Его самое темное желание

ГЛАВА 23

Векс обернулся, ища кого-нибудь, что угодно, но ничего не было видно. Тьма простиралась во всех направлениях, бесконечная и всепоглощающая.

Нет, не темнота. Небытие.

Был ли он… Бывал ли он здесь раньше, в этом месте, которое не было местом? Почему оно казалось таким знакомым?

Ни тепло, ни холодно, ни приветливо, ни зловеще, это было ничто… И все же разве его присутствие не делало это чем-то? Где-то?

Голова пульсировала, и шепот боли пронзал ее. Но боль была далекой, отстраненной, и его тело… Каким-то образом, оно тоже было далеким и отстраненным.

Может быть, его вообще не было в этом нигде?

Голоса нарушили ход его мыслей. Они мягко отдавались эхом в пустоте, доносясь откуда-то издалека, с неясного направления — отовсюду и ниоткуда. Они были знакомыми, как и это место. Знакомыми, но их невозможно было распознать.

Векс сосредоточил все свое внимание на том, чтобы прислушаться, решив узнать имена этих голосов, отследить их источники.

Он шел вперед, или, по крайней мере, казалось, что шел. Чернота вокруг него оставалась неизменной, непоколебимой, не давая никаких признаков того, что он вообще двигался. Боль и звуки волнами захлестывали его существо, но обострялось только первое.

Один из голосов был таким теплым и успокаивающим. Он манил его, и ему хотелось услышать его еще. Хотя он и не был его собственным, было ощущение, что он все равно принадлежит ему.

Но это был другой голос, который донесся до него с внезапной ясностью. Это был мягкий осенний ветерок, пронесшийся сквозь темноту; прекрасный, печальный, эфемерный.

— У тебя посетители снаружи, маг.

Векс слышал эти слова раньше, давным-давно.

Тень. Это говорил огонек.

В ответ раздался низкий раскат грома, мощный, повелительный и отчужденный.

— Прогони их.

Голос Векса, слова Векса. Но он не произносил их. Не здесь, не сейчас.

— Неужели маг даже не посмотрит на этих путешественников, прежде чем изгнать их? — Тень спросила с гораздо большим терпением и мягкостью, чем Векс заслуживал.

Что-то поднялось из небытия вокруг Векса. Серый туман закружился и сгустился, превратившись в пол, стены и высокий потолок. Перед ним возникло огромное окно с замысловатыми металлическими элементами, инкрустированными в стекло, — окно высоко в его башне.

Одинокая фигура стояла перед окном, глядя вдаль, сцепив руки за спиной. Длинные черные волосы и заостренные уши, широкие плечи и тонкая талия, осанка — все это принадлежало Вексу. Он смотрел на себя, но гоблин перед ним не был Вексом.

Это был маг. Таким он был задолго до того, как взял себе имя Векс.

За стеклом лежали владения мага, целые и невредимые. Серебристый лунный свет мерцал на темных водах озера и освещал холмы и утесы долины. Отражения бесчисленных звезд танцевали на поверхности воды. Деревья раскачивались на ветру, словно под неслышимую музыку, уже одетые в свои осенние красные, оранжевые и желтые тона.

Внизу творилось что-то неладное. Лес в тени башни всегда был темным и тихим. Безмятежным. Необитаемым. Однако теперь под кроной деревьев горел оранжевый свет, и сквозь листву пробивались струйки бледного рассеянного дыма.

Походные костры.

— Посетители? — маг зарычал. — Это вторжение.

Воздух вокруг него задрожал и исказился от выброса грубой, необузданной магии. Векс ничего этого не почувствовал — ни малейшего волнения в своей крови, ни малейшего покалывания на коже. Был только ужас, скопившийся у него внутри, холодный и тяжелый, посылающий ледяные мурашки, пробирающие до костей.

Путников в лесу нужно было прогнать. Здесь они не были в безопасности.

Тень скользнула в пространство между лицом мага и окном.

— Они твоего вида, маг. Они — гоблины.

Маг напрягся. Векс закричал, подчиняя свою волю этому призраку из прошлого, умоляя мага сделать правильный выбор, единственный выбор, который мог бы защитить всех.

Изгони их! Изгони их из этого царства, избавь их от их участи!

Векс почувствовал, что его тело движется куда-то еще, куда-то вдаль. Он почувствовал боль в мышцах, почувствовал жар, проходящий через него с каждым ударом сердца. Дискомфорт пробрался под кожу. Но все эти ощущения были приглушены, отделены от его разума невидимыми, непостижимыми барьерами.

Пока рука — теплая и мягкая — не коснулась его щеки.

