Жестокий муж

Глава 24

Мы останавливаемся перед неприметной дверью, на которой нет никаких табличек с надписями. Один из сотрудников достаёт ключ-карту и открывает. Меня мягко, но настойчиво, толкают вперёд.

Комната небольшая, серая, с одним окном, закрытым жалюзи. В углу стоит стол, на нём несколько папок с бумагами и пластиковый стаканчик с водой. В центре сидит мужчина в кожаном кресле.

На вид ему около сорока лет, может, чуть больше. Темные волосы аккуратно уложены, ни одна прядь не выбивается. Одет в тёмно-синий костюм, идеально сидящий на подтянутой фигуре.

Руки сложены на столе. Лицо не выражает ничего — только холодная, спокойная строгость. Я уже видела такие лица у людей, которые готовы сделать всё, чтобы достичь своей цели.

Уверена, ему не нужны мои объяснения, он не будет слушать оправданий. Всё это уже не имеет значения.

Остальные молча выходят из комнаты, оставляя нас наедине.

Я сажусь, Диана устраивается у меня на коленях. Сердце колотится так, что, кажется, сейчас прорвет грудную клетку. Все слова, которые я заранее подготовила куда-то испаряются.

Делаю рваный вдох-выдох, стараюсь погасить панику. Затем достаю наушники из кармана и вставляю в маленькие ушки. Быстро нахожу любимый мультик дочери. Малышка не сопротивляется, чему я очень рада. Уверена, она всё понимает, всё чувствует.

— Добрый день, Юлия Романовна. Хотя не уверен, что для вас он действительно добрый. Угадал? — голос у него низкий, хриплый. Вибрацией проносится через все мои органы.

— Могу поинтересоваться, кто вы?

Губы начинают дрожать ещё сильнее. Легкие отказываются втягивать воздух, потому что ответ мне не нужен. Я и так знаю, что в кресле напротив — очередная пешка моего злобного бывшего мужа. Они знали, что я попытаюсь сбежать. Они подготовились.

Мужчина натянуто улыбается. Мерзко, противно. Смотрит так, будто простреливает насквозь. Кажется, в эту секунду он чертовски доволен собой.

— Считайте, я тот, кто может вытащить вас из весьма неприятной ситуации. Ваша? — кивает в сторону дочери.

Моя бедная маленькая девочка сжалась, как напуганный котёнок. Её ручки дрожат так сильно, что мне физически становится больно. Чёрт, ненавижу! Я их всех ненавижу.

Вопрос нагло игнорирую.

— И что дальше? Почему я должна вас слушать? Я ведь ни в чём не виновата. Уверена, полиция разберётся и меня отпустят.

— А как насчёт документов? Гордеев постарался, не спорю, шикарно отработал, но вы же понимаете, что это не панацея? Доказать липу — раз плюнуть. Вы правда верите, что, когда вскроется правда, кто-то станет вас слушать? — хладнокровно бьет в болевую точку, обнажая страхи, разъедающие мой мозг последние годы. — Ещё раз спрашиваю: ваша?

Я киваю и сглатываю. Козыри в его руках, не в моих. Ну, нет смысла оттягивать неизбежное. Мерзавец удивленно приподнимает бровь и трёт подбородок, впивается глазами в дочь. Смотрит, изучает долго и методично. Делает какие-то выводы в своей голове.

Господи, ты что, дура, Юля? Какие ещё он выводы может сделать? Билецкий никогда не держал при себе идиотов, он их не переваривал от слова совсем. И не думаю, что за пять лет что-то изменилось.

— Продолжайте, я вас слушаю.

Не знаю, откуда черпаю силы. Сама удивляюсь. Меряемся друг с другом взглядами. В отличие от меня, мужчина абсолютно спокоен. Поза расслабленная, только глаза огнём горят, словно заочно уже объявил себя победителем.

— Юлия Романовна, вы, кажется, не до конца понимаете, в каком положении оказались, — пропитанные раздражением слова разрезают воздух. — У вас есть два варианта: сесть в тюрьму или последовать за мной. И поверьте, второй вариант не такой уж и плохой, как может показаться на первый взгляд.

Я перевожу дыхание и стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно:

— Для начала мне нужен хороший адвокат.

— С учетом обстоятельств, я бы не стал надеяться на правосудие.

— Без адвоката я не буду принимать никаких решений. Это моё право. — Голос все-таки срывается.

Сжимаю губы.

— Вы до сих пор не поняли, что все ваши права остались за порогом этой комнаты? Ваша дочь… такая милая девочка. Подумайте, что будет с ней, если вы сделаете неправильный выбор. Вы точно хотите рисковать? — Говорит ужасные вещи абсолютно спокойно, будто обсуждает что-то совсем незначительное. — Я не угрожаю, просто хочу, чтобы вы оценили ситуацию трезво.

