Лили не доверяла Джону. Она и так слишком часто ошибалась в людях. Ей импонировало то, что он говорил. Особенно то, что он рассказал о своей тайне. Лили нравилось, что он так много знает о гагарах. И все же она не расслаблялась. Через полчаса после отъезда Джона она позвонила ему, чтобы узнать новости.
— Ничего нет, — сказал он.
Лили с облегчением вздохнула: газеты не напечатали ничего о ее браке. Ей не хотелось объясняться с разозленной и обиженной Майдой. Вчера они целый день провели вместе, в полном согласии друг с другом. Это был настоящий рекорд. Правда, если они и вступали в разговор, то лишь по поводу работы, но и это уже кое-что. Лили очень не хотелось раскачивать лодку.
Однако отсутствие новостей означало, что снова нет ни извинения, ни опровержения.
— Что, нигде? — спросила она Джона.
— Нигде, — ответил он.
— Они просто решили замять дело, оставив меня по уши в грязи.
Действительно, после трех дней молчания уже нечего было ждать.
— Во всяком случае, пытаются поступить так. На самом деле они получили пару писем в редакцию, и читатели уличали их именно в этом. Так что, как видишь, у тебя все же есть защитники. А газеты обычно публикуют такие письма, чтобы загладить вину. Ну, то есть показать, какие они честные ребята.
Лили отнюдь так не считала. Поблагодарив Джона и попрощавшись с ним, она подумала, не стоит ли позвонить Кэсси. Но все равно в ближайшие два дня Кэсси не могла ничего предпринять. И потом, пора было ехать к Майде.
Поэтому, отложив все звонки, Лили отправилась в цех, где благодаря аромату свежего яблочного пюре и физическому труду без усилий упрятала все переживания в самый дальний уголок. Однако как только Майда объявила первый утренний перерыв, все вернулось стремительно и остро. На сей раз, войдя в дом, Лили сразу же позвонила Дэну Карри.
— Лили! — обрадовался он. — А мы с Джорджем только что о тебе говорили. Ну, как ты?
Ее сразу охватила ностальгия. Сколько раз она забегала в этот час в клуб, чтобы заказать кофе и кекс или просто посидеть за столиком вместе с Джорджем и Дэном!
— Я прекрасно. А вы как?
— Мы тоже, — весело отозвался Дэн. — Каждый вечер все заполнено, хотя весь этот ажиотаж уже схлынул. Когда я вижу, с какой тоской члены клуба смотрят на рояль, мне понятно, что они скучают без тебя. Новый пианист оказался никуда не годен. Мы отпустили его после второго же вечера. Он не знал ни одной песни. Вас очень трудно кем-то заменить, Лили Блейк.
Что ж, это были неплохие новости. Однако, как вскоре выяснилось, и не слишком хорошие.
— Не похоже, чтобы газеты собирались извиняться передо мной, как перед кардиналом. А он… его люди все еще работают в этом направлении?
Кардинал обещал ей, что так и будет. В конце концов, ведь для него они быстро сумели добиться извинений.
— Собственно… — споткнулся Дэн, — я не знаю.
— Если нет, то я буду выглядеть неважно.
— Да что ты! — жизнерадостно воскликнул Дэн. — Никто из знающих тебя людей никогда не скажет, что ты плохо выглядишь.
— Возможно, и не скажут — в смысле музыкальных или внешних данных. Но как насчет всего остального? Неужели люди считают, что я сама спровоцировала этот скандал?
— Я ни с кем об этом не разговариваю. Просто все знают о моих чувствах.
Вот как? Дэн на ее стороне, а значит, основной состав клуба скорее всего недоволен тем, что он ее нанял. Продолжая зондировать почву, Лили сказала:
— Уже столько дней подряд в прессе не пишут ничего нового… Я подумываю о возвращении. Как ты полагаешь, люди забудут?
— Люди, с которыми стоит считаться, уже забыли. Все в прошлом. Было и миновало.
Лили всегда любила Дэна, но не была глупа. Она знала, что его успех в бизнесе отчасти объяснялся умением сказать клиенту то, что тот желает услышать. По ее мнению, сейчас Дэн проделывал с ней то же самое. Поэтому Лили решилась на более прямой вопрос:
— Как ты думаешь, когда я смогу вернуться к работе?
