Хозяйка таверны. Сбежавшая истинная

Глава 32

Совран — Я... боюсь, — она, смешно надув щеки, стукнулась лбом в мое плечо. — Всё слишком сложно, Совран. Ты ведь Князь.

— Ну да. Князя зазвать жениться сложнее, чем простого Мастера оборота, — Я наклонился и коснулся губами мягких, светлых волос. От нее пахло свежестью и одновременно уютом. Домом, где тебе будут рады, вкусной сдобой на столе и тихим урчанием довольного котенка на груди. — Так что соглашайся пока я тебя сам зову. Это тебе совет от Мастера оборота. Он, говорят, учёный мужик. Плохого, говорят, не посоветует.

— Все ведь не закончится на имени рода, — пропыхтела Тира куда-то мне в подмышку. — Конечно не закончится, котенок. С него все начнется. Мы и так очень с этим задержались, — моя рука уже скользила вдоль ее бедра, а голос стал бархатным, многообещающим и обволакивающим.

— А что Мастер Оборота посоветовал Князю Ферна? — ее голос тоже изменился. Я отчётливо слышал в нем гулкое урчание кошки. Эта свое волеизъявление ещё вчера обозначила и в том, что зверь на моей стороне сомневаться не приходилось.

Именно на это я и делал ставку. На истинность, на инстинкты. И все же, не будучи двуипостасным, жаждал получить “да” от Тиры-человека не меньше, чем от ее второго я.

— Мастер оборота посоветовал Князю не принимать размытые ответы. Только четкое “да”. — Я склонился ниже и укусил ее за ухо. Легонько, только поддразнивая. — Или да.

Тира выдохнула, словно собиралась нырнуть, подняла голову всматриваясь в мои глаза.

— Нууу раз сам Мастер Оборота дал такой совет... Хорошо, я согласна.

— Ну наконец-то! Столько лет ждал, думал не доживу.

Мне хотелось поднять ее над головой на вытянутых руках и кружить по комнате, сбивая все эти подвески и огоньки, чтобы падали мне под ноги и звоном оповещали о моей победе. Хотелось запереться с ней в спальне на неделю, и пусть нам еду под дверь приносят. И просто, ее саму вот прям здесь тоже отчаянно хотелось.

— Считаю, нам нужно срочно скрепить твое слово действиями. Наука о памяти утверждает, что так они лучше запоминаются.

— Кто, — простонала Тира, пододвинувшись ко мне ближе. Юбки ее сбились и свисали со стола порванным флагом капитулировавшего пиратского судна.

— Обещания, котенок. Кто же ещё.

Я прошёлся по ее бедру, растягивая удовольствие от каждого соприкосновения с ее кожей. Нежная, бархатистая, она горела под моими пальцами, звала и радостно принимала ласку. Я изучал ее, как будто впервые допущен к этому совершенному телу, хотя помнил до сих пор каждую родинку и каждый шрам. Для кошки она была крайне неловкой в юности.

Тира потянулась навстречу, хватаясь за мои плечи, подставила под поцелуй губы. Упрашивать долго не пришлось. Я метил ее тело губами, руками, языком, высекая из выпущенной поверх корсета полной груди то стоны, то всхлипы. Как искры огня от трения фернийской руды. Яркие, с терпким ароматом. Она пахла удовольствием и желанием и это был лучший запах в мире.

Я склонился над грудью, пробуя ее на вкус, как будто не был уверен, остался ли он прежним. За столько лет, как выдержанное в темных подвалах вино, только напитался глубоким вкусом и с готовностью раскрывался навстречу моим губам.

Я перемежал ласки и поддразнивания признаниями, обещаниями и возвращал себе отнятое на столько лет с процентами. Руки Тиры легли на пряжку моего двойного, по моде Ферна, ремня и я мгновенно выругался, отпрянув и закрывая ее полуголую и растерянную собой.

— Мам, я хотел поговорить на счёт Соврана и его отъезда… — Баст влетел без стука, как пробившийся через оборону дверей и окон сквозняк. Его растерянный взгляд скользнул по моей расстёгнутой наполовину и выпущенной из пояса штанов рубашке. Мальчишка выгнул шею, пытаясь разглядеть за моей спиной Тиру.

— Мы как раз это обсуждаем, сын, — твердо сообщил я, давая с порога понять, что разговор сейчас точно не состоится.

Баст замялся и, стушевавшись, прикрыл дверь. За спиной раздался рык. Я обернулся, снова встречаясь с Тирой взглядом.