От его слов меня прошибает холодный пот.

Ну вот и всё. Я проигрываю в первом же раунде. Оказывается, не нужно тратить много слов, чтобы сломать меня. Хватает одного точного удара — и я в страхе сжимаюсь. Говорю себе стоп.

Если бы это касалось только меня, я бы, возможно, послала его куда подальше, боролась до последнего, но теперь трусливо отступаю.

У меня нет выбора. Я готова рискнуть своей жизнью, броситься в самое пекло, но задеть ее не имею права.

А если люди Билецкого всё-таки добьются своего? Что с ней будет, если меня не будет рядом?

Можно на секунду представить, что он говорит так специально, лишь бы добиться цели. Но нет. Захар достал меня даже здесь, окончательно разрушив мой хрупкий маленький мир.

Поднимаю взгляд. Он считывает по глазам. Довольно улыбается, а я медленно тону в разочаровании.

— Отлично, — даже не скрывает сарказм в голосе. Ублюдок. — Устраивайтесь поудобнее, отдохните. Мы сейчас всё уладим.

— Мама, когда мы поедем домой? Почему мы здесь?

Звонкий голосок пронзает насквозь. Внутри что-то рвётся, словно острое лезвие режет по живому. Я прижимаю дочь к себе. Обнимаю зайчонка крепко, боюсь отпустить. Целую в носик, потом в щёчки. Пытаюсь успокоить, если не себя, то хотя бы её. Чувствую себя ужасной матерью. Я даже не могу внятно ответить ни на один из ее вопросов.

Нас привезли в отель, один из лучших в городе. Заселили в номер с панорамными окнами и видом на город. Всё шикарно и роскошно. Но никто не объяснил, почему мы здесь. Только предупредили, чтобы не делала глупостей. Очередная угроза.

Я ненавижу это ожидание. Оно сводит с ума. Пытаюсь отвлечь дочку. Включаю мультики, даю сладости, но это не помогает. Её глазки всё равно тревожно бегают по комнате.

Через несколько часов Диана, наконец-то, засыпает у меня на руках. Я осторожно кладу малышку на кровать, поправляю одеяльце. Сама сажусь в кресло у окна. Сжимаю виски руками. Тысячи мыслей проносятся в голове, но ни одна из них не даёт надежды на хороший исход.

Мне всё равно, что Билецкий сделает со мной. Я его не боюсь. Больнее он уже сделать не сможет. Мы давно прошли эту грань. Всё, о чём я думаю, — это моя дочь. Сердце болит, колет от страха. Как пережить то, что будет дальше? Как он себя поведёт?

Хотя и понятно, что реакция будет ужасной.

На выходе из аэропорта у меня тут же выхватили телефон и документы. Мой паспорт и свидетельство о рождении дочери исчезли в чужих руках.

Конечно, никто не собирался возвращать их обратно. Уверена, все давно уже изучили. И догадаться, что к чему, особого труда не составит.

Не сомневаюсь, он уже в курсе. Наверняка строит планы. Только что мне делать с этим осознанием? Чёрт, хоть волком вой, но всё бестолку. Под землю хочется провалиться, но даже так найдёт и вернёт обратно.

Ждать долго не пришлось. За дверью раздались шаги, потом — раздражающий писк карты. Он войдёт без стука, уничтожая иллюзии, что я хоть как-то контролирую ситуацию.

Сказать, что я удивлена? Нет.

Замираю всем телом. Господи, только не сейчас. Я ещё не готова. Но наивно думать, что монстр даст хоть малейший шанс на передышку.

Вытягиваюсь струной, пытаюсь натянуть маску спокойствия, но получается плохо. Мысленно отсчитываю секунды до атомного взрыва в груди. Меня прилично потряхивает и штормит.

Едва успеваю досчитать до трёх, как Захар входит в номер. Острый взгляд царапает кожу. Я чувствую это физически или схожу с ума?

Смотрим друг на друга. Хочу считать эмоции, но бесполезно. Там такая смесь, что расшифровать нереально. Делаю глубокий вдох-выдох.

Опомнившись, подношу палец к губам, прошу тишины. Малышка спит, и мне совсем не хочется её будить. Пусть она еще немного побудет в своём сладком неведении.

Захар подходит ближе, останавливается в нескольких шагах от кресла. Его взгляд перемещается с меня на дочь, потом обратно, и так несколько раз.

Замечаю, как сжимает челюсти, как дергается кадык. Чёрные брови ползут вверх.

Удивлён, Билецкий? Пять лет назад я тоже была в шоке, чуть рассудок не потеряла.

Захар резко разворачивается. Выходит на балкон. Особого приглашения не жду, прохожу следом. У меня теперь не больше прав, чем у тумбочки возле кровати.

— Ты, долго расхлебывать будешь то, что натворила, Юля.

