Если сердце верит

Глава 11

Джон никак не мог избавиться от мыслей о пленке. Ее существование придавало всей истории совершенно новый поворот. Но сегодня, в понедельник, «Лейк ньюс» была для него первостепенной проблемой. Он уже смакетировал страницы и отсканировал фотографии. Теперь следовало добавить немного информации.

Основной материал сегодня посвящался трем семьям, недавно переехавшим в Лейк-Генри из больших городов. Рейчел и Билл Тейплинс с четырехмесячной дочкой Тарой прибыли из Нью-Йорка. Линн и Гери Смит с четырьмя детьми-подростками — Элисон, Робином, Мэттом и Чарли — из Массачусетса. Из Балтимора привезли двух своих шоколадных детишек Джемисоны — Эдди и Джо. Трое их взрослых детей лишь навещали семью на каникулах. Самой молодой супружеской паре было около тридцати, самой старшей — под семьдесят. Но все семьи объединяло стремление найти лучшие условия жизни.

Неделю назад Джон взял интервью у каждой из семей, а в это воскресенье набросал от руки план статьи. Теперь, расположившись в рабочем кресле, он начал печатать текст на компьютере. От этого занятия его то и дело отвлекали звонки с просьбами поместить то объявление о каком-либо общественном мероприятии, то коммерческую рекламу в одну из рубрик. Утомленный этими вынужденными перерывами, Джон спустился вниз и попросил Дженни отвечать на звонки.

Закрыв дверь офиса, Джон вернулся к компьютеру, но, вместо того чтобы красочно описать жизнь переселенцев в маленьком городишке, полез в кибернетические джунгли и вскоре проник в архив «Пост». Когда Терри Салливан сочинял очередную историю, это неизменно вызывало столкновение с кем-нибудь из коллег. Джон быстро разыскал и распечатал четыре документа, касавшиеся аналогичных дел, Терри занимался ими в те годы, когда Джон еще работал в газете. Потом позвонил Стиву Бейкеру, старому приятелю, репортеру «Пост».

— Эгей! — радостно воскликнул Стив, услышав голос Джона. — У тебя, должно быть, уши так и горят. Вся редакция новостей гудит о тебе. Мы думаем, тебе кое-что известно о Лили Блейк.

— Не много, — сказал Джон. — Она уехала отсюда в восемнадцать лет, а я — десятью годами раньше. Зато вы все знаете о Терри Салливане. Он, никак, снова за свое взялся? Опять сочиняет небылицы?

— Ответ зависит от того, кому задан вопрос. Официальная версия такова: Лили ввела Терри в заблуждение, и ее информация действительно звучала правдоподобно на фоне всего, что ему удалось насобирать.

— Но это официальная версия. А ты что скажешь?

— Он стряпал этот скандал несколько месяцев, — отозвался Стив.

— И преследовал Лили?

— А также Россетти. Как только отец Фрэн стал архиепископом Бостонским, все поняли, что вскоре его снова повысят. Не знали только, когда именно. Потом пронесся слух, что назначение приурочат к третьей годовщине переезда Россетти в Бостон. И Терри стал, что называется, рыть землю носом. Это было с полгода назад. Началась настоящая охота. Он пытался раскрутить сюжет с другой дамочкой, но у него не получилось.

— Ему Брайан посоветовал разработать сюжет с кардиналом или это инициатива самого Терри?

— Это инициатива Терри.

— Он что-то имеет против кардинала?

— Ему не надо ничего определенного, чтобы обойтись с человеком жестоко. Терри буквально звереет, когда чует скандал. Ему хотелось, чтобы эта история попала на первую полосу. Брайан сопротивлялся.

— Допустим, но в газете писали, что Терри преуспевает на профессиональном поприще. А о чем гудит редакция новостей?

— Слушай, Кип, я не вполне объективен. Ведь Терри спер у меня из-под носа отличное дельце.

— И все-таки, что слышно в редакции?

— Терри решил, что тут пахнет большим скандалом, но не мог найти никакого компромата. Время уходило, а у него ничего не получалось. Тогда он написал статью, которая была наполовину спекуляцией, наполовину плодом его воображения. Многие из нас знакомы с Россетти. Он один из самых достойных, честных и искренних людей. Берусь утверждать это, хотя сам я не католик.

— Но Лили Блейк действительно сказала все это?

— Ну да. Мы же с тобой знаем, как это делается. Наводящий вопрос — подходящий ответ.

— Ты знаешь о магнитофонной записи?

— О какой записи? Если бы существовала запись, ты прочел бы об этом в первых же строках материала. Ты видел что-нибудь подобное?

— А что, если он записал беседу без ее ведома?

