Хорошая примета

Глава 25

Я плюхнулась на свое место в автобусе, скинула сапоги и пальто, укуталась в плед и радостно засопела. Выиграли. Хоть и с трудом…

Вот этот наглый оборотень еще получит. Сначала от отца, потом я еще сверху насыплю. Совсем обалдел, команды тренеров игнорировать?! Вылетит из команды если не за свои суеверия, так за поведение, и будем мы потом все за него краснеть. Игрок важный, с этим не поспоришь, но к окружающим прислушиваться тоже не помешает. Никак ему на голову давят его безошибочные прогнозы, и поэтому он вытворяет на поле все что в голову взбредет.

Автобус медленно покатился к служебному входу. Я старалась не думать, о скандале, который ждет меня дома и радоваться победе вместе со всеми, но голова раскалывалась, шитье поблекло окончательно, и хорошо бы это был последний и главный урок в моей жизни. Что б я еще раз из дому с такой ничтожной защитой вышла, да никогда! Особенно на матчи. Особенно, пока этот седой во все это верит, на пару с одной сумасшедшей свахой. В гроб меня своими суевериями уложат!

Озноб уже час не проходил, и если во время игры я списывала это на волнение, то теперь переживать вроде не о чем, от матери я получаю с завидной регулярностью, так что не страшно, а к тряске рук еще и дрожь в ногах добавилась. Я чихнула и подоткнула нос платком. Начинается…

Болеть нельзя. На работе на меня надеются, а увидь мать на мне болезные предпосылки, только сильнее верить в свою правоту начнет.

Двери автобуса открылись, все радостно закричали и начали стучать по спинкам. Я пару раз хлопнула и схватилась за голову. Сейчас оглохну…

Тихомир скинул сумку с курткой, плюхнулся на сидение рядом и со шлепком приложил свою ледяную ладонь к моему лбу.

— Я так и знал, — Тиша заерзал. — Где термос?

Я подтянула ноги на сидение и свернулась клубком.

— В сумке… На полу.

Термос сверкнул у лица.

— На, Мила. Пей давай! Тут травы и мед, я кому заваривал? — рычал он.

— Поздравляю. Отличная игра, — запоздало мямлила я.

Тихомир нахмурился, силком усадил меня ровнее и сунул кружку к губам.

— Спасибо. Пей, — строго уставился он.

Спустя пару минут пустой термос улетел на сумку через проход, Тихомир просунул руки и начал затаскивать меня на колени.

— Заболеть не боишься?

— Простуда меня не берет. Я закаленный.

Ноги удобно расположились на сидении у окна, я уткнулась лбом в холодную шею и прикрыла глаза. Лучше любой таблетки. Теперь даже язык не повернется ему нравоучения читать. Тискает меня так аккуратно, знает же, что не сплю, а все равно едва шевелится. Даже от бутерброда отказался, хотя дело к вечеру, а у нас с утра крошки во рту не было. Мне есть вообще не хотелось. Только если яблок. Я стянула плед с головы, заправила волосы за ухо и уперлась носом Тихомиру в щеку. Никогда бы не подумала, что он умеет так тихо дышать. Лучше бы фыркал…

— Вечером буду, как новая.

— Обязательно. Когда доедем до академии, придется подождать, я вынесу тебе таблеток. Спи давай.

— Не хочу.

— А чего хочешь?

— А ты не знаешь?

Тихомир склонил голову и улыбнулся:

— Понятия не имею, — сказал он, задирая мой подбородок повыше.

И зачем он постоянно облизывает меня перед поцелуем?.. Холодные руки заскользили по платью, плед съехал на пол. Мы сплелись всем, чем могли, я просунула руку под задранным на спинку кресла коленом, и с содроганием принимала каждое ответное касание. Озноб усилился, но теперь был так далек от простуды, что впору лечиться только поцелуями.

По груди скатилась капля.

С таким снежным спортом и волчьими кровями мне охотно верилось в Тишину закаленность, и хорошо бы я не ошиблась, а он не соврал, ведь потерять ощущение его губ на своем лице теперь казалось страшнее любого проклятья.

Язык соскользнул под подбородок и шею, рука съехала под грудь.

— А ты говоришь, средней тяжести, — фыркнул Тихомир мне на ухо и звучно облизнулся.