Он замер, разумом и телом.

Эта рука, рука Кинсли, погладила его от скулы к челюсти и обратно, вселяя в него спокойствие. Она заговорила с ним, но он был слишком далеко, чтобы понять, что она говорит.

Тем не менее, ее тон не ускользнул от него. Сострадание, забота, сочувствие.

Тьма поглотила башню вокруг Векса и сомкнулась вокруг него, лишив его ее голоса, ее прикосновений. Но он не позволит ей забрать Кинсли. Он не позволит ей отнять у него пару.

В темноте было забвение. Была боль. Было достаточно жарко, чтобы Вексу показалось, будто он тает, и достаточно холодно, чтобы убедить, что само его сердце превратилось в лед. Время шло, но для него это не имело никакого значения.

Что-то ревело поблизости, издавая ровный, голодный звук, и призрачный жар обжег его кожу. Только тогда он понял, что темнота приобрела красно-оранжевый оттенок.

Детский кашель эхом отдавался в пустоте, которая медленно наполнялась адским светом. Не кашель Векса, но когда-то это был он.

Когда ребенок заговорил, его голос был невинным и испуганным.

— Мама? Сир?

Это был не голос Векса, но он тоже принадлежал ему. До того, как он стал Вексом, до того, как он стал магом. Когда его клан звал его Ридом.

Векс перевел взгляд на дренажную канаву, в которой прятался ребенок. С характерным мерцанием могущественной, но неочищенной магии, Рид появился в поле зрения, как будто возник из ниоткуда, выглядывая из-за края канавы.

Он узнает это достаточно скоро. Поймет, что если бы он обладал хоть каким-то контролем, хоть какой-то дисциплиной, он мог бы спасти других.

Мог бы спасти их всех…

Глаза ребенка-гоблина округлились, когда он увидел разрушения. Деревня, которую он называл своим домом, была охвачена пламенем. Пламя бушевало внутри каменных зданий, превращая их в огромные печи. Пепел и руины покрывали землю, а обугленные трупы его сородичей были разбросаны, как щепки, выброшенные ветром на берег. Ветер уносил хлопья пепла от тел, разбивая их по частям, стирая с лица земли. Золотые клинки торчали из многих поверженных гоблинов — оружие, что стоило своим хозяевам немногим больше, чем отнятые им жизни.

Черный дым поднимался в небо, закрывая луну и звезды и оставляя за собой багровые пятна пожаров.

Отголоски этих пожаров полыхали в сердце Векса.

На некоторых трупах и обломках остались магические остатки, добавляя яркие краски к этому кошмару. То немногое волшебство, которое смог собрать клан, не помогло им.

Слезы навернулись на глаза ребенка, когда он снова позвал. Это были слезы потери, неверия и ужаса, слезы юноши, который еще не до конца осознал, что произошло. И они довольно скоро уступят место ярости.

Взгляд Рида метнулся к движению вдалеке. Сияющие, одетые в золото фейри верхом на конях со свирепыми глазами скакали по краю деревни, едва различимые сквозь дымку. Страх исходил от ребенка, который снова нырнул в канаву, изо всех сил пытаясь выровнять дыхание, в то время как его маленькое сердечко изо всех сил билось прямо в груди.

Сердце Векса ускорилось, чтобы соответствовать ритму Рида, и его дыхание стало прерывистым. Оба ощущения оставались отдаленными, но они создавали давление в груди, которое было все труднее игнорировать с каждым затрудненным вдохом.

Мысли проносились в голове Векса — его собственные и Рида, смешанные, когда два голоса сливались в один.

Мертвы. Все мертвы.

Они не могут умереть.

Почему это случилось с нами?

Почему это произошло?

Рев пламени стал оглушительным. Рид скорчился в канаве, тлеющие угли и зола падали на его перепачканную сажей кожу и грязную одежду. Имена и лица проносились в его голове, все они были потеряны для мира, потеряны для времени, потеряны для всех и вся, кроме Векса.

Детский вопль горя и боли вырвался из горла Векса, потрясая его до глубины души.

— Ш-ш-ш, — произнес кто-то успокаивающим, нежным голосом ему в ухо. Свет от проклятых костров померк.

Кончики пальцев скользнули по его лицу, холодя разгоряченную кожу, и убрали влажные волосы со лба.

Кинсли.

Векс изо всех сил пытался заговорить, произнести ее имя, но не смог издать ни звука. Но он чувствовал свое тело, чувствовал что-то под собой, что-то сверху.

Его тюфяк. Его одеяла. И это прикосновение к его лицу, этот голос — его Кинсли. Его пара.

