Воскресенье мало чем отличалось от вчерашнего субботнего дня, только не надо было готовить обед и писать письмо к дочери и от этого было ещё муторней.
Предыдущий год, что она прожила без Семёна, привёл к тому, что она почувствовала нехватку рядом закадычной подруги.
Фрося часто ловила себя на мысли, что Настя очень хорошая женщина, отзывчивая и сердобольная, умеет, когда надо смолчать и выслушать, а если требуется и поддержать разговор, не мешая выговориться, но совершенно не интересуется театром, концертами и даже кино.
Можно было бы сейчас проехаться к ней и просто побыть рядом, помочь чем-нибудь по хозяйству, да и просто посидеть вместе у телевизора, но и тут прокол, машину она ведь отдала ребятам.
Почти восемнадцать лет Фрося уже живёт в Москве, но до сих пор так и не обзавелась хорошей подругой близкой ей по духу.
Хотя, надо сказать, для этого не было долгое время особых причин и возможностей.
Восемь лет она прожила бок о бок с мамой Кларой, которая ей полностью заменила всех подруг на свете.
Потом был Марк, который затмил всё вокруг, о каких подругах при нём вообще могла идти речь.
Ну, а потом после тюрьмы она долго зализывала раны от разлуки с любовником и от шока, полученного от следствия и камеры предварительного заключения.
Нет слов, постоянная спокойная работа отвлекала её от скучных будней, а вечерами и в выходные дни она научилась проводить время возле телевизора и с книгой в руках.
Зарплата у неё была не большая, но это её совсем не тяготило, те запасы, что у неё остались от торговых махинаций во времена Марка с лихвой компенсировали её нынешние небольшие запросы.
Все её дети были обеспеченными людьми, даже Семён уже год, как не нуждался в маминой денежной помощи, хотя во время его наездов в Москву она ему ненароком слегка подкидывала, конечно, не деньжата, ведь он их бы никогда у матери не взял, а модные вещи, которые в Новосибирске было не достать.
Когда Семён вернётся в Москву, а это может произойти, примерно, через два года, то она постарается тут же справить ему автомобиль.
Ну, где же они, в конце концов, уже скоро семь вечера, вчера даже не соизволили позвонить, паршивцы эдакие, разве нельзя было предупредить мать, что не явятся ночевать.
Ах, они уже давно отвыкли отчитываться перед матерью за свои поступки.
Андрей уже сто лет живёт отдельно и раньше часто бывало годами даже весточку не присылал, а Сёмка с юных лет привык, что мама часто отсутствовала дома, и был сам себе хозяин.
В студенческие годы младший сын частенько не приходил домой на ночёвку, ссылаясь на то, что заночевал у ребят в общежитии.
Она отлично понимала какие ребята и какое общежитие, но обуздать своего любвеобильного сына она не могла, как говорится, «ген пальцем не задавишь».
Фрося смотрела на экран телевизора, где в который уже раз показывали любимый народом многосерийный фильм «Семнадцать мгновений весны», но даже красивое лицо Вячеслава Тихонова на сей раз не привлекало её к экрану.
Наконец, услышала проворачивающийся в замке ключ, а затем до её слуха донеслись шёпот и смех её сыновей и, вскочив на ноги, она выбежала в прихожую.
Снимающие с себя в коридоре верхнюю одежду и обувь Андрей с Семёном удивленно посмотрели на мать, выбежавшую к ним с гневным видом.
Андрей первым отреагировал на состояние матери:
— Мамань, что случилось, чего вид такой затравленный?
— Ах, деточки мои милые, прикидываетесь невинными овцами, вы не догадываетесь почему?
Называется к матери приехали в гости и оставили одну куковать на все выходные.
Я знала, что дети эгоисты, но думала, что мои не на столько, даже позвонить не удосужились, а, как же, вы ведь взрослые и самостоятельные.
Вот, явились, поздравили, отметили в её компании в ресторане юбилей, заодно и сами развлеклись, как следует и к тому же себе там подыскали лёгкую подходящую наживку и вам плевать на то, что с одной ваша мать работает вместе, находясь рядом с восьми до пяти вечера, а вторая давнишняя любовница хорошо знакомого мне человека…
Чем больше Фрося выговаривала и предъявляла претензии сыновьям, тем больше понимала, что в её словах проявилась обида, а не здравый смысл.