Когда за окном замелькал знакомый черненый забор, мне казалось, что мы целовались все три часа, потому что изредка проваливаясь в сон я постоянно просыпалась с его дыханием на лице. Чемпионат, отличная пора, и почему я так этого времени боялась?

— У меня пропуск во все академии?

— Во все, — сказал Тиша и прикусил меня за нос.

— Отлично.

Мы заехали на территорию Сорочинки, я сползла на свое сидение и начала складывать плед с явным ощущением исцеления. Озноб сошел на нет, голова прошла, и чувствовала я себя бодрее, чем когда сюда ехала.

Я засмеялась, пряча улыбку за клетчатым свертком:

— И что ты в этот чай намешал? Экстракт чесночницы? Или радугу?

Тиша закинул руки за голову и хмыкнул:

— Радуга нам не к чему, — спокойно сказал он. — Просто травы, мед, немного корицы. Я не люблю пакетированное, там одни щепки.

Ожидаемо. С его нюхом вообще нужно свое хозяйство заводить. В памяти мелькнула идея с маленьким домиком за городом. И вот не изменилось же ни черта. Пусть и была наша любовь ненастоящей, а белый приворот незапланированным, он бы не сработал, не приглянись мы друг другу вообще совсем. Значит, что-то меня в нем все же зацепило, а его во мне.

Мы вышли у главного корпуса, Тихомир завел меня внутрь и пошел прерывать их командную аптечку, а потом нас ждала двухкилометровая прогулка по брусчатчатому пустырю, которая виделась мне теперь романтичнее закатов на пляже.

Я занялась изучением перил у широкой лестницы и старалась не обращать внимание на заинтересованные взгляды снующих туда-сюда студентов. Скоро вся академия будет в курсе, что это за Милослава, и по чью душу она тут находится, и хорошо бы побыстрее. У меня даже пропуск есть! Может мне и сюда можно среди недели приезжать?.. Хотя у Тихомира сейчас плотный график, еще и факультативы, надо бы мне успокоиться и не наседать, и так лучше некуда. Опять.

Тихомир соскочил с лестницы и сунул мне увесистый сверток.

— Не много ли, — подкинула я его на руке.

— Нормально. Для профилактики. Я расписал где-что-зачем.

Я спрятала таблетки в сумку, мы вышли на улицу и сразу уперлись в двери огромного белого внедорожника с гербом академии на капоте. Тиша нахохлился и рыкнул, окно опустилось. Я вытянулась по стойке смирно и чуть не поклонилась.

— Садись, Милослава, — кивнул мне главный тренер на соседнее сидение.

— Мы такси возьмем, не стоит, — огрызнулся Тихомир.

— Иди, — ткнул ему пальцем отец на двери. — И не выделывайся. У нас через два часа разбор, опоздаешь, я передам Данияру, что внеплановый марафон был твоей идеей.

Я прижала сумку к груди и обернулась. Марафон меня мало пугал, не мне его бежать, но отказываться было как-то не прилично. Тихомир нахмурился и отступил назад, потому что окно машины и не думало закрываться, чтобы дать нам хоть минуту на прощания. Романтика брусчатки отменяется… Даже не сомневаюсь, что Олег поступил бы так же, только я девчонка, а этому-то что!

— Милослава, — нахмурился тренер.

— С-спасибо большое, — кивнула я, быстро шмыгнула на сидение и захлопнула за собой дверь.

А еще поражалась, что они не похожи. Да одно лицо, особенно в бешенстве!

Тихомир сложил руки на груди и пнул воздух. Машина тронулась. Ладно, теперь у него хоть телефон есть.

— Не за что. Я так понял, ты неважно себя чувствуешь?

И откуда знает?

— Уже лучше, — улыбнулась я.

— Лучше? То-то у нас пол аптечки противовирусных сдуло, — строго сказал тренер. — Головой думать надо, нет? Здесь до дороги полчаса идти по ветродую. Совсем голова не соображает? Ладно этот, ты-то куда?

Я поджала губы и потупилась. И кто бы мне сказал, что поучающие лекции начнутся задолго до моего явления домой!

— Давно не виделись, просто, — оправдывалась я.

— Ну я так и понял. Не соображает. Получит еще…

— Д-да ладно вам, Тиша п-просто не подумал.