Он потянулся к ней, но не мог пошевелиться, не мог дотянуться до нее.

— Спокойно, — сказала она, поглаживая его по щеке. — С тобой все в порядке. Тебя там нет, больше нет. Мы здесь, Векс.

Ее голос звучал устало, даже… испуганно, чуть хрипловато, чуть тоньше. Немного неуверенно. Что случилось? Что же произошло?

Сердце Векса забилось сильнее. Баргест. Он сражался с другим баргестом, которого пропустил. Были ли еще? Была ли ранена Кинсли? Была ли она… была ли…

Пламя проиграло свою битву с тьмой.

В своем сознании Векс цеплялся за что-то, борясь, чтобы остаться там, с Кинсли, но ощущение ее присутствия уже исчезало. Больше никаких прикосновений, никакого тепла, никакого сладкого, успокаивающего голоса. Только пустота.

Пустота и агония.

Векс дрейфовал по бурлящему, неистовому морю, отданный на милость волнам боли. Расстояние между его разумом и телом делало его страдания все меньше и меньше по мере того, как проходили минуты, или часы, или дни. Воспоминания кружились в голове и вокруг него, неотличимые от того, что, должно быть, было вызвано лихорадочным воображением. Голоса взывали к нему изнутри и снаружи, их призрачные слова кружились в водовороте, который держал его в плену.

Тень, Эхо и Вспышка. Его люди — как его клан, так и те, кто пришел позже. Смертные и бессмертные, с которыми он имел дело. Кинсли.

Больше, чем кого-либо другого, он слышал Кинсли, и именно ее голос стал самым сильным, самым чистым. Она была его единственной связью с реальностью. Но у него не было сил придвинуться к ней ближе, не было сил даже разомкнуть губы и издать даже малейший звук.

Небытие снова поглотило его, держа в плену, пока, наконец, темнота не отступила. Он наблюдал, как маг, одетый в капюшон, тяжелую мантию и иллюзорный саван, прогуливается по лагерю, разбитому в тени его башни.

Его гнев снова всколыхнулся, когда он взглянул на перепачканных гоблинов в лагере. Он отметил их изодранную одежду, их усталость, их настороженность. Их ожоги и шрамы — гораздо больше, чем кто-либо из них когда-либо мог заслужить.

И его гнев столкнулся с отвращением к самому себе, когда он увидел проблески надежды, слабые, но неоспоримые, в их глазах.

Возвращайся в свою башню, призвал он мага. Лиши их убежища. Пусть они не надеются напрасно на то, чего ты не можешь им дать!

Но маг прошел дальше, войдя в палатку старейшины.

Старейшина гоблинов сидел в грязи, с обнаженным торсом, перед ним в миске горели ароматные травы. Его тело было вымазано краской — черной в честь новолуния, в честь тьмы, поглотившей его родню. Черной в знак траура.

Серые глаза старейшины пронзительно смотрели на мага.

— Ты вторгся в мои владения, — категорично заявил маг.

— Мы ищем убежища, — спокойно ответил старейшина. — Рассказы о темном волшебнике привели нас в эту долину.

— Зачем тебе понадобился темный волшебник?

— Чтобы защитить нас от света.

Что-то пронзило сердце Векса, повторяя то, что почувствовал маг в тот момент.

— У меня нет милостыни, которую я мог бы предложить, — сказал маг.

Старейшина поднял ладони вверх и склонил голову.

— Нам нужна только земля, на которой мы могли бы построить новый дом. Большего мы и не просим.

— То, о чем вы просите, уже является гораздо большим.

Вздохнув, старейшина закрыл глаза и опустил руки на колени.

— Многие существа шепчутся об этих землях. Они шепчутся о темном волшебнике, да, и шепчутся о его крови. Некоторые утверждают, что он наш родственник. Гоблин. О многом и даже большем я прошу тебя, маг, воистину. И даже больше… Но гоблин ты или нет, ты знаешь, о чем я действительно прошу.

Нет. Не слушай его слов, ты, проклятый дурак. Он не знает, чего просит!

Старейшина открыл глаза, встретившись взглядом с магом.

— Я прошу твоего позволения, маг, чтобы мой народ мог жить. Ни больше, ни меньше. Я думаю, ты знаешь, не так ли? Знаешь, что это такое — не иметь ни места, ни покоя? Зная, что это такое, когда за тобой охотятся из-за того, кто ты есть, и ни из-за чего другого.

Маг склонил голову набок.

— Ты слишком много предполагаешь, старейшина.

— Возможно, — кивнув, ответил старейшина. — И все же я могу говорить только то, что у меня на сердце. Свою правду.

