После того, как за шумными взрослыми детьми закрылась входная дверь, в квартире вдруг наступила давящая на уши тишина.
Фрося с Олегом изучающим внимательным взглядом осматривали друг друга:
— Олежка, как ты похудел, даже глаза провалились. Ты болел?
— Нет, я не болел, просто вымотался за последнее время здорово, но теперь всё в порядке, до Девятого мая включительно буду с тобой, а затем вернусь в Мурманск и возобновлю полёты.
А, как ты тут поживала? Выглядишь хорошо, немножко тоже похудела, но это тебе к лицу.
— Олеженька, а у меня и, правда, хоть шаром покати. Если хочешь, можем опять яичницу забацать?
— Фросенька, любимая, у меня голод совсем другого свойства, но какая-то оторопь берёт, так давно я не обладал твоим обворожительным телом, страшусь настаивать об удовлетворении страждущего с севера.
— Дурачок, милый мой дурачок, пойдём накормлю, и сама отъемся досыта, впервые, за всё время твоего такого долгого отсутствия.
Фрося встала с дивана и быстро пересекла зал, сев на колени мужчине и стала медленно расстёгивать пуговицы на его рубашке.
Руки Олега скользнули под кофточку, поймав в ладони пышные полушарии грудей.
— Фросенька, как я по тебе истосковался — по твоему голосу, улыбке и смеху, по пушистым волосам, твоему запаху и этой бархатистости кожи на пышущем и манящем к себе теле.
— А, я не буду тебе ничего такого красивого говорить, а прямо здесь в кресле овладею тобой и можешь подавать на меня в суд за изнасилование.
— Фросенька, никакого насилия, я отдаюсь тебе по собственной воле.
Его шутливые слова перешли в сладостный стон, потому что совершенно уже обнажённая Фрося сорвала с него последнюю преграду в виде трусов и, взяв в руки дрожащего от невероятного возбуждения удальца, устроившись коленями на кресле, ввела в своё разгорячённое лоно.
Бурный оргазм двоих изголодавшихся друг по другу людей, буквально через минуту сотряс своды комнаты стоном и рыком.
Только сейчас губы любовников нашли друг друга и слились в счастливом и благодарном поцелуе.
— Олеженька, мне иногда уже казалось, что ты никогда ко мне не вернёшься.
— А, я в тишине ночи грезил о тебе и думал, что нафик я тебе такой сдался, что ты уже нашла утешение в любви с другим мужчиной.
— Олеженька, я ведь тебе говорила, ты моя последняя любовь, чтобы у нас или между нами не произошло, я не буду больше кроме твоих, ни в чьих объятьях.
— Говорила, говорила, но я так боюсь тебя потерять.
— Олеженька, как ты можешь меня потерять, ведь я никогда не была одновременно женщиной двух мужчин, а вот… ай, ладно, что об этом.
— Фросенька, милая моя, ты тоже у меня одна, одна единственная, я даже помыслить о другой не могу.
Фрося резво соскочила с колен мужчины и совершенно нагая встала напротив него, подперев руками бока.
— А скажи мой пылкий любовник, как ты относишься к сельскому хозяйству?
— В глобальном смысле или потребительском?
— А, не в том и не другом, хочу предложить тебе заехать в магазины, набрать продуктов и рвануть на мою дачу.
— Ничего не имею против, но причём тут сельское хозяйство?
— А, что ты думал, в гамаке там будешь прохлаждаться с книжечкой в руках?
Нет, мой милый, сегодня устроим день любви на свежем воздухе, разведём костёрчик, нажарим мяска, напечём картошечки, устрою тебе холодное купание в пруду, а завтра будешь со мной поднимать сельское хозяйство.
— Что вместо коня в плуг запряжёшь?
— Ну, на моём огромном участке с плугом не походишь, а с лопаткой поработаешь — немного картошечки посадим, грядочки вскопаем, я из тебя ещё и маляра сделаю, забор покрасим, короче, лентяйничать не дам, не забудь, ты заставил моё тело изнывать без твоих ласк почти полтора месяца, теперь будешь за всё это время отрабатывать.
Олег быстро поднялся из кресла и хотел схватить в объятия подтрунивавшую над ним женщину, но она шустро увернулась и побежала в душ.
Никуда они в этот день так и не уехали, и вместо жаренного на костре мяса удовлетворились яичницей на сале, потому что изголодавшиеся по любви тела уютно устроились на широком ложе в спальне у Фроси, отдавая без сожаления всю накопившуюся в них страсть в жарких любовных объятиях.