Мужчина усмехнулся:

— Не защищай его! Чем больше он будет получать сейчас, тем благодарнее за него ты будешь потом.

Я старалась сильно не таращиться, но постепенно мозаика в голове складывалась. Фразы отрезные, но плохого он ничего не говорит, шутит тоже грубовато, но шутит ведь, а значит, страшный этот мужик, как и его сынишка, только внешне. Понятное дело, что строгий, но этому шебутному только дай послабление, это даже я понимаю.

И когда еще такой шанс выдастся себя с порядочной стороны показать?..

— Простите. Нас не представили. Я Милослава. Лебедева Милослава Васильевна.

— Да я уж в курсе, — резанули по ушам знакомы интонации. — Радим Миланович.

— Очень приятно. Познакомиться.

— Взаимно, Милослава. Взаимно…

Мы выехали за территорию Сорочинки и сразу завернули на трассу мимо остановки. Значит, меня повезут до города, вроде и радоваться бы, бесплатно и с комфортом, а все равно как-то неловко.

— Ты мне что скажи, — откинулся Радим Миланович на подлокотник. — У него есть телефон?

— Есть, — невпонятках уставилась я.

— Отлично, — мужчина протянул мне свой смартфон. — Дай-ка мне номер его.

Он что, даже родителями не сказал?!

— Хорошо, — принялась я печатать номер, который уже заучила наизусть пока сверлила глазами не в силах на вызов нажать.

— Не переживай, я не скажу, что ты его сдала. Это на всякий случай, — махнул мужчина трубкой и вернул телефон на панель. — Прогресс на лицо.

— Значит, его суеверность семью не радует?

— Было бы чему радоваться, Милослава.

— Это ведь из-за клюшкования?..

Тренер задрал брови:

— В жизни не поверю, что он тебе сознался.

— Не сложно догадаться. Тихомир очень любит эту игру, и я не могу даже представить, из-за чего бы еще он мог так искалечить свою жизнь.

— Доигрался. Другого и ждать не приходилось. Будем вправлять мозги.

— Он справится. Просто ему надо немного помочь. Тиша сказал, что хочет завязать с этим.

Тренер прыснул:

— Было бы с чем завязывать! На самом деле, этот черт не такой и суеверный, каким кажется.

— Не поняла…

Мужчина тяжело вздохнул и стукнул по рулю:

— Неужели ты думаешь, что его команда ни разу не выигрывала вопреки его прогнозам? Выигрывала, и не один десяток раз.

— И тогда почему он до сих пор верит в приметы?..

— Потому что когда он говорил «выиграем», он еще ни разу не ошибся. Но я тебе сейчас расскажу, зачем ему это надо. Все просто. Тихомир был бы отличным игроком, он быстрый, ловкий, усидчивый, но у него напрочь отсутствует главное качество для спортсмена. У него вообще нет воли к победе.

Я нахмурилась:

— Быть того не может…

— Я понимаю, как это выглядит со стороны, но ты ведь ни разу не видела, как он играет, когда шансов на победу почти нет. А я тебе скажу: никак. Он просто возит клюшкой, как ребенок кашу, и ни черта не хочет делать, и так с самого детства. Ему было лет десять, мы ехали на очередную игру, и по дороге разыгралась бурная весенняя гроза. Это хороший знак, мы все это знаем, а потом над нашими головами аркой зависла яркая радуга. Всего лишь совпадение, но, можно сказать, он вытащил ту игру в одну клюку, сам, потому что был уверен, что не проиграет. С этого все и началось.

— Как-то странно выходит. Знай он, что они не проиграют, зачем тогда старается?

— Потому что ты сама сказала, он очень любит эту игру, а может получать от нее удовольствие, только когда победа на его суеверный взгляд уже в кармане. Он просто себя обманывает, пытается простимулировать, для него победой стало найти себе хорошую примету, и уж тут его воле можно позавидовать.

Офигеть… Да он эти свои приметы только к клюшкованию и применял всю жизнь, конечно, отсюда и такая непоколебимая вера, ведь если они не срабатывают, он в конечном итоге сам под них подстраивается. Но тогда получается, обнимись мы на перекрестке, он бы со мной скандалил, потому что так надо, а совсем не потому что оно на нем безотказно срабатывает. Обычное самоубеждение!