В иллюзорных тенях, скрывавших лицо мага, его губы изогнулись в легкой задумчивой улыбке. Он уже принял решение.

И это решение никогда не может быть отменено.

Пустота поглотила Векса. Он плыл сквозь нее, обезумевший, измученный, но не способный заснуть, измученный жаждой, но не способный пить, голодный, но не способный есть. Только легкие прикосновения Кинсли прерывали его страдания. Только ее тихие слова облегчали его мучения. Эти слова, эти прикосновения, все только для него, исходили из мира, которого он не мог достичь, в котором не мог ориентироваться, который не мог увидеть.

Из мира, за возвращение в который он будет бороться до тех пор, пока не перестанет существовать.

Он почувствовал успокаивающее тепло на своем лбу и легкий намек на влагу. Кинсли снова заговорила с ним, прикладывая теплую влажную ткань к его лицу. Заботясь о нем.

Что я сделал, чтобы заслужить это? Чтобы заслужить ее?

Это не имело значения. Он сделает все, что…

Вскоре ее голос и прикосновения снова ускользнули из его сознания. Опять он не мог прильнуть к ней, не мог осознать ее присутствие и вернуться к ней. Несмотря на всю власть, которой он обладал, он был совершенно беспомощен. Совершенно бесполезен.

Так же, как когда Благие ворвались в мой дом. Когда они убили мой народ.

Векс зажмурился. А может быть, его глаза были закрыты все это время? Он не мог сказать. Темнота за веками была такой же, как и окружающая его, — безграничной, неизбежной, знакомой.

Но она не была пустой. Она никогда не была пустой, по-настоящему. Кинсли все еще была там. Она не прикасалась к нему, но была близко, и ее присутствие было очевидным. Его душа знала это, тянулась к ней, взывала к ней, тосковала по ней. По Кинсли.

Тем не менее, она оставалась вне его досягаемости. Хотя он и чувствовал ее присутствие, Кинсли не было с ним в этой темноте, и это было к лучшему. Она заслуживала гораздо лучшего, чем это.

Звук защекотал его ухо. Он был слабым, как будто его принесло ветром с большого расстояния — как и многие другие звуки в этой пустоте. Но когда он сосредоточился, звук обрел форму. Не просто один звук, а несколько, наложенных друг на друга, чтобы сформировать большее целое.

Музыка лилась из барабанов, свирелей и лир. Он не слышал ничего подобного уже… много столетий.

Векс открыл глаза и обнаружил, что смотрит в то же самое окно башни, что и раньше. Отражения луны и звезд мерцали на поверхности озера, словно стремясь вырваться из временных рамок, в которые они были заключены. Леса и холмы буйствовали летней зеленью, а полевые цветы бледнели под ночным небом.

Но вместо костров и палаток среди деревьев и вдоль берега примостились постройки из камня и дерева, а большую часть пространства между ними покрывали большие навесы из шкур и парусины. Тут и там горели кухонные костры, но их свет не мог сравниться с многоцветным сиянием множества свечей и волшебных гирлянд, которые гоблины развесили в своем поселении, и которые дополнялись десятками огоньков, порхающих между строениями.

Великое множество гоблинов собралось в центре новой деревни, где они танцевали под музыку, которую Векс едва мог слышать из своей башни.

Он издавна ценил песни своего леса — мелодии дерева и корней, ветра в листьях и воды, плещущейся о землю, птиц и зверей, жизни. Эта музыка была другой. Она была родом из почти забытого прошлого, из древних дней, когда ребенок по имени Рид бегал и играл со своими соплеменниками, исследуя труднопроходимые горные долины, взбираясь на самые высокие холмы и блуждая по самым темным лесам, в которые они осмеливались заходить.

Она была родом из прошлого, что было выжжено огнем и золотом.

В смутных отражениях на окне Векс не видел себя. Там был только маг в мантии, его красные глаза пылали, и неясное голубое пламя из трех огоньков парило вокруг него.

— Они лишь отвлекают. Не более того, — тихо сказал маг.

Грудь Векса заныла. Он не знал, была ли это воображаемая боль или боль от его тела, где бы оно ни находилось в этот момент.

Отвлечение, да. Но и гораздо больше. Напоминание.

Будущий провал.

— Я присоединюсь к празднеству, — сказала Вспышка из-за спины Векса.

— Как и я, — добавила Эхо.

Маг пренебрежительно махнул рукой.

— Я не буду лишать вас возможности повеселиться. Но у меня есть другие дела этой ночью.

С радостными трелями два огонька умчались прочь.