От ярости и злости в тоне закладывает уши. Он не спрашивает, чья она. Ему не интересен ни возраст, ни другие глупые и банальные детали. Он уже всё проанализировал и сделал выводы, явно не в мою пользу.

— И ты тоже, — слова срываются с губ раньше, чем мозг соображает.

Он ухмыляется, нагло и отвратительно. Читаю по глазам: я тебя придушу Юля.

Сердце пропускает удар, хочется зажмуриться. Сколько раз я уже говорила себе, как сильно его ненавижу? Сотни? Так сейчас особенно. За все. За то, что нашел меня. За то, что снова ворвался в мою жизнь и разрушил ее.

— Мне ожидать блядских историй о рогах на башке и о том, что ребенка ты от другого родила, или обойдемся без сказок?

Щеки вспыхивают моментально. Жар разгоняется по телу вместе со злостью. Сукин сын, насколько же ты в себе уверен, что даже не рассматриваешь подобный вариант?

Смаргиваю. Стараюсь погасить приступ.

Нельзя, Юля, не сейчас, не надо. Ты не ради себя, ради нее держись.

— Нет. Не будет.

Билецкий только фыркает.

— Ты ведь не собиралась о ней рассказывать, верно?

Рваный вздох вырывается из груди. Нет, не собиралась. Никогда. Даже не думала об этом. Я ненавижу тебя всем сердцем. Это то, что ты хочешь услышать? Хорошо.

— Нет. Я с тобой вообще ничего общего иметь не хотела.

Мысленно приготовилась к очередному взрыву с его стороны, но ничего не произошло.

— Охуенная логика! А ребенок — это так, мелочи? Похуй, Юля, да?

Нервная дрожь прокатывается по телу.

— Она моя, Захар. Не твоя. Отпусти нас.

— Юль, заткнись ради бога! Я и так сдерживаюсь, чтобы не придушить тебя. Давай, благоверная, — последнее слово выплюнул мне в лицо, — собирай ребенка и с вещами на выход.

Отчаянно качаю головой. Срываюсь на выдохе.

— Куда мы поедем? Теперь будешь отыгрываться на маленьких девочках? Ты её жизнь тоже уничтожишь? Ради чего? Ради глупой мести? Не делай так, Захар, не нужно. Оставь нас. Мы хорошо жили без тебя. Мы же в расчете…. Давай отпустим прошлое и...

Не успеваю договорить. Захар резко хватает меня за руку и тянет к себе. Выбивает воздух из легких. Свободной рукой ползет выше. Сжимает мой подбородок, заставляя смотреть прямо глаза.

А там на дне — черная, липкая бездна. Вот теперь страшно. По телу прокатывается волна паники.

— Не делай этого с нами...

Он шумно втягивает воздух, и пальцы сжимает сильнее. Было не больно, но ощутимо.

Тишина кажется оглушающей, даже дыхание замирает. В его взгляде нет ни тени смягчения. Я понимаю — прощения не будет.

— Собирай вещи. Мы уходим.

Пальцы на моем подбородке напрягаются. Я чувствую, как боль нарастает. Вдруг он отпускает меня. Мощная рука дрожит, словно не решаясь довести задуманное до конца.

Делает шаг в сторону, и я бросаюсь следом. Плевать на гордость или обиду. Пусть горит синим пламенем.

— Захар, постой… — цепляюсь дрожащими пальцами в идеально выглаженный пиджак. Билецкий только раздраженно сбрасывает мою руку. Бровь снова взлетает. — Куда ты хочешь нас увезти? Если меня не жалко, дочь пожалей! Что я ей скажу?

На словах о дочери вздрагивает, кривится, словно пощечину отвесила. Глаза, и без того злые, становятся ярче.

Захар прокашливается.

— У меня есть дела с партнёром. Но бегать за тобой по всему Лондону мне нахрен не впёрлось. Поедете со мной.

Отступаю назад. Нет, это какой-то кошмарный сон.

Он продолжает:

— Давай, Юля, оживай. Отель пять звезд — считай, семейный отпуск. Охуенно, да? Ты же такое любишь, принцесса?

Не дождавшись ответа, выходит. Я срываюсь за ним. От мысли, что он останется с дочерью наедине, страх стекает по позвоночнику.

Мои нервы натягиваются, как канаты.

Захар делает неуверенный шаг в сторону кровати, затем застывает на месте. Он явно растерян, хоть и старается выглядеть собранным. Но я чудом замечаю мелкую дрожь. Впитываю в себя.

Билецкий закрывает глаза и делает глубокий вздох. Пытаюсь понять, что творится у него на уме, но это бесполезно. Через несколько секунд на идеально красивом лице снова появляется маска абсолютного спокойствия. Он отступает назад, и направляется к двери. Напоследок бросает:

— Вам хватит двух часов на сборы? — Я киваю в ответ. — Вот и отлично.