— Это преступление. Если газета знала об этом и ничего не преприняла, значит, она виновна в содействии и подстрекательстве. Так что «Пост» может оказаться по уши в дерьме. Дерьмо станет гуще, — быстро добавил Стив, перейдя почти на шепот, — если «Пост» опубликовала клевету, да еще на основании незаконно полученной записи. Поэтому редакция не станет распространяться об этом. И это обеспечивает Салливану необходимую степень защиты.

Джон согласился с этим. Согласились и еще двое старых друзей из прессы, с которыми он связался по телефону. Сделав заметки по поводу этих бесед, Джон позвонил Элен Хендерсон. Он и Терри учились с ней в колледже. Многие из нынешних сотрудников колледжа, в том числе и Элен, были его выпускниками. Несколько месяцев назад Элен обратилась к Джону с просьбой пожертвовать деньги в фонд помощи студентам. Тогда он сослался на бедность, а теперь жалел об этом.

— Давай я сделаю взнос, — предложил он без предисловий. — Вышли мне, пожалуйста, бланки для оформления. Хочу помочь родному колледжу.

— В обмен на что? — спросила Элен, удивившись и обрадовавшись.

— На информацию о Терри Салливане.

— Ах, о нашем обожаемом однокласснике? Хочешь, скажу, что он ответил, когда я позвонила ему с той же просьбой? Оказывается, все, чему Терри научился в жизни, он узнал либо до колледжа, либо после него, поэтому не должен нам абсолютно ничего. А мне кажется, Терри кое-что подзабыл.

Джону тоже так казалось.

— Я помню, — продолжала Элен, — как несколько раз он едва не скатывался к плагиату. По крайней мере, все мы обсуждали это. Помнишь Приз Уикера?

Конечно, Джон помнил. Этой награды ежегодно удостаивался один из старшеклассников за лучшее художественное произведение.

— А я, — продолжала Элен, — помню еще кое-кого из участников конкурса.

— Только не меня.

— Да нет, — вздохнула она, — ты не участвовал. Это я о себе. Однако можно назвать очень многих, кто также боролся за победу и, кстати, заслуживал ее гораздо больше, чем я или Терри. Но когда он все-таки занял первое место, пошли толки. Ведь перед этим Терри несколько месяцев подряд подлизывался к декану отделения. Ходили слухи, будто некоторые преподаватели огорчились не меньше, чем студенты, узнав, что именно Салливан получил первый приз.

— Мне нужны не слухи, — заметил Джон.

— Кажется, я смогу тебе помочь. Так сколько ты хотел пожертвовать в ежегодный фонд?

Поговорив с Элен, Джон решил убедиться, может ли позволить себе такие расходы. Разумеется, эти деньги пойдут на благое дело — на стипендии студентам колледжа. Но он все-таки хотел остаться платежеспособным. С самого детства он слышал разговоры о деньгах, и, став взрослым, твердо решил жить по средствам.

Нет, это пожертвование не разорит его, если, конечно, расследование не потребует крупных расходов. Удачу обещали два обстоятельства. Терри почти всегда оскорблял тех, кто с ним общался. А вот Джон вел себя совершенно иначе.

Джек Мэббит, бывший агент ФБР, десять лет назад расследовал дело известного бандита из бостонского Саут-энда. Терри Салливан написал тогда ряд едких материалов, критикующих следствие в целом и Джека Мэббита в частности. У сорокапятилетнего Джека были жена и четверо детей, и все они очень пострадали от скандала. Потом преступника предали суду и наказали, хотя при этом никто ни единым словом не вспомнил о заслугах агента ФБР. Дело, в котором его имя даже не упоминалось, так и было сдано в архив.

Вскоре после этого он уволился, хотя начальство доверяло ему, как и прежде. Но Джек непрестанно ощущал недоверие рядовых агентов. Более того, членов его семьи стали называть родственниками «того самого» Мэббита, который провалил «то самое» дело. Тогда Джек продал свой маленький домик в Ривире и уехал с женой и детьми в Роанок в Виргинии, где и стал частным сыщиком. Его фирма проверяла нанимаемую богатыми людьми прислугу, а также добросовестность компаний, которые дут на слияние с корпоративными клиентами или же предлагается к продаже.

Джон познакомился с Джеком Мэббитом, когда освещал в газете расследование одного дела, и с тех пор проникся величайшим уважением к этому человеку. Джон спорил с Терри, когда тот опубликовал свои обвинительные материалы, даже разговаривал с редакторами, но ситуация оказалась стандартной для прессы: Терри ведь не сделал никаких клеветнических заявлений. Он просто предполагал. Цитировал всяких негодяев, готовых в любой момент очернить приличного человека заодно с его ближайшими друзьями или коллегами. Терри использовал инсинуации, чтобы сделать с Джеком Мэббитом то же, что теперь устроил с Лили. Подумав, Джон решил, что Джек наверняка посочувствует ей.

— Ну конечно, помогу, черт меня дери! — воскликнул Мэббит, даже не дав Джону договорить. — Что тебе нужно?