— Здесь? — спросил Дэн с таким удивлением, словно эта мысль ни разу не приходила ему в голову. — О, еще преждевременно об этом говорить. Ты ведь только неделю назад уехала.
— Но если обвинения ложные…
— Дело ведь не только в тех обвинениях. Были и другие.
— Все это неправда!
— Нужно, чтобы все затихло, Лили. Спешка ни к чему хорошему не приведет.
— Но это м-м-моя работа, Дэн. Из этих денег я оплачиваю жилье.
— Знаю. Но дело в том, что, как только ты сюда вернешься, все снова вспомнится. Я не имею права так поступать с членами клуба. Поэтому нанял еще одну пианистку. Она нам подходит.
Лили словно под дых ударили. В его словах она услышала приговор. Спорить было уже ни к чему. Он — владелец клуба. И принял решение.
— Понятно.
— Я послал тебе на квартиру чек на всю сумму, которую должен. Но если ты не здесь…
— Я его получу. Спасибо.
— Мне действительно жаль, Лили. Это было чисто деловое решение. Мне нелегко. Ты же не хотела, чтобы твои слова привели к таким последствиям.
Эта фраза оказала совершенно неожиданное воздействие на Лили. Она словно с цепи сорвалась.
— Что касается пленки, то я не говорила того, о чем написали в газете. Я никогда не была увлечена кардиналом. Видно, мы с ним даже никогда не были друзьями, если он так и не сподобился ничего сделать ради моего спасения. А вот это действительно для записи! — окончательно сорвалась она. — Он сам завязал со мной дружбу. Я даже не католичка! И не религиозна! Я бы никогда и не подумала с ним сближаться, если бы он первый ко мне не подошел!
Лили прервала разговор, не дав Дэну ответить, и сразу же набрала номер Элизабет Дейвис.
— Привет, Элизабет. Это Лили.
— Ой, Лили! Как здорово, что ты позвонила! Ты в порядке?
— Я в ярости. Газеты оставили меня с носом. Я окончательно потеряла работу в Эссекском клубе и хочу вернуть свою машину! — Потом, уже спокойнее, спросила: — Ну, как там дела?
— Для тебя есть почта! — загадочно прощебетала Элизабет. Тон был игривый, но новость — нешуточная.
— И много?
— Полный мешок из супермаркета. В основном так, чепуха всякая — рекламки и каталоги. Потом — пачка счетов. И еще кое-что от Джастина Барра. Вскрыть?
— Да. — Лили услышала звук разрываемого конверта.
— Ха — ха. Он предлагает тебе деньги за выступление в его программе.
— Вот лицемер! Ведь он всегда утверждает, что никому не платит!
— Ну ладно, что еще новенького? — пробормотала Элизабет. — Тебе пишут, Лили. — И она стала зачитывать обратные адреса на конвертах. Несколько писем было от друзей, несколько — от незнакомцев. — Хочешь послушать?
— Если не трудно.
Сара Марковитц написала трогательное, заботливое письмо. Такие же послания пришли от соседки по общежитию колледжа, от нескольких коллег-учителей и от студентов из Винчестерской школы, а также от знакомых и друзей из Нью-Йорка. Все это немного подбодрило Лили, но тут пошли совсем другие письма, полные желчи и грубостей. Закончив читать самое гнусное, Элизабет сказала:
— Что ж, раз мы с тобой прочли эту гадость, то лучше сразу рассказать тебе и о собрании жильцов. Оно было вчера вечером. Писаки еще рыщут вокруг нашего дома, пытаясь выяснить, где ты и что с тобой. Хорошо еще, что они не из самых известных изданий, а просто из местных занудных газет. И потом, они уже не торчат у порога сутки напролет, а только дежурят в час пик, когда, по их предположению, ты можешь выходить из дома или возвращаться с работы. К сожалению, именно в эти часы большинство наших соседей тоже появляются у подъезда. Им очень не нравится все происходящее.
— А Тони Кону?
— Больше всех. Но тут есть кому возмущаться и кроме Тони. Я-то полагаю, что любое паблисити — это хорошее паблисити, но, увы, я в меньшинстве. А вся эта свора — потрясающие ханжи! Они за чистую монету приняли все, что написано в газетах, и сразу же ополчились. Они считают, что простой квартиросъемщик не имеет права причинять им столько неудобств.