А теперь он вдруг решил «завязать», потому что в его жизни я появилась, и начали вылазить другие суеверия, не верить в которые он уже не может, ведь думает, что они на нем безотказно срабатывают. Да он не ведун, а настоящий шарлатан, только сам этого еще не понял!

И прицепил же это к нашему привороту как-то! Решил он, что я его «хорошая примета» уже сильно после той встречи в зале славы, ведь если подумать, тогда он трактовал мой сарафан исключительно как победный знак. Но помимо приворота кафтана и сирени должно быть что-то еще. Я расстегнула ворот на пальто и чуть не взвыла от озарения. Конечно было! Любовь с первого взгляда, например, которая после Коляды так никуда и не делась! И ниче его за этот месяц не смутило? Так-то приворота нет, по его мнению ведь все с него началось, тогда почему он до сих пор влюблённый по уши?!

Мама столько случаев рассказывала про семейные парочки под белым приворотом, и ситуации бывали в точности, как у нас. Одним было под пятьдесят лет в обед, так им какая-то снарядиха такого навешала, что его чуть с работы не поперли, а она про детей забывать начала, потому что только и порхала мотыльком вокруг мужа. Они после снятия чуть в суд на мамино агентство не подали. Там ведь без последствий тоже не обходится. То вы дышать друг без друга не можете, а тут бах, и словно враги. Они тогда чуть не развелись, благо мозги вовремя включились и дело до суда не дошло. Отворот есть отворот, душу выворачивать дело не из приятных, всегда кажется, что все, завяли помидоры, потому что слишком уж разница ощущается, и пока ты там вспомнишь, что любовь-таки и до этого была, можно и возненавидеть друг друга.

— Ты сильно по этому поводу не переживай. Скоро жизнь все расставит. Это его первый чемпионат на таком высоком уровне.

— Значит, нужно, чтобы он проиграл, когда будет уверен в победе, — кивнула я.

— А больше ему ничего не поможет.

— Так а если он начнет придумывать, что его кто-то сглазил?

— Для того чтобы это понять, все равно придется постараться во время игры, и я бы на это посмотрел.

— Понимаю.

И ведь я еще подыгрывала. Ну не хочет он обниматься, так и переживем, нельзя радоваться, так и не страшно. Сама помогаю ему могилу капать, вместо того чтобы устраивать скандалы еще на подходе к этим самым перекресткам! Но я-то думала, что оно на нем работает, а если предсказания не всегда срабатывают, значит брехня все это!

Может поэтому мама тогда так ухохатывалась? Потому что сразу поняла, что от суеверий тут одно название, а его аккуратный подход к нашим отношениям не радовать ее не мог. Ведь получается, что в повседневной жизни он вообще к приметам не обращается, потому что просто их не видит, и тогда откуда бы тут крайняя степень верований взялась?!

— Я его… — рычала я цепляясь за ремень. — Прибью…

— Это правильно. Сработаемся, — усмехнулся тренер. — Я же видел, что ему теперь и лестницы не больно-то страшны.

— Он «поддался моменту»! — рявкнула я.

— Так конечно, ведь он вдруг понял, что приметы ему хоть и нужны, да не все. Мы больше всего переживали, что он влюбится в какую-нибудь суеверную матрешку, а так… Мать хоть спать спокойно сможет.

Вот он и приписал наш приворот к своим приметам, ведь надо было как-то оправдать свою любовь. Да он просто трус!

И ведь говорил, что отец вышвырнет его из команды, если поймет, что приметы начали распространяться на остальных, значит, он прекрасно осознает, что «мы сегодня не проиграем», на самом деле «я выиграю».

Теперь-то все карты на руках или в этом тихом омуте еще русалки водятся?!

Мы въехали в город, я натыкала свой адрес на навигаторе, Радим Миланович сразу сохранил его в закладках, после чего еще номер мой записал “на всякий случай”. Хорошо Олега рядом нет, иначе эта поездка превратилась бы в обмен контактами и личной информацией, как на деловых встречах.

Только я переступила порог дома, мама уже через секунду выбежала в коридор и гневно на меня уставилась, подперев руками бока.

— М…

— Мама! Прости, — поклонилась я. — Я осознаю, не права, больше не повторится. Не подумала, сгоряча нарядиться решила! Но меня никто не проклял, даже вот, — достала я науз из кармана. — Подарили! А если и завидовали, то только по-доброму. Я сама пересвет сделаю на твоем пальто. От души!