— А что можно?

— По закону? Почти все. Так же как и самому Салливану в том деле. Я на постоянной основе работаю с оптовыми продавцами информации. У них есть базы данных, доступных для общественного пользования. Пока эти сведения не приберут к рукам, они рассыпаны повсюду. Но потом их собирают и складывают в одном банке. Частные сыщики, соперники по бизнесу и разводящиеся стороны в случае споров постоянно пользуются этими сведениями. Для таких, как я, это просто находка. Так что тебе нужно? — уточнил Джек. — Данные об использовании кредитной карты? Регистрация звонков с его телефона? Банковские счета? Страховые полисы, медицинские карты или сведения о личном автотранспорте? Я сообщу тебе даже о штрафе за неправильную парковку, если Терри платил его лет десять назад. Дай мне только пять минут.

Джон знал о торговцах информацией, но эти подробности просто ужасали.

— Господи! Мне казалось, американское общество возмущено столь широким доступом к частной информации.

— Да, многие протестуют. В конгрессе пылятся десятки биллей, направленных на прекращение этого безобразия. Периодически появляются общие директивы. Некоторые компании, владеющие банками данных, даже подписываются под ними, но что толку? Ведь информация — вот она, лежит на поверхности. И частные сыщики свободны от всяких обязательств. Мы можем по-прежнему собирать необходимые сведения и делать с ними, что считаем нужным. А нас в стране шестьдесят тысяч. В некоторых штатах даже лицензию не требуют. Вот где ужас-то! А я? Я, как и полагается, лицензированный сыщик. Все в моих руках, и я не питаю любви к Терри Салливану. Нужны тебе сведения об этом осле — я их достану. Бесплатно.

Вот они — заветные слова! Однако Джон хотел сам участвовать в расследовании. Это его материал. Он жаждал реванша не меньше, чем Лили. Поэтому следовало и самостоятельно добыть кое-какую информацию. Джек было огорчился, но оставались еще Пол Риццо и Джастин Барр. Джон охотно предоставил их другу. Но Терри Салливана оставил себе.

Что же он искал? Да все, что можно. Джон удивительно мало знал о Терри, хотя они довольно долго — лет двадцать пять — были друзьями. Он искал маленькие и большие ошибки. Пытался обнаружить нестыковки. В идеале Джон мечтал выяснить, почему Терри с такой яростью набросился на Фрэнсиса Россетти.

Стив Бейкер отверг возможность личной вражды Терри к кардиналу. Джон знал, что и Терри будет отрицать это. Вот почему он вновь взялся за телефон и позвонил самому Россетти. Точнее, попытался до него дозвониться. Однако ему удалось поговорить только с личным секретарем кардинала, любезным и умеющим отвечать на вопросы. Секретарь сказал, что кардинал знает мистера Салливана лишь по публикациям в прессе и что между ними никогда не было столкновений, способных спровоцировать этот скандал.

Едва Джон повесил трубку, как ему позвонил Арманд и спросил, как идет работа над очередным номером «Лейк ньюс». Но голос выдавал его. Поняв, что издатель хочет сказать ему что-то сам, Джон лишь в общих чертах осветил тему передовой статьи о переселенцах.

— А что ты напишешь о Лили Блейк? — не утерпев, спросил Арманд.

— Да ничего.

— Но почему? Сейчас как раз самое время! Ведь это общенациональный сюжет, касающийся нашего родного города.

— Не нашего города. Все это произошло в Бостоне.

— Ну, ты понимаешь, о чем я. Какого черта нам открывать номер статьей о каких-то переселенцах, когда у нас есть землячка, чье имя и лицо известны всей стране, всему миру?

— Тем более. Все уже достаточно налюбовались на нее. Так к чему нам снова ворошить это дело?

— Но ведь она — одна из нас, — не унимался Арманд. — Мы ее знаем. Господи, Джон, это же наш шанс!

— Я так не думаю.

— Но почему?!

— Именно потому, что она — одна из нас. Нужно проявить хоть немного сочувствия. Если все средства массовой информации включились в травлю, я не стану присоединяться к ним.

— Я и не прошу тебя ни о чем подобном, но не можем же мы не обратить на это внимания! Мы печатаем новости, а Лили Блейк — настоящая новость!

— «Пост» признала, что обвинения были ложными. Больше тут не о чем говорить.

— Но это ведь интересный факт!

— О’кей. Я посмотрю, что можно тиснуть куда-нибудь в разворот. Упомяну о скандале и об извинениях, принесенных кардиналу.

Да, пожалуй, так он и сделает. Чем больше Джон думал об этом, тем удачнее ему казалась эта мысль. На самом деле он уже представил себе маленькую заметочку о принесенных извинениях, помещенную на первой полосе. Лили заслужила этого.