— Этот простой квартиросъемщик, может быть, платит в месяц гораздо больше, чем некоторые из них, за одно только право жить в этом доме!
— Я это знаю. И я на твоей стороне, Лили. Я ведь не говорила, что они правы. Просто передаю тебе их слова. Они хотят выяснить, что правда, а что — нет, в какой стадии находится дело и собираешься ли ты защищаться. А еще — когда ты вернешься.
— Они что, тебя об этом спрашивают?
— Увы, да, — призналась Элизабет. — Я допустила ошибку, слишком напористо выступив в твою защиту. Они и решили, что мне что-то известно. С одной стороны — известно, с другой — нет. Ты понимаешь, о чем я.
Лили повесила трубку, понимая, что и там никто не обрадуется ее возвращению. Правда, ей нечасто приходилось встречаться с соседями, а с некоторых пор было все равно, что думает Тони Кон. Но Лили не хотелось, чтобы на нее все смотрели и перешептывались. Разве приятно быть отвергнутой? Если она подаст в суд и выиграет дело, все может измениться. Но до вынесения судебного постановления пройдут годы, причем ей не избежать новых разоблачений. Теперь Лили даже не была уверена, поможет ей немедленная публикация опровержения или упомянутые Дэном Карри обвинения так и останутся несмываемым пятном на ее репутации.
В кухню вошла Майда и поставила чайник на огонь. Повернувшись к дочери спиной, она возилась с чайными пакетиками и явно не собиралась вступать в контакт. Но Лили нуждалась в помощи. На душе у нее было тяжело.
— Эссекский клуб нанял человека на мое место, — сообщила она. — Я не могу туда вернуться.
Майда открыла посудомоечную машину.
— Пути Господни неисповедимы.
— Почему ты так говоришь?! — воскликнула Лили, уязвленная ее колкостью. Она отлично поняла, что имела в виду мать. Однако ей казалось странным, что Майда даже сейчас не хочет сделать шаг навстречу.
— Потому что это было плохое место, — сказала Майда. — Хорошо, что ты его потеряла. Что ни говори, клуб и есть клуб. Газеты вообще назвали тебя певичкой из кабаре, прости Господи! Это не слишком благочестивый имидж.
— А еще газеты назвали меня любовницей кардинала, но это ложь. Я вела честную жизнь, мама. Днем обучала детей, а по вечерам делала то, что люблю больше всего на свете, — играла на рояле и пела. И это не дешевка и не грязь. Я не делала н-н-ничего плохого.
Майда усмехнулась:
— Знакомые оправдания! Кто из нас хоть однажды не говорил о себе то же самое?
— А ты сама когда так говорила? — спросила Лили.
— Я выла от жалости к себе, когда умер твой отец. — Только тут Майда повернулась к Лили и в упор уставилась на нее. — Я просто не знала, что мне делать с нашим бизнесом. Ведь это был источник средств существования. Но пришлось выбирать: или научиться работать, или продать все сразу. И я выбрала первое. А какой выбор у тебя?
Лили еще не думала ни о каком выборе, тем более что последний поворот событий был для нее полной неожиданностью. Она ведь покидала Бостон, полагая, что вскоре туда вернется. Там осталась квартира, где можно жить до конца июня, что бы ни говорили соседи. Но без работы?..
У Терри Салливана есть работа. Вот, в сегодняшней газете снова материал за его подписью. На сей раз — об убийстве в Бэк-Бей, так вовремя переключившем внимание читателей. Ему, конечно, досталось от начальства гораздо сильнее, чем когда- либо доставалось Лили, но его не уволили. А это несправедливо.
Чайник засвистел. Лили хотелось уйти, но Майда вдруг поставила на стол две чашки, две тарелки и положила на них две сдобные булочки. Лили была так зла, что предпочла бы отказаться от всего этого. Она нуждалась в сочувствии. Поддержке. А Майда никогда не давала ей ни того ни другого.
Чашка чаю и булочка — это не поддержка и не сочувствие. Но все же лучше, чем ничего. Поэтому Лили осталась.