— Тебе не нужно медлить, — сказал маг.

— Я просто хочу еще немного полюбоваться видом, — ответила Тень.

Маг фыркнул, подходя ближе к окну.

— Это… — обречено, — обнадеживает.

— Может ли быть так, что маг счастлив? — спросила Тень.

— Они счастливы. Этого… достаточно.

Огонь и лед — ярость и горе, боль и печаль — пульсировали в существе Векса.

Этого недостаточно. Было недостаточно.

Вся эта сила, все эти знания, а ты не смог постичь эту простую истину.

Он ждал темноты, небытия и освобождения, которое они принесут, но оно не пришло. Он не знал, как долго стоял у окна, наблюдая за воспоминанием. Не знал, как долго играли музыканты, как долго танцевали гоблины, или как долго дети бродили стаями, подшучивая друг над другом и над старшими. Он не знал, как долго лунный свет освещал деревню под его башней.

В какой-то момент он ощутил новое ощущение прохлады и влажности на губах, языке и в горле. Вода. По капле за раз, утоляя жажду, которую он был не в состоянии выносить. Он знал, что это было не в первый раз, но еще не ощущал так отчетливо.

— Мы все еще здесь, — сказала Кинсли. — Ты все еще здесь.

Еще несколько капель воды скатились ему в горло.

Если бы только он мог шевелить губами. Если бы только он мог выдавить из себя хоть звук, чтобы сказать ей, что он здесь, что он слышит ее, чувствует ее. Если бы только его тело отзывалось на его команды. Если бы только он мог вырваться из небытия и вернуться к ней.

Тепло потекло по его руке, сопровождаемое нежным пожатием; это была рука Кинсли на его руке. Это тепло медленно распространилось по его руке и всему телу, успокаивая затяжную боль. В тот момент он не чувствовал ничего, кроме нее.

Воспоминания давно померкли, окутав его спокойной тьмой, наполненной ее теплом, ее голосом, шепотом ее аромата.

— Кинсли? — спросила Эхо.

— Он начинает выглядеть лучше, не так ли? — в тоне Кинсли звучала душераздирающая смесь надежды и отчаяния.

— Так и есть, — сказала Тень.

— Позаботься о себе немного, Кинсли, — сказала Эхо. — Мы присмотрим за ним.

— Я не могу оставить его, — ответила она, крепче сжимая руку Векса.

Его грудь раздулась, а сердце забилось быстрее.

Моя пара. Моя Кинсли.

Тень говорила с мягкостью и терпением, с которой она вела себя столько, сколько Векс ее знал.

— Если ты не позаботишься о своих собственных нуждах, Кинсли, ты не сможешь заботиться о маге.

— Я в порядке, правда.

— Нам от этого стало бы легче, — сказала Эхо.

— Я… Я не знаю… Он еще не проснулся, и я…

Вексу было жаль ее. Резкость в ее голосе, беспокойство… было больше, чем он когда-либо ожидал.

— Он погружен в глубокий исцеляющий сон, — сказала Тень. — У тебя достаточно времени, чтобы принять горячую ванну, перекусить и немного поспать спокойно. Если веки мага хотя бы слегка дрогнут, я поспешу к тебе с вестью.

В последовавшей тишине Векс почти почувствовал ее нерешительность, почти почувствовал, как ее разум борется сам с собой — битва эхом отдавалась внутри него. Он не хотел, чтобы она уходила, но в то же время не мог вынести мысли о ее страданиях, и меньше всего из-за него.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Я возьму что-нибудь поесть и быстренько приму ванну.

Векс смутно почувствовал, как что-то шевельнулось рядом с ним, а затем другая рука Кинсли погладила его по лицу.

— Я скоро вернусь, хорошо? — Кинсли отодвинулась от него. — Я обещаю.

На смену теплу ее тела пришел пронизывающий холод. Векс потянулся к ней, позвал ее, но его тело не двигалось, и голос не слушался. Снова была только чернота, и теперь здесь было невыносимо пусто.

Огоньки заговорили друг с другом, но было слишком поздно. Он был уже слишком потерян, чтобы слышать их, погружаясь все глубже и глубже.

Где-то в этом огромном ничто он что-то заметил. Это было далекое, крошечное, расплывчатое, но он чувствовал, что оно неуклонно приближается.

Булавочный укол света.

Страх проскользнул сквозь сознание и проник в его существо. Он не хотел идти к этому свету, не хотел иметь с ним ничего общего, хотел только быть как можно дальше от него. И все же вся его борьба не могла изменить его курса.

Свет расширился и усилился. Это было солнце, ослепляющее своим сиянием.