— Смотришь так, как будто готова мне глотку перегрызть. — Сам я медленно наглаживал ее поспешно заправленное (очень неудачно) платье. Торчавший между пуговиц сосок. Розовый, набухший влажный от моих ласк. Как будто бы сам довел втиснул я мне между пальцев. Тира снова зарычала. — Понадкусывать разрешаю, если что. Только аккуратнее, котенок. Зубки не обломай.

Тира снова зарычала, но ее недовольство меня только рассмешило. Я же знал, в чем причина.

— Котенок. Я Менталист и мастер иллюзии. — Мне нравилось смотреть, как желание и смущение меняют эмоции на ее лице, как стиснутый в пальцах сосок заставляет ее выгибаться навстречу, дрожа всем телом. — Баст видел тебя сидящей за столом с чашкой чая в руках. Одетую. В самом приличном виде.

Глаза ее вспыхнули, когда Тира поняла, что я ее провел. Буквально по носу щёлкнул, как шкодливого ликуна, нассавшего в хозяйские тапки. Я наклонился и чмокнул кончик сморщенного в недовольстве носа.

— Полагаю, я не прощен и нужно извиняться старательнее? — поддразнил я ее, ведя носом вдоль высоких скул.

В комнате висел тяжёлый, пряный аромат возбуждения. Ее и моего, смешанных вместе, соединённых в единое целое. Как должны быть соединены наши души на этой земле.

Пуговица платья выпрыгнула из петли, возвращая полной, сочной груди свободу. Я замер, рассматривая любимую, желанную женщину. Свет пробивался через щель между тяжёлых штор и играл на ее теле переливами. Я мог бы любоваться ей вечно. Даже оголодавший, до стянутых судорогой мышц, не мог отказать себе в удовольствии касаться ее взглядом. Горячим, как сердце фирсовых вулканов. Совершенная. Моя.

Тира поежилась и бросила взволнованный взгляд на дверь. Таверна жила шумным ульем и это ее явно волновало. Я поднял руку и улыбнулся:

— Больше нам не помешают.

Дверь затянуло плотной пеленой тьмы. Живая, подергивающая на лёгком сквозняке, она переливалась фиолетовым и красным, бросая яркие пятна сочных бликов на деревянный пол и стены.

Тира, все ещё сидевшая на столешнице, подалась вперёд. Я поймал ее ладонь, медленно скользнул вверх, едва касаясь пальцами. Выпуклая вязь тонких вен вела меня от запястья к локтю. Ее сердце билось мне в пальцы, будто просилось в руки. Этот дар я готов был защищать ценой своей жизни.

Я нагнулся, коснулся губами изгиба локтя. Тира снова дернулась мне навстречу, но я поймал ее вторую руку, завел за спину, лишая возможности пошевелиться:

— Я ещё не закончил извиняться, котенок.

В глазах ее отразилось недоумение, потом осознание сказанного, щеки раскраснелись. Спустя столько лет она превратилась из юной, едва раскрывшей нежные лепестки розы в яркий, манящий ароматом и сочностью цветок. И все равно оставалась моей маленькой девочкой. Краснеющей от двусмысленных фраз и пристального взгляда.

Я помнил нашу первую ночь, как будто это было вчера. Ее лёгкие, неуверенные касания и первые стоны. Как она кусала губы своими заострившимися зубками, а потом кусала мою ладонь, скрывая крик удовольствия от голодных до сплетен ушей.

— За сколько поцелуев ты готова простить мою неуместную шутку? — Я добрался до плеча и теперь легонько прикусил ее кожу.

Тира рыкнула. Кончик языка прошёлся по губам. Я заметил, что клыки ее заострились.

— Кусаться ты предлагал мне, — низко выдохнула она.

— Как пожелаешь, котенок.

Я наклонился ближе, поймал губами ее губы, жадно требуя вернуть, все, чего был лишён так долго. Тьма клубилась внутри и послушно ластилась к ее рукам, как домашний питомец к хозяйке. Тира перехватила инициативу, я, откинув голову, позволил ей проложить дорожку из поцелуев вдоль шеи, прикрыв глаза и наслаждаясь жаром касаний ее губ и рук.

Вообще-то ритуальный укус не обязательно совершать именно так, но в первый раз она вцепилась мне как раз в глотку. Потом сама испугалась, что задушит и чуть не уронила нас в панике на пол.

Воспоминания теплом разлились внутри.

Я ощутил прикосновения языка к изгибу шеи и дернулся.

Тира непонятливо сморгнула.

— Я не сказал, что ты можешь сделать это прямо сейчас, любимая.

Не желая отступать, звериная часть моей девочки кинулась вернуть свое и закрепить права, но я поймал ее за плечо, нырнув ладонью под задранную юбку. Резинка белья сдалась сразу.