Лили действительно нравилось работать в цехе по производству сидра. Несмотря на монотонность, этот труд требовал внимания, и потому остаток утра пролетел незаметно. Но когда все отправились на ленч, Лили уже мчалась в своем стареньком экипаже в сторону города. На сей раз она не надела ни кепку, ни шарф, ни темные очки. Зачем маскироваться? Все равно весь город знал, что она вернулась. Когда Лили проезжала по Мейн-стрит, все оглядывались. Несмотря на ярость и негодование, она заставляла себя улыбаться и махать рукой знакомым.
Проскочив мимо Чарли, Лили повернула к почтовому отделению, потом — к желтому викторианскому зданию. Едва она нажала на тормоз, как на улицу вышел Джон. Не поднимая головы, он перебирал ключи в связке. Оторвавшись от этого занятия и глянув в ее сторону, Джон, кажется, испугался и тут же быстро посмотрел на дорогу.
Лили опустила стекло.
— Они уже знают. — А когда он подошел ближе, сказала: — Мне нужна помощь. Мы можем сейчас поговорить?
Джон уселся на пассажирское место и закрыл дверцу. Потом повернулся к Лили и положил руку на спинку ее кресла.
— Я весь твой.
Она улыбнулась бы, если бы не была в таком отчаянии.
— Я хочу бороться. Как мне это сделать?
Джон почесал бороду.
— Бороться с Терри? Грязным методом?
— Да, Кэсси делает это чисто, но такая борьба потребует слишком много времени. Я должна немедленно что-то предпринять. Или хотя бы чувствовать, будто что-то предпринимаю. Я устала сидеть и ждать. Но какие есть варианты?
Он ласково посмотрел на Лили:
— Это зависит от того, чего именно ты хотела бы добиться. Ты говоришь о настоящей мести?
— Давай назовем это возмездием.
Джон криво улыбнулся:
— Это почти одно и то же.
— Возмездие звучит лучше.
— И сильно ли ты этого хочешь?
— Сильно.
Он еще на минуту погрузился в размышления. Лили было хорошо сидеть вот так. Казалось даже, будто она уже что-то делает.
— Тут вот в чем дело, — сказал он, наконец. — Называй это хоть возмездием, хоть местью, все равно у нас два пути. Ты желаешь немедленного удовлетворения? Тогда я дам тебе список сомнительных материалов, которые Терри написал для своей газеты, а ты созовешь пресс-конференцию, выложишь всю эту информацию, и — опля! — публичный конфуз.
— И это ты собирался мне предложить?
Джон покачал головой:
— Я считаю, что его страсть раздувать скандалы — лишь вершина айсберга. Еще в колледже Терри четыре раза подозревали в плагиате и передергивании фактов. Каждый раз эти случаи пытались расследовать, но так ничего и не доказали. У моего источника есть доказательства по одному из этих эпизодов. Другие источники могли бы подтвердить остальное. Чем больше мы нароем, тем серьезнее будут обвинения. Но эти расследования требуют времени. Решай, быстро ли тебе нужно нанести удар.
— Не очень быстро. Но и долго ждать я не хочу. Это так… унизительно. Терри заставил меня ему поверить. Я наверняка не единственная его жертва.
— Конечно. Готов побиться об заклад, что есть и другие. И еще я уверен, что в его личной жизни что-то неладно. Он меняет квартиры так часто, как никто из знакомых мне людей. Может, он не платит ренту и его просто выгоняют? Или свинячит так, что хозяева избавляются от него при первой возможности? Или до такой степени затрахивает соседей — прости мне эту изысканность стиля, — что сбегает, пока не поздно? В общем, я хочу знать, почему он так часто переезжает.
— А я хочу знать, почему он привязался ко мне, — напомнила Лили.
— А я — почему он привязался к кардиналу, — добавил Джон, и тут Лили поняла, что они думают об одном и том же. Да, она желала дискредитировать Терри, как он дискредитировал ее. Но Лили понимала: чтобы сделать это, необходимо знать его мотивы.
Не сам ли дьявол искушал ее заключить эту сделку?
Если так, то это был очень красивый дьявол — мужественный подбородок, коротко подстриженные усы и борода, волосы волной ниспадающие на лоб… С утра вид у него был более помятый, но не менее привлекательный. Лили еще подумала, знает ли он сам об этом.