Ей вдруг стало ясно, что если она выплеснет ещё немного в таком духе обличительных слов, и если она не успокоится, то можно совершить не поправимое в отношениях с взрослыми детьми и от этого бессилия, она разрыдалась в голос, закрыв лицо руками.
Сёмка первым подбежал к матери и обнял её за плечи.
— Мамуль, успокойся милая, ты чего вдруг съехала с катушек, мы с Андрейкой наоборот подумали, что тебе надо отдохнуть после тяжёлой рабочей недели и бурного вечера в ресторане и поэтому не спешили домой. Правда, братан?
— Конечно, правда, даже я уже поверил в твои слова, а мамане и подавно надо поверить, а то нам с тобой как-то уже негоже оправдываться, лично я, уже разучился за долгие годы самостоятельной жизни, давать отчёт за своё поведение и поступки.
Мамань, успокойся, на самом деле, прости нас, пожалуйста, ну, загуляли мы с братом маленько, но не выпытывай и не кори. А лучше скажи, ужином накормишь?
— Точно Андрейка, у меня тоже кишки марш играют, мамуль, хоть бутерброд выдай своим изголодавшимся деткам.
Фрося сквозь слёзы улыбалась сыновьям.
— Какие вы у меня оба баламуты, но я вас очень люблю, мойте руки и ступайте на кухню. Куриный бульон с картофельными блинчиками будете?
Братья в восторге захлопали в ладоши и было непонятно, отчего они так радуются, то ли от предстоящего вкусного ужина, то ли оттого, что буря миновала и не надо было им вступать с матерью в борьбу за свою самостоятельность, и нести ответственность перед ней за свою уже взрослую жизнь.
Они дружно втроём с удовольствием хлебали бульон в прикуску с любимыми драниками и увлечённо обсуждали предстоящую поездку Фроси в Израиль.
Оба сына были довольны решением матери, не откладывать в долгий ящик визит к Анютке и спешили наперебой давать ценные советы и рекомендации.
— Мамань, как только получишь вызов, тут же дуй в ОВИР, а там тебе укажут какие нужны документы, фотографии и прочее.
Когда всё оформишь и получишь добро, тогда только будешь заказывать билет, скорей всего, полетишь через Польшу или Кипр, может быть и другие есть маршруты, но это уже не так важно, потому что прямого рейса точно нет.
— Мамулька, ты только не бери с собой лишнюю валюту и золотые украшения, только сколько позволено, а то на таможне прицепятся и могут прямо оттуда вернуть домой, не солоно хлебавши, а то ещё могут в другое место определить, уже не понаслышке хорошо тебе знакомое, где как известно, небо видится в клеточку.
— Я уверен, что Аня обеспечит тебя всем необходимым, она у нас девочка состоятельная, ведь в Израиле стала важной персоной, она, как не хочешь, а профессор с мировым именем и значением.
— Скажи Андрейка, а ты не хочешь слетать к сестре?
— Почему это не хочу, обязательно слетаю, пусть вначале маманя проторит дорожку, а потом уже мы следом, правда, тебе это сделать будет трудновато, ты же работаешь в номерном отделе, надо было раньше думать.
— Так я об этом думал, ещё учась в школе, но мама и говорить на эту тему не желала, а теперь пусть будет, что будет.
Посмотрим ещё, как пройдёт моя защита, есть у меня опасения, что определённые лица хотят её завалить, а другое важное лицо, предлагает поставить своё имя перед моим и на чужой заднице пролезть в профессора с докторской построенной на моих костях.
— Сынок ты опять воюешь, тебе мало было вылететь со сборной СССР по боксу?!
— Ты думаешь, я жалею об этом?! Нисколько, за то, не потерял уважение к себе и тут не дам об себя ноги вытирать, лучше буду рядовым инженером на заводе, чем чьей-то подстилкой.
— Братишка, зря ты шашкой махаешь в посудной лавке, времена революционеров давно закончились, в этой стране, где на первом плане девиз — не подмажешь, не поедешь или рука руку моет, твоя позиция заранее проигрышная.