Не солнце, не солнце, это не солнце.

Векс закрыл глаза, но свет оставался видимым. Его нельзя было отрицать. Он вцепился в темноту, отчаянно пытаясь остаться в ее объятиях. Она не сулила ни спасения, ни бегства. Он падал. Кувыркаясь, направлялся к этому ужасному, злобному свету.

Затем все движение прекратилось. Векс открыл глаза, и его сердце заколотилось.

Он знал это место. Он знал мраморные полы и колонны с золотыми прожилками, изящную филигрань и инкрустацию драгоценными камнями. Он знал замысловатые витражи, изображающие великолепную женщину-фейри. Он знал резьбу по алебастру, шелковые гобелены с деталями и цветы, сделанные из драгоценных камней, которые переливались всеми мыслимыми оттенками.

Он знал свет. Не только тот, что отбрасывали хрустальные люстры, свисающие с высокого сводчатого потолка, но и ее свет.

Нет. Он не хотел никогда снова возвращаться в это место, даже в воспоминаниях. Он так сильно не хотел никогда даже думать об этом снова.

В дальнем конце зала возвышался помост перед центральным, самым высоким, витражным окном. На возвышении стоял трон из мрамора с золотыми прожилками и подушками из шафранового бархата. А на троне восседала королева фейри, излучавшая свет, сравнимый с солнечным, — так много света, что черты ее лица были неразличимы, если не считать холодных, завораживающих глаз.

Фигура мага в мантии приблизилась к трону, его лицо было окутано иллюзорной тенью. За этой иллюзией его глаза были прищурены от от свечения.

Королева заговорила. Ее голос был высоким, мелодичным и красивым, и Вексу стало совсем не по себе.

— Принято преклонять колени перед своей королевой.

Это место… Он не должен был быть здесь, вообще не должен был приходить. Ни сейчас, ни тогда, ни когда-либо еще.

— А потому я остаюсь стоять, — ответил маг.

Королева медленно поднялась. Когда она шагнула вперед, ее свет, отражаясь от хрустальных люстр, заставил разноцветные блики танцевать по залу. По мере того как она спускалась по ступенькам, свечение уменьшалось, открывая ее черты.

Векс попытался отвернуться, скрыться в темноте, но не мог отвести взгляд. И как бы сильно он ни желал иного, маг стоял на месте.

Высокая и элегантная, королева фейри была созданием несравненной красоты. Ее лицо было совершенством — изящный, слегка вздернутый носик, полные, изогнутые губы, большие, сияющие, отливающие опалом глаза, высокие скулы и тонкие, выразительные брови. Темные ресницы контрастировали с ее золотистыми волосами, которые, в свою очередь, дополнял золотой обруч на шее.

На ней было белое платье из прозрачного материала с едва заметными голубыми и золотыми переливами, когда оно двигалось, подчеркивая гибкое, соблазнительное тело под ним.

Но ее совершенство было холодным. Ее свет не излучал ни тепла, ни уюта. Долгое время маг — Векс — жил в темных местах, среди неблагих, сталкиваясь с великими и ужасными существами. Никто не внушал ему такого страха, как королева.

Но маг считал себя достойным соперником ей… Потому что подчинение никогда не было для него вариантом.

Королева остановилась всего в нескольких шагах от мага, наклонив голову и рассматривая его. Ее переливающиеся глаза были подобны двум бездонным пропастям, лишенным сострадания и жадно поглощающим все, на что падал их взор.

Нет! Тебе не следовало приходить, не следовало оставаться. Не следовало говорить ей ни единого слова.

Но крики Векса не могли сделать ничего, кроме как эхом отдаваться в его сознании. Никто не мог их услышать, и меньше всего он сам в прошлом.

Королева взмахнула запястьем.

Иллюзии, окутывавшие мага, рассеялись, открыв его таким, каким он был — зеленокожим гоблином с длинными черными волосами и красными глазами. Серебряные серьги украшали его длинные, заостренные уши. Он был одет в короткую тунику, перетянутую широким поясом, также украшенным серебром, и черные брюки с высокими сапогами. Темно-синий плащ, накинутый на его плечи, был застегнут серебряной брошью в форме полумесяца.

— Итак, слухи подтвердились. Гоблин, — уголок идеальных губ королевы приподнялся. Она сократила расстояние между собой и магом. Ее длинные изящные пальцы с заостренными ногтями слегка коснулись нижней части его подбородка, приподнимая лицо. — Я и не представляла, что такие, как ты, могут быть такими привлекательными. Эти глаза, эти брови, эти губы… Ты пристыдил некоторых из моих придворных.