Его глаза теплого кофейного цвета смотрели открыто и ласково. Этот взгляд внушал доверие, но как знать, вдруг внешность обманчива? Лили решилась просить Джона о помощи. В сущности, она обратилась к прессе с просьбой наказать ту же прессу. В прошлый раз он предложил свои услуги, попросив в обмен позволения написать о ней, но она не согласилась. Теперь ей казалось, что это было тысячу лет назад.
— Цена та же?
Джон убрал руку со спинки ее сиденья и посмотрел на свои ладони. Пальцы у него были длинные и тонкие.
Он смело встретил ее пристальный взгляд.
— Да.
Ах, эти теплые кофейные глаза…
— Значит, взамен ты хочешь получить материал обо мне.
Он кивнул:
— Эксклюзивный.
— Для газеты?
— Нет. Я хочу сделать книгу: пресса против права на частную жизнь. Все, что случилось с тобой, как пример этого безумия.
Спору нет, книга могла получиться не такой уж плохой.
— А что, разве я единственный пример?
— Полагаю, твоя история иллюстрирует очень важную проблему.
— Это уж точно.
После паузы Джон все же добавил:
— Впрочем, она станет лишь основной линией книги. Безобразное поведение прессы в последнее время — весьма актуальная тема. Я мог бы опубликовать книгу уже к лету.
— Уверен?
— У меня есть издатель, готовый за это взяться.
Ага! Значит, он уже разговаривал с издателем и все почти решено! Не зря она не спешила давать согласие.
Но с другой стороны, тут, по крайней мере, предполагалось хоть какое-то движение. Лето наступит через девять месяцев. Девять выдержать легче, чем тридцать шесть, а именно столько потребует борьба в установленном законом порядке.
— Подобная книга станет настоящим событием, — сказал Джон. — На счету этого издательства большие списки бестселлеров. Они выходят тиражами в десятки тысяч экземпляров, рекламируются в известных дайджестах и обсуждаются в самых популярных ток-шоу.
— Я не пойду на ток-шоу.
— Я пойду. Это один из способов изложить твой взгляд на случившееся.
Ну ладно, звучало все прекрасно, но Лили еще не решалась довериться Киплингу.
— А как я узнаю, что ты действительно на моей стороне?
— Я сказал тебе об этом.
— Но я уже была обманута, Джон.
— Не мной. И потом, ты знаешь, как я отношусь к Терри. Я уделю ему столько же внимания, сколько и твоей персоне. Один из вас — положительный герой, другой — отрицательный. Не трудно догадаться, кто есть кто.
Лили хотела надеяться, что это так.
— Но у тебя есть личная причина ненавидеть Терри. Ты упоминаешь об этом?
— Еще не решил.
— Надо быть честными. Уж если я все равно в этом участвую, то могу кое-чего требовать.
— Честности?
— И права вето, — быстро добавила Лили. Уж раз она с ним сотрудничает, то должна иметь возможность оставить хоть малую толику сведений о себе в неприкосновенности.
— Понял. Ты не хочешь, чтобы стало известно о твоем замужестве.
— Точно.
— Что-нибудь еще?
— Пока не знаю, — ответила она, почувствовав, что Джон достаточно лоялен. — Я лучше потом тебе скажу, по ходу дела.
— Но это дает тебе преимущества.
— Большего от меня не требуй. Ведь тебе очень нужен этот бестселлер?
— Но тогда обещай не разговаривать об этом ни с кем другим.
— И не собиралась. Я вообще не слишком разговорчива.
— Ой, нет! — усмехнулся Джон. — Когда тебе нужно чего-то добиться, ты говоришь просто прекрасно.
— Это от безысходности, — улыбнулась Лили.
— Так ты настолько жаждешь возмездия?
Она вспомнила о горькой обиде, об унижении, обо всех своих проблемах и потерях. Терри Салливан работал не в вакууме. Другие газеты подхватили его вымысел и стали развивать его. Но именно он состряпал весь этот скандал и по каким-то непонятным причинам сломал ее жизнь.
— Да, настолько, — почти торжественно сказала Лили.
Она приободрилась и, вернувшись к работе, усердно продолжала устанавливать сетки, класть полотно, снова сетки, снова куски полотна…
Майда управляла процессом почти до самого полуденного перерыва, но, когда пришло время перекачивать сидр из холодильника в разливочный аппарат, она оставила вместо себя Орали. Лишь после того как двести галлонов свежего напитка были разлиты по бутылкам и отправлены на склад, машины вычищены, а сам цех вымыт шлангом, Лили пошла в усадьбу. Мать сидела на веранде в кресле-качалке и была очень бледна.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Лили.
