Госпожа графиня (СИ)

42

Ключ хранился на дальней полке бельевого шкафа. Пришлось заново перебирать свёртки.

В замочную скважину я попала не с первого раза. Дрожали пальцы. Да и проворачивался ключ неохотно, со скрежетом, будто сообщал мне, что не стоит этого делать.

Но я была настойчива. Словно где-то внутри, в самом центре груди родилось знание, что теперь я смогу туда войти. Заглянуть в лицо своему прошлому. Проститься с памятью о бабушке и отпустить её.

Будто услышав мои мысли, щёлкнул, открываясь, замок. Дверь заскрипела, но отворилась.

А я набрала побольше воздуха и шагнула внутрь.

Дыхание перехватило. К глазам всё же подступили слёзы, и это было вовсе не от скопившейся за годы пыли. Просто здесь всё оставалось по-прежнему. Казалось, бабушка сейчас выйдет из-за ширмы, улыбнётся и скажет: «Ты уже проснулась, детонька? Ну идём завтракать».

Чтобы дать себе время и совладать с чувствами, я подошла к окну. Раздвинула тяжёлые портьеры, сохранявшие в комнате полумрак.

Свет хлынул внутрь. Безжалостно разогнал тени прошлого. Осветил покрытые пылью полки этажерки, пяльцы с вышивкой и клубки ниток, пожелтевшие страницы раскрытой книги, оставленной на столе, перекинутую через ширму шаль.

Всхлип вырвался из самой глубины горла, пришлось закрыть рукой рот, чтобы не разрыдаться.

Эту шаль я связала сама, крючком, и подарила бабушке на её последний день рождения. Рукоделие не вызывало у меня восторга, и это чувство было взаимным. Простейший узор мне не давался, петли выходили разного размера и плотности, иногда приходилось распускать связанное за несколько часов и начинать заново.

И тем ценнее для меня была реакция бабушки. Её просветлевшее при виде подарка лицо. И то, что она не забывала набрасывать шаль на плечи прохладными летними вечерами.

Я стащила её с ширмы и прижала к лицу, ожидая вдохнуть родной, бабулин запах. Впрочем, я знала, что это лишь моя фантазия, поэтому даже почти не расстроилась, когда от шали пахнуло уже привычной сыростью и затхлостью. Всё равно заберу её с собой. Она относительно тёплая, пригодится. Я решительно свернула шаль и сунула в ожидавший у двери свёрток.

А потом окинула бабушкину комнату взглядом и недовольно поморщилась. Негоже оставлять её в таком виде.

Я снова залезла в свой шкаф и начала перебирать свёртки. Отыскала старенькую косынку и, отведя ей роль тряпки, отправилась убираться в бабулиной комнате.

Наверное, нужно было перенести уборку на потом. Нагреть воды, принести мыла и хорошенько здесь всё вымыть. Но мне хотелось уже сейчас что-то сделать. Это желание было настолько сильным, что я даже не пыталась ему сопротивляться.

Смахнула пыль с этажерки. Закрыв книгу, встряхнула скатерть, покрывавшую стол. В воздух поднялся клуб пыли, заставив меня расчихаться. Скатерть была красивая, кружевная. Моя бабушка сама сплела её коклюшками.

Вот она была по-настоящему искусной рукодельницей.

На секретере остались тёмные пятнышки чернил, это моя работа. Свои первые буквы я написала в этой комнате, за этим откидным столом. Бабушкино кресло тогда было для меня слишком низким, и она положила на него несколько томов энциклопедии, назвав это сиденье царским троном.

Улыбаясь воспоминаниям, я заботливо протёрла каждый ящичек секретера. Показалось, что самый крайний слева слегка отличается от других. Будто потемнел от влаги.

Я подняла глаза к потолку, но он был равномерного цвета, никаких следов течи. Это немного успокоило. Вряд ли я сумела бы справиться в одиночку с протекающей крышей.

Я отложила тряпку и провела по ящику ладонью, пытаясь определить, что с ним не так. Тут же в подушечку безымянного пальца вонзился острый шип, которому здесь совершенно не откуда было взяться. Я вскрикнула и отдёрнула руку, быстро сунув палец в рот по старой, ещё детской привычке.

Во рту появился привкус крови, а в секретере что-то негромко зажужжало. Словно в движение пришёл некий механизм.

Но разве это возможно? Я видела этот секретер с самого детства и была уверена, что это самое обычное бюро для хранения бумаг и ведения корреспонденции.

В этот момент раздался громкий щелчок. Я наклонилась посмотреть, что там могло щёлкнуть, и тут же вскочила с кресла. Потому что сбоку секретера, прямо в гладкой стенке, которую минуту назад я протирала от пыли, появилось узкое прямоугольное отверстие.

Разглядеть, что там внутри, не получалось. Пришлось засовывать пальцы. После острого шипа было немного страшно, но ещё больше я боялась, что отверстие закроется. Тогда я не узнаю, для чего оно понадобилось моей бабушке.

Не давая себе передумать, я быстро сунула пальцы в щель. Подушечки тут же ощутили шероховатость бумаги. Я потянула на себя и извлекла на свет небольшой конверт. В такие бабушка запечатывала письма.

Перевернула лицевой стороной и прочитала то, что заставило сердце трепетать: «Моей дорогой Оливии». Это была рука бабушки. Её почерк я узнала бы из тысячи других.

Но вскрыть конверт не успела.

— Оливия, ты здесь? — это был голос Морейна. И судя по всему, он уже проходил гостиную.

Я спешно сунула конверт обратно в тайный ящик. Раздался щелчок, стенка секретера снова стала цельной.

Я едва успела отойти и встать у спинки кресла, как в комнату быстрым шагом вошёл Морейн. При виде меня его лицо просияло, словно я потерялась, а теперь нашлась. И он этому очень обрадовался.

— Ты где был?

— Ты что здесь делаешь?

Спросили мы одновременно. Только Морейн рассмеялся, а я смутилась, стараясь не показывать, что тоже рада его видеть. Ни к чему магу знать, что я переживала из-за его исчезновения.

— А я к тебе по-соседски зашёл, за солью, — с улыбкой пояснил Морейн и добавил: — Раздобыл, понимаешь ли, ужин, а соль закончилась. Не знаешь, где можно взять?

— Знаю, — ответила я и, обойдя мага, решительным шагом двинулась из бабушкиной комнаты.

Морейн последовал за мной. Подальше от письма, о котором я теперь не могла перестать думать.