Вексу очень хотелось отбросить эту руку, но маг не сделал такого движения.

— Я принял ваше приглашение по доброй воле, — сказал маг, слегка отклоняясь назад, чтобы избежать этих пальцев. — Изложите мне свое дело, чтобы я мог удалиться со всей возможной поспешностью.

Она усмехнулась, звук был легким, но резким, и обошла его, кружа, как хищник, оценивающий свою жертву.

— Любопытно, что такой, как ты, обладает такой огромной силой, не так ли? Гоблины довольно редко владеют высшей магией.

— Я пришел не для того, чтобы на меня глазели из любопытства, — ответил маг.

Стоя позади него, королева приподняла несколько прядей длинных волос мага, пропуская их между пальцами.

— Ты пришел, потому что я позвала тебя. Твой визит сюда продиктован моим указом. Моей прихотью.

Векс почувствовал свою грудь, почувствовал, как его легкие изо всех сил пытаются наполниться воздухом. Он почувствовал, как дыхание застряло у него в горле. Но он не мог втянуть больше, не мог утолить эту потребность.

Маг шагнул вперед, снова отпрянув от касаний королевы, и повернулся к ней лицом.

— Ты принимаешь меня за одного из своих подданных. Я хозяин своего королевства, не связанный ни с королем, ни с королевой.

Королева снова сократила дистанцию, ее губы раздвинулись в улыбке, обнажив идеальные белые зубы.

— Такое странное понимание власти. Как тебе удается быть таким серьезным и в то же время таким наивным?

— Как вам удается быть такой искушенной и в то же время такой самонадеянной?

— Острый язычок. Мы найдем ему хорошее применение.

— Мы не будем этого делать, поскольку я ухожу.

Королева остановила мага, положив руку ему на плечо. Не опуская этой руки, она обошла его со спины, позволяя своим полуприкрытым глазам внимательно рассмотреть его.

— Как всегда, мои инстинкты оказались верными. Ты, маг, послужишь самым интересным развлечением.

Беги, черт бы тебя побрал! Беги! Не дай себе утонуть в ее когтях.

Но мольбы Векса ничего не могли изменить. Мир вокруг него исказился и изменился, протащив его сквозь время и пространство.

Спальня королевы, в отличие от тронного зала, была тускло освещена. Мраморные столбы ее огромной кровати возвышались от пола до потолка, а над ней был стеклянный купол, сквозь который в ясном ночном небе мерцали луна и звезды. Чистое серебро лунного света было испорчено мягким желтым и оранжевым сиянием драгоценных камней, вделанных в колонны.

На кровати, среди шелковых и бархатных подушек, валиков и одеял, полулежала королева. Она была обнажена, ее кожа цвета слоновой кости была полностью выставлена напоказ — дерзкая грудь, узкая талия, широкие бедра и длинные стройные ноги. Маг стоял в изножье кровати, одетый в набедренную повязку. На кольце, висевшем у него на шее, были выгравированы плавные золотые письмена Благих, металл был обманчиво нежным.

Векс бушевал, но его гневу не было выхода. Он мог лишь служить щитом между его сознанием и болью в его нутре.

Королева подняла руку и согнула палец, подзывая мага. Когда он не двинулся с места, ее брови поползли вниз. Эта едва заметная перемена сделала ее лицо еще более угрожающим.

— Я устала от этого.

Маг уставился на нее, его алые глаза пылали презрением.

— Я мог бы посочувствовать тебе, если бы ты сама не навлекла это на себя.

— Если бы этот язычок не был таким ловким в других отношениях, я бы давно его отрезала.

— Если ты хочешь освободиться от своих нынешних разочарований, тебе нужно только отпустить меня, — выражение лица мага оставалось жестким, неизменным и вызывающим, несмотря на ситуацию, но Векс знал, что оно скрывало — страх, неуверенность. Скачущие мысли и затаенные страхи.

Королева сжала кулак. В нем материализовался расплавленный металл, образуя тонкую цепочку, звено за звеном, которая вытянулась и зацепилась за ошейник мага. Металл остыл, превратившись в полированное, сверкающее золото. Она потянула за цепочку, и маг, спотыкаясь, направился к ней, едва удерживаясь на кровати.

Она наклонилась к нему, ее лицо оказалось на волосок от его лица.

— Ты дашь мне то, чего я желаю, мой питомец.

А Векс мог только наблюдать, не в силах предотвратить свое собственное проклятие и страдания и смерть, которые последуют за этим. Беспомощный исправить любую из ошибок прошлого.

Оскалив зубы, маг прорычал:

— Мне нет дела до твоих желаний.