Тира тоже.

Я всегда любил музыку, но мелодии приятнее ее всхлипов и стонов не слышал никогда. Ее пальцы впились мне в бедро, сведённые судорогой. Ещё недавно она пыталась расстегнуть мой ремень, но первая волна удовольствия лишила ее руки ловкости. В мутном, масляном взгляде плескалась жажда.

— Родишь мне дочку, Тира? — замычав она подалась навстречу бедрами, недовольная тем, что я остановился.

— Это да? — не услышав желаемого, я выудил ладонь из-под складок платья и, втянув терпкий запах, медленно облизнул пальцы, глядя в ее распахнутые, затопленные чернотой расширяющегося зрачка глаза.

— И ещё троих сыновей. Для начала.

Я принялся расстёгивать ремень. Тира сглотнула, как голодный, которого заставили сидеть и смотреть на праздничный ужин. Снова облизнулась, как будто собиралась мной отобедать.

— Чтобы они поубивали друг друга? — голос ее вибрировал, запуская волну предвкушения по моему телу. Я расстегнул пуговицы на брюках, продолжая пожирать ее глазами. Потянул ее на себя, чтобы села поближе к краю и, наконец, сделал то, о чем так долго мечтал. Вошёл в нее резким рывком, выдохнув в выгнувшуюся навстречу моим губам грудь:

— Если родишь мне ещё сыновей, клянусь Фирсом, я отменю этот хостов закон как только окажусь на троне. Даже если весь Ферн восстанет против этой реформы.

Тира обхватила меня ногами. Жадная до ласк, она тянула мою голову на себя, путаясь пальцами в волосах, ерзала бедрами, требуя не останавливаться и не мучить ее медленными, тягучими движениями, запускавшими дрожь по нашим телам. Я склонился нед ней, найдя опору ладонью о столешницу. Что-то хрустнуло под рукой и впилось мелкими осколками мне под кожу. Похоже, я сломал одну из ее игрушек.

— За это я тоже извинюсь, — пообещал ей тихо, поддавшись на безмолвные уговоры, плотнее прижал к груди хрупкое, взмокшее тело, чувствуя, как напрягся ее живот в предвкушении скорой разрядки.

— Ты ещё не пообещала родить мне дочь, котенок. — Напомнил ей, поддерживая ладонью напряженную спину. Позвонки упирались в пальцы при каждом новом толчке. Тира потянула меня вниз, и заглушила крик удовольствия сомкнув зубы на моем плече. Острые клыки проткнули кожу. Магия попала в кровь, питая нашу метку и закрепляя союз.

Вот ты и попалась, котенок.

Теперь не сбежишь.

Магия жгла изнутри, добавляя остроты нашему единению. Тира довольно и сыто обмякла у меня в руках, по-кошачьи зализывая место укуса.

Я чувствовал, как пульсирует метка, наливаясь нашей общей силой. Как тепло обволакивает затянутое тьмой сердце, как легко становится от мыслей, что она снова в моих руках и больше не исчезнет.

Живая. Любимая. Моя.

— Знаешь, откуда берутся дети, Тира? — она лениво приоткрыла один глаз и усмехнулась:

— Как будто даже испытала опытным путем на себе.

Я фыркнул и коснулся губами ее зовущих губ:

— Боги посылают паре потомство, если оба в этот момент искренне того желали…

Тира нахмурилась, переваривая услышанное и от души ударила меня ладонью в плечо.

— Ты нарочно! Специально меня заставлял об этом думать!

— Ещё скажи, что в твоей очаровательной голове не промелькнула мысль, какая у нас родится прелестная дочь.

Тира надулась, осознав, что я снова ее провел.

— Опять эти твои фернийские штучки.

Я расхохотался.

Комната наполнилась ощущением правильности происходящего.

Как же давно я не чувствовал себя счастливым.

Да что там, даже просто живым не чувствовал.

— Не раскаиваюсь. Но могу извиниться за нечестную игру. — Моя ладонь поползла всех по ее спине, отсчитывая касаниями бугорки позвонков.

— Прямо сейчас? — Мурлыкнула Тира, обводя пальцами узор рун на моей груди.

— Мы потеряли столько времени, котенок. Проценты набежали.

— Ты Ферн или асунский торгаш? — уточнила она прищурившись, но блеск глаз подсказывал: расплачиваться по этому долгу Тира совсем не против.

— Хуже, котенок. Я влюбленный, ненасытный дурак.

Она собиралась ответить что-то ещё, но я, как и положено “этому противному ферну” просто закрыл ей рот поцелуем.