — справа, их сияние дало ей единственные крупицы стабильности и нормальности, которые она могла обрести в тот момент.

Она чувствовала взгляд зверя на своей спине, чувствовала его приближение.

Не оглядываясь, Кинсли побежала.

Смех монстра звучал в идеальном ритме, отдаваясь эхом в черепе.