Повезло.
Он не промахнулся. Вышел из портала ровно посреди кухни. Отнёс Оливию на лежанку, которую когда-то занимал, и начал раздевать. Она не сопротивлялась. Да и вообще вряд ли понимала, что сейчас происходит.
Морейну не нравилось, что она была очень слабой и ещё холодной. Слишком холодной.
Он снял с неё всю одежду, прежде чем уложить на печь и закутать в одеяло. А потом накрыть сверху всеми тряпками, что нашёл.
И лишь после Морейн сам скинул мокрые вещи. Поискав, натянул мужскую одежду, которую носила Оливия, и которая так забавно на ней смотрелась.
Печь была едва тёплой. Пришлось бежать на крыльцо за дровами, потом высекать искры из старого огнива. Ставить на плиту отвар из сосновых игл.
Каждые несколько минут он подходил к Оливии, проверить её самочувствие. Из-под одеял торчала лишь макушка и верхняя часть лица, но она по-прежнему тряслась мелкой дрожью, свернувшись клубочком. Совсем как котёнок. Маленький замёрзший котёнок.
Лишь на третий или четвёртый раз, подойдя, он увидел, что её глаза открыты. Оливия смотрела прямо на него.
— Как ты, малышка? — спросил Хант, кладя ладонь ей на лоб. Он ждал прихода жара, хотя и страшился этого.
— Холодно, — пожаловалась Оливия. Её зубы клацали друг о друга, выбивая дробный ритм.
Печь нагревалась медленно. Вода в чугунке даже и не думала закипать.
И Морейн решился. Пусть потом она его возненавидит, пусть никогда не заговорит с ним или даже вовсе выгонит из усадьбы. Но иного способа согреть её сейчас он не видел.
Морейн решительно приподнял одеяла и забрался внутрь.
— Лив, я сейчас попробую согреть тебя, — попытался объяснить свои действия. — Обещаю, что не перейду грань. Просто согрею.
Но Оливия не слушала. Она сама прижалась к нему, в поисках благословенного тепла. Обхватила руками. Закинула ногу. Но и этого ей показалось мало. Она задрала рубаху на его груди и снова прижалась с блаженным стоном.
— Лив… — начал Морейн, но тут же забыл, что хотел сказать.
В него полноводным ручьём хлынула сила Источника. Свежая, душистая, будто он оказался посреди летнего луга.
Морейн задохнулся от наполняющей его энергии, ощущения могущества, но тут же опомнился. Сейчас это нужнее Лив, а не ему. Развернул потоки и направил обратно, окружив Оливию коконом сияющей силы.
Спустя несколько минут она перестала дрожать. Морейн провёл ладонями по её спине и с облегчением отметил, что кожа стала тёплее. Если всё получится, и силы хватит, то и жара, возможно, удастся избежать.
Главное, чтобы Оливия, очнувшись, не прогнала его. Им нужен контакт, как можно более плотный. По крайней мере, пока организм Лив не сможет функционировать без его помощи.
Морейн надеялся, что это случится скоро. Потому что его выдержка начала давать трещину. Стоило однажды провести широкой ладонью по нежной коже, и Хант уже не мог остановиться. Он убеждал себя, что следит, чтобы не случилось жара.
Но это была неправда.
Ему нравилось касаться её кожи. Ощущать острые выступы лопаток и округлости ягодиц.
Моральные принципы и воспитание были забыты. Тем более что они никогда не являлись его сильной стороной.
Он всё сильнее прижимал Оливию к своему телу. Из горла вырывалось хриплое, сдавленное дыхание. И всё же ему удавалось сдерживаться. Хант балансировал на грани и из последних сил не позволял себе переступить черту.
Оливия этого не простит.
Она открыла глаза. И вдруг посмотрела на него взглядом, наполненным той же страстью, что сейчас сжигала его.
— Морейн… — выдохнула она.
Это стало последней каплей, прорвавшей плотину его терпения. Разум померк, его смёл поток неистовой страсти.
Губы Морейна накрыли её рот. Руки ещё крепче обхватили и прижали к себе. Казалось, весь организм действовал синхронно и слаженно, не затрагивая лишь одну часть — разум.
Его заставили заснуть крепким сном, чтобы не остановил. Не разъяснил, почему так нельзя поступать. Не сейчас. Ещё слишком рано. Оливия не привыкла к нему, не привязалась, а значит, он рискует потерять её насовсем.
Но разум спал и не мог остановить того, что творилось на печи в маленьком флигеле на краю занесённой снегом усадьбы.
Оливия отвечала на его ласки с не меньшим пылом. Её прежняя настороженность растворилась без следа. Каждое прикосновение, каждый поцелуй она встречала с ненасытной жадностью, словно ей было мало. Словно она хотела большего.
Больше поцелуев. Больше ласк. Больше жара и страсти.
Она плавилась в его руках, будто воск. Сгорала и возрождалась, хрипло шепча его имя.
И прежде чем взорваться за нею следом, Морейн подумал, что за такое не жалко и умереть.
А потом долго любовался ею, спящей, баюкая в своих объятиях. Стремился продлить эти мгновения близости и тишины, почти наверняка зная, что уже завтра всё изменится. Что Оливия не простит ему того, что он сделал. И будет права. Он был обязан сдержаться. Он дал ей слово. Но снова не сумел его сдержать.