Майда качнула кресло.
— Устала. Эта авария не прошла бесследно.
— Кстати, как пострадавшие?
— Прекрасно. Чего не скажешь о прицепе. Он и так уже чинен и перечинен. Придется выбрасывать.
— А новый очень дорогой?
Майда бросила на Лили укоризненный взгляд:
— Ты не стала бы задавать таких вопросов, если бы хоть что-то в этом понимала.
«Ну, разумеется», — подумала Лили.
Майда вздохнула и окинула взглядом свои сады.
— Я не могу купить новый. Но скоро будет распродажа в соседнем городе. Надеюсь подыскать там что-нибудь подешевле. Какой стыд! Покупать барахло с захудалой сыроварни лишь потому, что нельзя позволить себе приличную вещь.
Лили прислонилась к столбу, подпиравшему навес над верандой, и проследила за взглядом матери. Яблони были грязно-зеленого цвета, что в сравнении с праздничными красками лесов, раскинувшихся по берегам озера, выглядело довольно тускло. Но все же эти приземистые и ветвистые деревья пока сохраняли пышность крон. Под одним из них кто-то оставил старую картонную коробку. Рядом валялась мотыга на длинной ручке.
— Когда я впервые сюда приехала, деревья были больше, — промолвила Майда. Голос ее доносился как бы издалека. — Именно так было заведено: яблони выше, зато росли реже. Но потом все изменилось, и мы стали сажать по четыре маленьких деревца вместо одного крупного. Зато урожаи теперь больше.
Лили помнила, чего стоило ее родителям ввести это новшество. Еще бы! Несмотря на опыт многих поколений, делавших именно так, а не иначе, отец решился нарушить традиции и взял на себя ответственность за возможные последствия этих перемен. А перемены были радикальные. Даже болезненные.
— Ну и каков нынче урожай?
— Хорош. Похоже, для нас это рекордный год. Но получим ли мы от этого много денег? Скорее всего нет. Цены растут быстрее, чем наши прибыли. Иногда мне становится тревожно. Ведь никто из вас, девчонок, не захочет продолжить дело. Порой удивляюсь: ради чего тут выматываюсь? Однажды умру прямо во сне, как ваш отец, после чего предприятие будет продано. Ох, надо было родить сына.
Лили и раньше слышала эту тираду. Начиная с «никто из вас девчонок» и до самого конца. И от этого всегда чувствовала себя виноватой. Но видит Бог, она уже устала. Поэтому спросила резким тоном:
— Так чего ж не родила?
Майда посмотрела в глаза дочери:
— Я отправила заявку, но она потерялась по дороге.
Это было типичное для Майды высказывание, и все же… другое. В тоне явственно слышался юмор, а глаза лукаво блеснули.
Лили не знала, как теперь с ней держаться.
— Надо было попробовать еще раз, — сказала она уже мягче.
Майда улыбнулась, покачала головой и прикрыла глаза.
— Я уже не могла. Когда носила Роуз, возникли проблемы. Мне велели на этом остановиться. И вот я осталась со своими дочерьми.
Лили снова заметила теплую нотку. Дело было не в словах, а в том, как Майда их произнесла. Тут слышалось удовлетворение, даже умиротворение. Это было совсем не характерно для нее и очень приятно.
Вдруг донесся звук мотора машины, свернувшей с дороги на аллею, и Майда насторожилась:
— Это Элис.
Элис Бейберр была одной из самых близких подруг матери. Майда поднялась и подошла к краю веранды.
— Я, пожалуй, удалюсь, — сказала Лили.
— Только не сейчас. Она ведь приехала повидать тебя.
И действительно, не успев выбраться из машины, Элис громко и радостно заговорила:
— В городе все только и гудят об этом, но я пожелала сама убедиться! Лили Блейк! Да ты у нас теперь настоящая звезда!
— Вот-вот, — кивнула Майда, — именно этого ты всегда и добивалась.
— Нет. Я только хотела играть на пианино.
— И петь.
— Да.