Но у Арманда на уме было нечто иное, и он возбужденно сказал:

— А знаешь, меня только что осенило. Ведь это прекрасно вяжется с твоей передовицей о людях, переселяющихся в маленькие городки вроде нашего. Я обратил бы внимание читателя на то, что именно в таких местах эти люди обретают покой и прощение. Написал бы о том, каким жестоким и быстрым бывает приговор внешнего мира, и о том, насколько терпимее и снисходительнее к своим землякам относимся мы, провинциалы.

— Но это опять намек на то, что Лили Блейк виновна. А ты уверен в том, что это так?

— Но должна же быть хоть какая-то вина! Иначе никто бы о ней не писал!

— Прости, Арманд, но мы со своими так не поступаем.

— Но ведь мы ничего плохого не делаем. Просто дадим маленькую историческую справку, расскажем чуть-чуть из того, что известно только нам…

— Я не стану этого делать, — отрезал Джон.

— Тогда я сам это сделаю.

— В таком случае я уволюсь. Если бы я был намерен делать гадости, то остался бы в Бостоне. Мы часто с тобой спорим, Арманд, но на сей раз дело серьезное. Только посмей подогреть этот фарс публикациями о Лили — и ты получишь мое заявление, не успеешь и оглянуться. — Джон в ярости шлепнул телефонную трубку.

Удивляясь силе своих эмоций, он начал шагать из угла в угол, потом распахнул окно, выходящее на озеро, и выглянул. В помещениях редакции неизменно чем-то пренеприятно пахло. Правда, вонь от сигаретного дыма и перемазанного клеем белого бумажного мусора, устилавшего полы после редакторской правки и липнувшего к подошвам, была уже в далеком прошлом. Теперь в редакциях газет пахло остывшим кофе, сандвичами с перцем и луком, жадно поглощаемыми сотрудниками прямо за рабочими столами, а также потом людей, вынужденных из-за срочной работы сидеть на работе ночь напролет.

Однако все это осталось в Бостоне. Тут, в Лейк-Генри, не было ничего подобного. И все же Джон улавливал некий запах…

Он подозревал, что так пахло его чувство вины. Хотя Джон и отказался писать о Лили Блейк в газету, но ящик его стола, набитый сведениями о ней, день ото дня пополнялся. Вот и вчера тоже — Джон занимался не только макетированием номера. Несколько часов он записывал свои соображения, приводил в порядок мысли, оценивал факты, которые могли пригодиться для будущей книги.

Снова опустившись в кресло, Джон выдвинул тот самый ящик, достал заметки о Лили, а также папку с добытой ранее информацией о ее отце. Он приехал в город почти сразу после кончины Джорджа Блейка и вскоре задумал написать книгу об этом типичном представителе самых старых семейств города, живущих За счет здешней земли. Тут, в этой папке, Джон собрал почти все необходимое, но быстро охладел к идее. Теперь, однако, эти материалы представляли иную ценность.

Вот заметки, свидетельствующие об уважении сограждан к Джорджу Блейку. По мнению большинства, он был настоящим джентльменом, гораздо более приятным в общении, чем его жена. Вот кое-какие воспоминания о Лили, преодолевшей заикание и успешно построившей свою жизнь. Никто не знал, стала ли она такой же общительной и милой, как ее отец, или зациклилась на себе, как Майда.

Все это не то. Он посвятит книгу широкой и серьезной проблеме — разрушительной силе печатного слова. Но Джон видел, что нужны еще детали и глубокая проработка темы. Ведь Терри не случайно стал тем, кем стал. Да и Лили тоже. Прошлое — вот что могло бы все объяснить.

Так, прошлое Джона определило его дальнейшую жизнь. Он уехал из Лейк-Генри в пятнадцать лет и долгое время вообще не видел Гэса, но все же не освободился от этого человека. Пока Джон был мальчишкой, отец постоянно повторял, что из него не выйдет никакого толка. Сын же, как будто нарочно подтверждал его правоту. Став взрослым, Джон не забыл этих слов, но теперь был полон решимости доказать, что отец ошибался.

Просто страшно подумать, как сильно повлиял Гэс на его судьбу. В жизни Терри тоже есть некий Гэс. Должен быть такой человек и у Лили. Любопытный, как все журналисты, Джон хотел знать, каким образом могли пересечься жизненные пути Терри и Лили, двух людей, не имеющих между собой ничего общего и движимых совершенно разными силами.

Воодушевленный, он позвонил Ричарду Джекоби, исполнительному директору маленького, но очень успешного издательства в Нью-Йорке. Джон познакомился с ним в Бостоне через одного общего приятеля.

Ричард был на совещании, но его помощник попросил Джона оставить сообщение на автоответчике. Не желая говорить лишнего, Джон сказал пару дружеских фраз, продиктовал свой телефон и попросил перезвонить ему.