Яркие и тёплые солнечные лучи, упавшие на лицо, разбудили Фросю.
Она глянула, чуть распахнув глаза, на будильник и хлопнула спящего на животе мужчину по заду:
— Поднимайся лежебока!
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся советская земля.
Олег резво присел на кровати и продолжил начатую Фросей песню:
— Кипучая,
Могучая,
Никем непобедимая,
Страна моя,
Москва моя,
Ты — самая любимая!
И он навалился своим крупным телом на не сопротивляющуюся женщину.
Через несколько минут Фрося томно потянулась:
— Олеженька, а ведь нам действительно надо быстро подниматься и выезжать на дачу, а иначе скоро перекроют весь город для демонстрантов, и мы не сможем выбраться из Москвы до полудня.
— Фросенька, я ведь тебе уже говорил, что давно живу по режиму военного человека, сказано-сделано…вот, только пока не забыл…
И он извлёк из лежащих на прикроватной тумбочки брюк портмоне и достал оттуда пухлую пачку денег.
— Держи, это за твои побрякушки.
— Олежек, ты отсчитал свои комиссионные?
— Ну, о чём ты говоришь, как ты могла подумать, что я буду на тебе наживаться?
— Глупыш, о какой наживе ты мне сейчас говоришь, мы ведь в этом деле партнёры, а не супружеская пара ведущая единое хозяйство.
Похоже, ты в этих деньгах нуждаешься, гораздо больше, чем я, бери назад хотя бы стольник, ты его честно заработал.
— Нуждаюсь, не скрою, но мне, право, не ловко зарабатывать на тебе.
— Вот, глупышкин, так глупышкин, не на мне, а со мной, если бы ты только знал, сколько я наварила деньжат за это время пока тебя не было, по дороге на дачу расскажу.
Буквально через пол часа они уже топтались в прихожей.
— Фросенька, мне брать с собой сумку с вещами, там я тебе и палтусика копчёного привёз.
— Конечно, брать, все три дня выходных мы проведём там, ты вон какой бледный, совсем, похоже, воздуха не видишь.
— Не вижу, не вижу, ты это точно подметила.
— А, как ты смотришь на то, если я своих сыновей приглашу на дачу, вместе с нами отпраздновать Первого мая?
— Благосклонно, будет веселей, если только они не станут, как вчера пикироваться.
— Не будут, не будут, ведь Андрей, если примет предложение, то нагрянет вместе с пассией, а она своего кавалера от себя не отпустит, да, и с моим Сёмочкой он вряд ли захочет связываться, тот сам горит и других спалить может.
— Ну, в этом я уже убедился, маминой крови у него много.
Фрося поднимая трубку телефона, счастливо засмеялась:
— Танюша, привет, с праздником!
Спасибо, спасибо, моя хорошая, но прости, не могу вести с тобой долгие разговоры, нам очень некогда, выезжаем на дачу, вот хотели с Олегом пригласить тебя с Сёмкой и детьми приехать к нам и вместе отпраздновать. Как вы на это посмотрите?
И через небольшую паузу:
— Вот и отлично, о каком времени ты спрашиваешь, как соберётесь, так и приезжайте, всем найду работу и занятия.
Всё, ждём.
Фрося улыбнулась Олегу.
— С этими ребятами никаких проблем, Сёмка и до двух не считал, сразу согласился, а Танюха, как ниточка за иголочкой, хотя сказать по чести, она очень хорошо ко мне относится и не только из чувства благодарности.
Так, второй короткий звонок и поехали.
Аня, доброе утро и с праздником!
Спасибо, я хотела…
Было понятно, что ей не дали договорить, с той стороны полился словесный поток.
— Аня, прости, пожалуйста, нам очень некогда, Андрея можешь к телефону не звать.
Я вам позвонила, чтобы пригласить сегодня к себе на дачу.
Да, там, отметим в семейном кругу праздник, подышите чистым воздухом, Семён с Таней уже дали своё согласие.
Фрося молчала, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
— Прекрасно, мы вас ждём.
С голоду у меня не умрёте, но, что привезёте лишним не будет.
Шампанское?
Про него я не подумала, а в магазине навряд ли свободно стоит…
Отлично, тогда не буду тратить время на его поиски, а то уже думала в ресторан заехать.
Пока, пока, ждём.
— Фросенька, а у меня в сумке припасена бутылочка.
— Олежечка, пригодится, мы с тобой вдвоём устроим с ним салют в честь нашей любви, когда дети разъедутся.