— Как и до твоей жизни, — прошипела королева, туже наматывая золотую цепочку на кулак. Ярость, написанная на ее лице, которое обычно выражало только безразличие или жестокое веселье, была редким зрелищем. — А как обстоят дела с жизнями мерзких обитателей твоего жалкого королевства?

В маске мага появилась трещина, и укол боли и вины острее любого лезвия пронзил грудь Векса.

Накрашенные красным губы королевы растянулись в знойной, угрожающей усмешке.

— Ах. Значит, тебя волнует не твоя собственная жизнь, а их… — свободной рукой она погладила лицо мага, задев его кожу длинными ногтями. — Ты достаточно красивое создание, чтобы я проявила милосердие, мой питомец. Договорились.

Маг замер, когда она повернула голову, почти прижавшись губами к его уху.

— Стань отцом для моего ребенка, и я освобожу тебя. Твое королевство и все, кто в нем обитает, будут оставлены в покое.

Напряжение сковало мышцы мага, и его когти впились в постельное белье, когда он сжимал его в кулаках. Векс чувствовал это напряжение в себе, давление настолько сильное, что его сердце перестало биться, что его легкие угрожали разорваться, что все его существо было готово рухнуть внутрь себя.

Нет. Он так отчаянно хотел, чтобы ответом было «нет», чтобы маг отклонил предложение, отверг королеву. Так отчаянно хотел предотвратить то, что могло стать — то, что стало — величайшей глупостью в его жизни. И все же в глубине души он знал, что это ничего бы не изменило.

Но он также знал, какие мысли крутились в голове мага. Он знал, насколько мучительным было это решение. Знал, что маг взвешивает чаши весов, замышляет, планирует, надеется. Надеется, что все же остался выход, что он достаточно умен, чтобы сбежать.

Что больше всего ранило Векса, так это то, что маг был прав — он нашел способ сбежать из тюрьмы, в которую она его заточила. Но у него никогда не было шанса сбежать от королевы.

После долгого молчания маг кивнул.

Улыбка королевы стала шире.

— Поклянись в этом своим настоящим именем. Дай мне свою клятву.

Едва шевеля губами, обнажившими клыки, маг прошептал королеве свою клятву, сообщив ей свое истинное имя.

Холодный ужас обвился вокруг Векса, медленно сокрушая его сердце и душу. Однажды данное истинное имя никогда не может быть отменено. И нарушенная клятва…

Королева рассмеялась. Ее кожа засияла, пока от нее не заструился золотистый свет — свет дня, свет солнца, ослепляющий, иссушающий, обжигающий.

По правде говоря, королева не поглотила его светом, но все равно осветила.

Этот свет съел его, образовав сверкающую золотую пустоту вокруг Векса. Все, к чему он стремился, за что боролся, чем дорожил… Все это было уничтожено этим светом. И теперь, наконец, он уничтожит и его тоже. Он даст ему освобождение, в котором ему так долго отказывали…

Нет. Это не конец. Я еще не закончил.

Он долго верил, что у него отняли все, кроме жизни, но это никогда не было правдой. У него был лес, проклятый, но все же принадлежащий ему. У него были огоньки, верные, непоколебимые товарищи, чья забота поддерживала его. А теперь у него была Кинсли.

Его пара.

Тогда он почувствовал Кинсли. Почувствовал ее присутствие, почувствовал ее руку на своей, ее большой палец коснулся костяшек его пальцев. Почувствовал, как она приглаживает его волосы и обводит шрамы у глаз.

Она вернулась. Вернулась к нему.

— Тебя там нет, Векс, — сказала Кинсли. — Ты здесь, с нами. Со… со мной.

Аура королевы была зловещей, ослабляющей, угнетающей. Она внушала благоговение и страх и ставила людей на колени. Кинсли, напротив, излучала безмятежность. В ней, несомненно, был огонь, но это был огонь страсти, теплый и нежный. Не то холодное, суровое пламя, которое горело в сердце королевы.

Если королева была солнечным светом, уничтожающим все на своем пути, то Кинсли был лунным светом — мягким, ласкающим, неземным.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он в последний раз смотрел на лицо своей пары, с тех пор, как в последний раз прикасался к ней. Все это время было потеряно. Когда он вернется к реальности, к Кинсли, ему придется многое наверстывать.

Постепенно чистая белая пустота уступила место объятиям черноты. Векс охотно погрузился в нее.

С Кинсли снова рядом она не была пуста. Новый огонек, слабый, но узнаваемый, засиял в темноте.

Мягкий серебристый свет.

Моя Кинсли. Моя пара.

Мой лунный свет.