Элис, брюнетка среднего роста, носила розовую одежду, чтобы скрыть свой возраст. Лили ни за что не поверила бы, что существуют розовые джинсы, если бы во время своего последнего визита на Пасху не увидела Элис именно в таких. Сегодня она была тоже во всем розовом — брюках, блузке и блейзере.
— Ты меня даже напугала! Так похожа на Селию! — Элис взяла Лили за плечи и держала на расстоянии вытянутых рук, чтобы получше рассмотреть. — Немного повыше, немного потоньше. Но так же, как и твоя мама, пахнешь яблоками.
— Она работала в цехе, — заметила Майда.
— Да-да, я слышала. Это так мило с твоей стороны, Лили. Другая на твоем месте ничего не стала бы делать. Даже носа не решилась бы показать после того, как ее смешали с проститутками. — Элис осеклась. — Ой, это так грубо прозвучало. Я хотела сказать, что другая женщина, пройдя через такие испытания, сидела бы дома, абсолютно парализованная. — Элис допускала один прокол за другим. — То есть я хотела сказать…
— Мы знаем, что ты хотела сказать, — перебила ее Майда, и Лили сразу припомнила, что Элис всегда отличалась способностью ляпнуть что-нибудь совершенно несуразное.
— Ну вот, всегда я так. — Она смущенно взглянула на Майду. Потом повернулась к Лили: — И когда же ты приехала?
— В прошлые выходные.
Да, сегодня ночью будет уже неделя. Трудно поверить. Лили казалось, что она уехала из Бостона год назад.
— И мы только что узнали?! Ну ладно, может, это и хорошо. Тут все так переполошились, особенно наши приходские. Все вспоминали происшествие с этим мальчиком Киплинга… Когда разразился этот скандал, мы просто не знали, что и думать. Лили Блейк соблазнила священника? Одни горожане сказали, что не удивлены, другие, напротив, очень удивились. Но никто не сомневался, что ты действительно с ним знакома. Мы все видели фотографии. Такая красивая девушка! И сидит рядом с кардиналом. С самим кардиналом! — Элис вдруг понизила голос: — Ну и как он?
— Элис, — попыталась урезонить ее Майда.
— Я хочу знать, какой он, — продолжала та.
— Он очень приятный человек, — сказала Лили.
— И действительно так красив, как на фотографиях?
— Возможно.
— Ну, настоящий дамский любимчик, правда?
— Элис, — снова вмешалась Майда.
Но подруга только шикнула на нее и снова обратилась к Лили:
— Так это правда?
— Нет.
— Ты считаешь, что он ни разу?..
— Элис!
— О Господи, Майда, да это же самый естественный вопрос! — Элис опять обратилась к Лили: — Сама понимаешь, это безумно интересно! Такой он или нет? После того как он стал кардиналом, газеты пестрели самой разнообразной информацией. То, что напечатала «Пост», все равно со временем появилось бы. Ты, дорогая, просто оказалась рядом в самый опасный момент.
Тут из-за дома послышались шаги по гравиевой дорожке и веселый смех детей. Младшие дочки Роуз мчались по траве. Мать величественно следовала за ними. Глядя на нее, Лили снова подивилась силе генов. Она и ее сестры очень походили на Майду. Роуз отличалась лишь натуральным румянцем и манерой одеваться. Если Майда и Лили предпочитали джинсы — удобную одежду как для дома, так и для садовых работ, то Роуз ходила по магазинам, водила машину и делала визиты в длинных юбках или модельных брюках.
Поднявшись на крыльцо, она поставила на перила большую кастрюлю и обнялась с Элис.
— Ну что, приехала посмотреть достопримечательности?
— Уж лучше я, чем те, кто хотел сунуть сюда свой любопытный нос. С тех пор как разнеслась весть о возвращении твоей сестры, телефон не перестает трезвонить. Запомните мои слова: это войдет в историю Лейк-Генри. Такого шума не было со времен… со времен…
— Полигамии, — сухо подсказала Роуз.
— Хотя это случилось задолго до нас с тобой, но ты права. Вот именно, со времен полигамии. В конце концов, все это касается морали и порядков в этом городе. Уверяю вас, сюда уже явились бы с полдюжины дам, если бы я не сказала им, что сама поеду. Но я увидела все, что хотела, поэтому теперь мне пора.
— И чаю не попьешь? — спросила Майда.