Мама задрала плечи, скользнула по мне глазами и нахмурилась:

— Да на тебе живого стежка нет!

— Я в курсе! Прости за беспокойство…

И вот вроде бы столько лет, в ином случае уже бы скандалили во всю, ведь мое тело исключительно мое дело, а все равно совестно. Переживает ведь.

Отец выглянул из кухни:

— Как игра?

— Выиграли.

— Ну вот! И че ты орешь? — уставился он на мать. — Хватит с ней носиться, как с яйцом!

— Пап, в-все нормально, — мямлила я.

Не надо меня сейчас защищать, ведь чем я “виноватее”, тем лучше, и тем короче будет лекция. Хватит с меня упреков на сегодня.

Мама надулась и ушла в зал. Теперь подмазываться весь вечер! Я быстро скинула одежду и побежала одеваться в любимую пижаму, где нет оберегов только что на легкие роды. Сколько не кобенься, а чувствовать, как с тебя одно за другим благословения и защита слетают, приключение не из приятных. Ведьмы, чтоб их, и сдалась им эта романтика! Я бы посмотрела, как бы они себя вели, шугайся от них женишок, как Тихомир от меня. Там бы приворот был ежедневным утренним ритуалом, чтоб он стенал и плакал, а рук от тебя даже в бесовском котле оторвать не мог.

Дверь в комнату приоткрылась:

— Как игра?

— Выиграли!

— А ты че злая такая?.. Опять тебя провожать не стал?

— Треня, отвали. Без тебя тошно.

Третьяк прошел в комнату и подпер шкаф:

— Ты давай, выкладывай. У меня на вечер репетиция, мне потом не до твоего нытья будет.

— И не надо, — ворчала я, запихивая платье на полку. — Я с мамой поговорю.

— Во дела, — усмехнулся он. — Ну ладно.

Я закончила с переодеванием, похлопала себя по щекам и пошла на кухню. Отец скидывал дедушке остатки ужина в тарелку и рассказывал что-то о новом оборудовании в мастерской. Как же мне с ним повезло! Только баловал свою царевну, как мог, и вроде бы для меня, но все равно казалось, что бесит мать ему больше нравится. Вредный, как газировка, но ведь любит она его за что-то…

Я обняла отца и заерзала:

— Что случилось? — замер он, похлопывая меня по голове.

— Ничего, все хорошо, — стиснула я его покрепче.

— Денег нет, — усмехнулся отец.

— И не надо, у меня, вообще-то, работа есть.

— Ой, работа твоя, не смеши. Надолго ли?

— Надолго.

Папа рассмеялся:

— Значит, я могу не хвататься за все заказы подряд, и приданое у нас не горит?

— Не слушай ее, хватит с нас того, что есть. Тихомир же не царевич.

— Очень интересно. Ты матери об этом говорила?

— Конечно!

— Ну так иди напомни! Только не перестарайся, а то нам на завтра кулебяку обещали. И вообще, почему тебя еще не учат пироги печь?..

Я отскочила от отца и быстро юркнула в зал. Не хватало все свободное время за плитой торчать! Как к свадьбе начнем готовиться, так и пожалуйста, а пока мне и без того лекций хватает. Мало им что ли, материнских кулинарных потуг? Ненасытные.

Я пододвинула кресло ближе к маминому столу и уселась, поглядывая на монитор:

— Какая красивая, — хмыкнула я. — Неужели жениха сама найти не может?

— Было бы дело в красоте, я была бы без работы, — буркнула мама.

Дуется.

— Мам, да ладно тебе. Что ты, глупостей по молодости не вытворяла? Надо же мне себя со всех сторон показать!

— С каких сторон?! — обернулась на меня мать. — Сверху-снизу и сбоку после свадьбы будете друг на друга смотреть! Не надо мне тут, только попробуй.

— Успокойся, мам. Мы и не думали.

Мама смерила меня взглядом и отвернулась обратно к экрану:

— Хоть здесь вдолбить удалось.

— Спасибо за это.

— Не подлизывайся.

Я подобрала колени к груди и замычала в потолок:

— А за что ты папу полюбила? Он по молодости, наверное, видный был, аки богатырь, а еще?

