Выйдя от Тани, возвращаясь на работу, Фрося машинально крутила руль и обдумывала нынешнюю сложившуюся ситуацию, что-то ей в ней очень не нравилось.
Вроде всё провернула оперативно и пристроила Таню в надёжные руки, всё же больница, есть больница, но дело не в самом аборте, не она первая, не она последняя.
Она ловила себя на том, что не всё сделала и сказала для того, чтобы молодая женщина изменила своё решение или, по крайней мере, сообщила Сёмке о случившемся.
С одной стороны, она проявила высшую степень человечности и участия в судьбе Тани, а с другой, можно подумать, что спешит со своей помощью, чтобы освободить руки сыну от внезапно навалившейся непредвиденной проблемы.
Самое интересное, что со стороны глядя, то и другое имеет здесь определённую окраску.
Конечно, можно ещё всё поправить, вечером позвонить Сёмке, рассказать ему об этой беременности Тани и пусть он берёт на себя груз ответственности или не берёт, но тогда она по отношению к нему, в любом случае, будет внимательной мамой.
А, что тогда Таня?
В случае если её сын в порыве благородства и скоропалительного решения убедит свою подружку оставить ребёнка, а потом они разойдутся, тогда вся вина за произошедшее ляжет на неё, а отдуваться всю жизнь Тане.
А, ну их, пусть идёт, как идёт, надо лучше подумать на тему, а может и, правда, уволиться, для чего ей эта работа сейчас, когда завертелась такая интересная жизнь.
Сегодня же поговорю с Валерой.
После того, как Фрося изложила свои доводы заведующему, в кабинете поднялась настоящая буря:
— Фроська, ты, что очумела, какое к чёрту увольнение, я ведь за тобой, как за каменной стеной.
Ты, же у меня связующая нить во многих наших начинаниях.
Науму уже за семьдесят, вот он точно скоро пойдёт отдыхать. И с кем я, скажи на милость, здесь останусь?!
Слушать не хочу твои доводы, у меня своих достаточно, ты уволишься, и я следом, мне даже не будет с кем душу наизнанку вывернуть, некому будет сказать, Валера хватит, хорош пить, подумай о своём здоровье.
К чёртовой матери ты уволишься, с завтрашнего дня переходишь на четырёхчасовой рабочий день. Тебя устраивает? Будешь работать с восьми до двенадцати, а если тебе надо будет, и вовсе какой-нибудь из дней не выйдешь, тебя Иванович прикроет, пока твоя подруга на работу явится, согласна?
Чем больше Карпека разорялся, тем теплей становилось на душе у Фроси, а предложение, которое он выдал под конец своей бурной тирады вовсе повергло в шок, ведь лучше и придумать нельзя, ай, да, Валера!
— Валерочка, милый, успокойся, тебе нельзя так нервничать, растратишь зря всю свою мужскую силу, а у тебя молодая любовница.
Я согласна на четыре часа, а если надо будет, то можешь моим временем располагать без стеснения и не в рабочее время.
Никуда я от тебя не денусь, мы же в одной упряжке.
Просто, скажу тебе по секрету, у меня и другие коммерческие дела стали наклёвываться и, кстати, свои босоножки можешь к нам с Настей пристраивать, толкучка теперь становится — наш дом родной.
Есть у меня ещё одна мысль, что иногда и в другие города стоит наведываться.
В Москве не будем особо мозолить глаза и рынок расширим, как считаешь?
— Считаю, что мне тебе советовать нечего, ты кого хочешь на рысях обойдёшь, но всё же один совет дам.
По толкучке ходит наряд милиции, главный у них капитан Гордеев Владимир Егорович.
Передай ему от меня привет и обласкай красной бумажкой, тогда у меня за тебя душа вовсе будет на месте.
Вечером в субботу позвонила Таня и сообщила, что одни джинсы готовы и можно их у неё забрать.
Учитывая, позднее время, детей, наверное, Таня уже уложила спать, поэтому Фрося тихонько постучала в дверь.
— Проходите, проходите, пожалуйста, на кухню, девочки спят, а я тут химичу с выкройками.
На этот раз Таня выглядела спокойной и сосредоточенной, волосы собраны в узел на макушке, полностью открыв худенькое, но весьма симпатичное личико.
Сняв куртку и сапоги, Фрося прошла вслед за Таней на кухню.
— Ну, показывай своё произведение искусства.
— Ну, скажете искусства, скорее искусство подделки.
Обе женщины рассмеялись.
— Танюха, хорошо сегодня выглядишь. Дети, надеюсь, поправились?
— Да, да, в понедельник пойдут в садик и ясли, вот тогда я смогу оторваться в полной мере, правда, во вторник придётся отлучиться на несколько часиков.
— Не сходи с ума, после этого не садись сразу за машинку, парочку дней точно отлежись.