— Брательник, а что ты мне предлагаешь, прогнуться и с угодливой лыбой наблюдать, как какая-нибудь разжиревшая дрянь с умным видом пользуется плодами моей кропотливой работы, а мне ещё ему за это в пояс кланяться, что он молодому специалисту дал дорогу в жизнь.
— Послушай бузотёр несчастный, надо и прогнёшься, надо и будешь улыбаться, когда от тебя это потребуется.
Ну, и пусть он станет профессором, за то ты будешь при нём доцентом и в свои двадцать пять лет сделаешь огромный шаг в перспективу.
И в партию давно уже пора вступить, без красной книжечки все дороги будут у тебя перекрыты, в лучшем случае попадёшь на объект с шифрованным номером, а там испытания, а там радиация, а за ними лысина, импотенция и ранняя смерть.
— Андрюша, давай будем сворачивать разговор на эту тему, что у нас в другое время и в другом месте нет возможности наставлять друг друга на путь истинный, смотри какими глазами на нас мамуля смотрит, ещё всё примет за чистую монету, а мне до защиты и полигонов ещё карабкаться и карабкаться в гору.
— Сёмочка, не делай из мамы дуру, я в твоей физике точно мало смыслю, но в порядках и в творимых безобразиях в нашей стране побольше твоего разбираюсь, сама в этом котле с вонючим отваром варилась.
Я тебе напомню сынок, как уважаемого Марка Григорьевича в скором порядке выпустили из страны, когда на его пятках уже висела расстрельная статья, а после этого они спокойненько выловили мелкую рыбёшку, каковой являлась я, и хотели повесить на меня всех собак за своё разгильдяйство.
— Мамуля, вы меня с братаном не убедили.
Вас послушать, так мне дальше по жизни шагать надо с приклеенной угодливой улыбкой и красной партийной книжицей на лбу, без мыла лезть во всякие старческие задницы и буравчиком втискиваться в любые трещинки и на чьих-то костях делать свою карьеру учёного.
Неужели по-другому нельзя, только сильному лизни, слабого лягай?!
— Нельзя братан, нельзя, надо приспосабливаться к этой стране или менять страну, другого не дано.
Фрося уже давно поняла, что такие разговоры между братьями происходят часто, и она себе честно признавалась, что не знает на чью сторону встать, в позициях одного и другого были сильные и слабые места, но Андрейке было проще, лингвистика не физика, на номерной объект не пошлют, в его науке тайн государственных нет.
Нет, пора переводить разговоры на другое, а то от этих разболелась голова и душа, может быть и правда зря она не вывезла мальчика из страны, а ему теперь отдуваться, а ведь Андрей ей об этом ещё десять лет назад сказал, когда Анечка собиралась в Израиль.
— Ребята, а какие у вас планы на завтра, я ведь с утра работаю.
— Мамань, тут могла бы и не спрашивать, естественно завтра с утра я отправляюсь в Питер, побуду несколько дней с Алеськой, в пятницу вернусь, захвачу Эйнштейна и полетим с ним в свой Новосибирск, а младший пусть сам за себя отчитывается, он у нас дюже вумный.
— Мамуль, на меня не обращай внимания, живи обычной своей жизнью, а мне надо встретиться кое с кем из ребят, малость прибарахлиться, Андрейка составил мне протекцию…
И он осёкся, виновато, глядя на брата, тот только снисходительно улыбнулся.
— Шпарь братан, я уже из коротких штанишек вырос, а маманя наша никогда не против, когда это для благополучия и здоровья.
И он откинув назад свою голову благородного оленя, от души рассмеялся.
— Мамуль, не обращай внимания на брательника, это он так прячет свои нервы в предчувствии встречи с ненаглядной королевой Анастасией.
Андрей перестав смеяться, махнул брату рукой, мол, продолжай дальше травить и вешать маме на уши лапшу.
— Мамуль, ты не против на неделе сходить в театр в сопровождении молодого кавалера, я видел афиши, кое-что новенькое появилось.
— Сёмочка я с тобой пойду, куда ты только позовёшь, хоть на балет, хоть на оперу, а если это будет просто кино, то подобное мероприятие меня тоже вполне устроит.
Вы так дружно раззевались, что, похоже, пора вам ребята в кровать.
Я мою посуду и за вами следом, на машину с утра не рассчитывайте, мне надо на ней на работу ехать.