— Только не сегодня. Лили, пожалуйста, не переживай. Пускай смотрят. Ведь сейчас ты для них потрясающее зрелище! То есть я опять, кажется, не то сказала… Ты просто не такая, как они вот и все. Люди скоро снова к тебе привыкнут. — И она спорхнула по ступенькам. Лили даже не успела возразить, что не собирается тут задерживаться, поэтому к ней не успеют привыкнуть. Однако работы в клубе у нее больше нет…
— Осторожнее, девочки! — крикнула Роуз и придержала дочерей, пока Элис, развернув машину, не проехала мимо них по аллее. Потом, отпустив детей, Роуз вздохнула и повернулась к матери: — Я тут потушила курицу. Тебе хватит на несколько дней. Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно.
— А ты разве болела? — поинтересовалась Лили.
— У нее частые мигрени, — сообщила Роуз. — Это от перенапряжения.
— Нет, — возразила Майда, — от плохого зрения. Мне нужны новые очки.
— Перси Девиль прошлым летом умер, — пояснила Роуз, — и теперь мама не знает, к кому обратиться. Зато я знаю. В Конкорде есть приличный окулист. Я только в прошлом месяце возила к нему Ханну.
— Кстати, а где она? — спросила Лили.
— Ханна! — позвала Роуз.
Девочка поднялась по ступенькам.
— Мы думали, ей нужны очки. Позвонила учительница и сказала, что она щурится. Слава Богу, оказалось, ложная тревога.
— А я бы не возражала, — сказала Ханна.
— Да ты будешь просто ужасна в очках!
— А в мультиках у героев есть очки. Знаешь, какие они крутые?
— А ты глупая, — сказала Роуз и с огорченным видом обратилась к Майде: — Видишь? Вот с чем я теперь постоянно сталкиваюсь. Она спорит со мной по любому поводу.
Но Лили поняла, что дело обстоит с точностью до наоборот, и она прекрасно знала, каково девочке переживать все это.
— А, в самом деле, — задумчиво промолвила она, внимательно поглядев на круглую серьезную мордашку Ханны тебе очень пойдет тоненькая металлическая оправа.
— Лили, — возмутилась Роуз, — зачем ты это говоришь?
— Потому что это правда. И вдруг ей на самом деле когда-нибудь понадобятся очки? Если это случится, она будет выглядеть прелестно.
Роуз только рукой махнула:
— Ладно, не стану спорить понапрасну. К счастью, ей не нужны очки. Ума не приложу, зачем она щурится. Зрение у нее отличное, и я благодарю Бога за это. Ведь ей только десять лет.
— Почти одиннадцать, — уточнила Ханна. — У меня день рождения в следующий вторник.
Лили улыбнулась:
— Будешь отмечать?
Роуз прижала пальцы к вискам.
— Вот еще проблема. Ей хочется позвать гостей. Не спрашивайте меня зачем. Она ведь совсем нелюдимая девочка. Я даже не знаю, кого приглашать.
— Зато я знаю, — сказала Ханна.
— Кого? Мелиссу и Хизер? — Роуз снова обратилась к матери: — Представь, я только эти два имени все время и слышу. У нее так мало друзей! Не понимаю, к чему устраивать банкет ради трех девчонок.
— А я понимаю, — вмешалась Лили. Сердце ее разрывалось от жалости к Ханне. Плохо было уже то, что Роуз так думала. Еще хуже то, что она не стеснялась говорить об этом. И уж совсем недопустимы подобные речи при ребенке.
Роуз взглянула на Лили со скептической усмешкой:
— Отлично. Вот ты и займись этим.
— С удовольствием. — Лили протянула руку племяннице. — Проводи меня до машины. Я должна знать, как ты хочешь все устроить.
За те пару секунд, пока Ханна шла к ней, Лили вдруг испугалась, что еще больше осложнит отношения девочки с матерью. Но она не могла спокойно смотреть, как у несчастного ребенка развивают комплекс неполноценности. Кто-то же должен вступиться за Ханну! У Лили для этого была Селия, но у Ханны, кажется, нет вообще никого.
Она взяла племянницу за руку и, проходя мимо Майды, тихо сказала:
— Я приеду утром в понедельник.
Майда промолчала. У нее был ошеломленный вид, но вовсе не из-за Лили. Глаза ее остановились на Роуз.