Ты, думаешь джинсы толкать, как мороженное на углу распродавать, кому не поподя, две-три пары в неделю для нас достаточно и без них товара хватает.
— Фрося, мне не удобно спрашивать, но всё же скажите, пожалуйста, сколько я буду иметь за каждую пару?
Фрося подняла глаза к потолку, как будто там находился ответ, пошевелила губами и посмотрела на Таню:
— А, сколько ты хочешь?
— Сначала посмотрите на то, что у меня получилось, выскажите своё мнение, а потом я назову свою цену, хотя, если честно, то на любую соглашусь.
Фрося крутила в руках джинсы и морщила нос.
— Что плохо, не нравится, вы другого ожидали?
— Танька, не дури голову, лучше напяль их на себя, за что дурни такие деньги платят, в этой дерюге только навоз по полям раскидывать.
Штаны Тане были велики, но всё же можно было лучше разглядеть ровность швов, как лежит пояс, не висит ли пройма, как смотрится лейбл и клёпки.
Фрося несколько раз перекрутила худенькое тело швеи, разглядывая спереди и сзади, и, наконец, изрекла:
— Танюша, ты, похоже, можешь в день лепить по две, а то и по три пары и, если бы я тебе назначила цену двадцатку, то тебя бы это вполне устроило?
Таня захлопала в ладоши:
— Да, да, именно эту цену я имела в виду!
— Ты, рано стала радоваться, мы не можем этой подделкой наводнить всю Москву, нас быстро вычислят и тогда будем не от милиции бегать, а от покупателей, которые придут бить нам морды.
Ну, чего ты раньше времени опечалилась, за каждые эти штанишки будешь получать тридцатку, но больше, чем по две пары в неделю брать не буду. Тебя устраивает?
— Конечно, устраивает, ведь это в три-четыре раза больше, чем я получала, работая с Вами в мастерской.
— Не грусти девочка, занимайся детьми, собой и можно, между прочем, брать у людей другие заказы или шей что-нибудь попроще на продажу, всё равно Настька будет стоять на толкучке со своим вязаньем, вот и ты что-нибудь ей подкидывай, по мелочёвке и, смотришь, накапает тебе за месяц ещё какая-нибудь сотня-другая.
— Я поняла, и так, большое вам спасибо, я начинаю даже подумывать откладывать денежки, чтобы в будущем поменять эту халупу на двушку.
— Похвально, вот это по мне, нечего стоять на месте, но дай слово, что без меня ни одной пары этих штанов не продашь на лево, случайно узнаю, отвернусь навсегда.
— Фрося, вы меня обижаете, даже такой мысли не возникало.
— Я тебе и говорю для того, чтобы не возникало.
На завтра затемно Фрося забрала Настю из дому, и они поехали на своё новое место работы.
Расположились на том же прилавке, что и в прошлый раз, разлили из термоса по походным пластмассовым чашкам чай и стали завтракать, а заодно и греться.
В основном на вещевом рынке пока были одни продавцы, Фрося не спешила выставлять самый дорогой товар, ограничившись набором хрустальных бокалов, парочкой бюстгальтеров, трусиками и джемпером, и всё равно эти вещи выделялись на фоне Настиного вязанья.
Постепенно стали подтягиваться покупатели и вокруг их прилавка собралась кучка людей, приценивающихся к товару, и тут Фрося заметила прогуливающихся по рядам милиционеров.
— Настюха, торгуй тут без меня, а я пошла защищать наши тылы.
Выбрав удачную позицию со стороны покупателей, она дождалась, когда к ним приблизятся милиционеры и смело обратилась к старшему по званию:
— Простите, вы Владимир Егорович?
— Да, а в чём дело?
— Мне Валерий Иванович Карпека велел передать вам привет, просил вас зайти к нему ближе к теплу, у него для вашей жены сможете приобрести шикарные босоножки.
— Спасибо, передавайте ответный, непременно зайду.
— Товарищ капитан, подойдите, пожалуйста, к этому прилавку, где мы торгуем по мелочам с моей подругой, я хочу для вашей жены тоже сделать маленький подарок.
Настя, когда увидела, как Фрося приближается к ней вместе с нарядом милиционеров, чуть не обомлела, а ещё больше, когда на её глазах подруга взяла с прилавка тонкие трусики и, хрустя обёрткой, вручила их капитану.
Тот небрежно засунул их в карман милицейской тужурки и многозначительно посмотрел на женщину, кивнув в сторону своих подчинённых.
Фрося поняла, что сморозила ерунду, но деваться уже было некуда, она с улыбкой вручила ещё две пары хмурым стражам порядка.
— Ребята, думаю, что и вам будет кому сделать приятно этими маленькими подарками.
Улыбки тут же разукрасили лица милиционеров и они, поблагодарив щедрую женщину, пошли дальше ловить спекулянтов.
— Вот, теперь Настюха, я могу притаранить сюда смело финские сапожки и джинсы.