— Все они видные, аки богатыри. До свадьбы, — захихикала мама. — А только под венец, и сразу самый “не видный” из всех становится.

— Как вы только четверых детей родили…

— Милослава, неужели ты думаешь, что оно вот как у вас сейчас, всю жизнь будет?

— Ну да.

Мама хлопнула себя по лбу и вытаращилась:

— Кошмар. Это когда я тебя так испортила, — шикнула она, заглядывая мне за спину. — Не вздумай Олегу такую ерунду ляпнуть!

— Олег вообще не показатель. У них какая-то странная любовь. Они ругаются, больше, чем милуются!

— Вот-вот. Любовь, как есть.

— И что это за любовь такая? Я вообще не хочу с Тихомиром ругаться. Никогда.

Мама смягчила взгляд и отъехала от стола. Сваха в ней взялась за дело, а значит, конфликт будет исчерпан куда быстрее, чем я даже мечтать могла.

— Милослава, люди не слепнут после свадьбы, ты ведь понимаешь? — спокойно сказала мама. — Даже если ты выйдешь замуж от большой любви, рано или поздно ты начнешь смотреть по сторонам, ведь чем больше ты будешь узнавать этого человека, тем сложнее будет понять, куда там этот “богатырь” подевался. Спроси у Белояры, она тебе сразу скажет, что Олег на ее нынешний взгляд последний жених в их деревне, и это нормально, только дело же не в этом. Он ей больше не жених, он ее муж, и любит она его уже независимо от всей этой мишуры. Понятное дело, что сейчас тебе кажется, что любовь это романтика, ваши свидания и кусания, — не упустила мама шанса кинуть мне упрек. — Но это всего лишь ее зачаток. Тут как с вышивкой. Вот что тебе в ней нравится?

— Мне потом выставят счет за консультацию? — усмехнулась я в мамино сосредоточенное лицо.

— Посуду помоешь. Давай, по пунктам.

— Ну ладно. Мне нравится выбирать ткани, выбирать нити, потом схему чертить, а потом оживлять ее на льняных холстах.

— Отлично. А дальше что?

— Ничего, — мычала я. — А дальше сначала.

— А с тем, что осталось тогда что? Можно выбрасывать?

— Почему сразу выбрасывать? Можно подарить кому-нибудь.

— Это понятно, но ты представь, вот ты вышила свои “Алые судьбы”, а они возьми, да померкни, ведь теперь тебе до них и дела никакого нет.

— Почему нет, есть.

— И какое тебе до них дело? Вышивка закончена, впереди еще куча таких, и даже лучше. Какой тебе от нее прок?

— В смысле? Я, вообще-то, душу в нее вложила. Я же для этого все это делаю.

— Для этого, это для чего?

— Нравится мне вышивать. Это же понятно!

— Рано или поздно любой рисунок заканчивается, ты уже не корпишь над ним сутками, ни хихикаешь себе под нос, не поешь. Ты себе только представь, если бы каждая законченная вышивка выдыхалась с последним стежком, взялась бы ты когда-нибудь за новую?

— Вряд ли.

— Почему? Тебе же нравится вышивать.

— Так а какой толк, если после ничего не остается.

Мама улыбнулась:

— Значит, больше тебе нравится то, что остается после вышивки, сам результат, а не процесс, правильно?

— Ну да…

— И что это?

Я глянула на полы своей пижамы:

— Любовь?

— Конечно, любовь, Милослава. Она не такая интересная, как тебе сейчас кажется. Ты вкладываешь в нее всю себя в самом начале, на этапе выбора нитей и схемы, это интересно, весело и очень приятно, но рано или поздно вышивка заканчивается. Всегда можно взяться за новую схему, заново влюбиться, опять радоваться и переживать за каждый стежок, только предыдущая в таком случае обязательно померкнет. Остается решить, надо тебе оно или эта радость того не стоит. Всю ли душу ты вложила в то, что есть, или нет.

Вспышка камеры озарила комнату.

— Да что ты делать будешь, — глянула я на подоспевшего Соседушку.

— Василий! Отдай ему пирога кусок, мы разговариваем!

— Да сколько можно?! Идите в подъезд разговаривать, я ему и так пол ужина скормил!

Любовь, как есть. Точно…