- Итак, госпожа... хм... - темноволосый, невероятно худой мужчина с орлиным носом, одетый в строгий, черный сюртук смерил меня насмешливым взглядом. И насмешка эта была далеко не доброй. - Госпожа Лоусон. Вы являетесь законной владелицей этого дома?
Все три господина вальяжно расположились за столом нашей уютной, сверкающей чистотой кухни, с интересом разглядывая всё вокруг.
С момента, как мы пустили их в дом, я успела наскоро переодеться и вымыть лицо, а Ханна за это время вскипятила воду.
- Да, я внучка Карлы Редфорд.
Кипящая вода с тихим шелестом полилась в фарфоровый чайничек. Но даже этот нежный, обычно такой уютный звук казался сейчас невероятно громким и зловещим. Как и звяканье чашек, ложек и блюдец, которые я достала из буфета и водрузила на стол. В этой гнетущей тишине все эти обыденные звуки буквально били по барабанным перепонкам, словно крича: тревога, помогите, тревога!
- Прекрасно, - протянул другой господин, жадно, почти плотоядно ощупывая своими толстыми, короткими пальцами нежно-голубой фарфор. Его дряблое тело медузой растекалось по скамье, а из-за жирных щек глаза казались крошечными щелочками.
Меня передернуло и едва не затошнило. Очень захотелось вырвать у него из рук чашку. Казалось, что посуда после его прикосновений будто вымарана в грязи. Но я нечеловеческим усилием воли сдержала этот порыв и, судорожно сжав руки в кулаки, облокотилась на буфет.
- Могу я поинтересоваться, по какой причине вы решили нас навестить? - стараясь, чтобы мой голос звучал вежливо и сдержанно, поинтересовалась я.
По кухне поплыл сладковатый аромат липового чая.
- Разумеется, можете, - третий чиновник, очевидно главный, перекинул ногу на ногу.
Это был пожилой, седовласый, очень холеный господин. Казалось, в нём совершенно всё: от прически, аккуратно уложенной волосок к волоску, до идеально чистого - ни единой пылинки! - костюма.
- Дело в том, - толстяк сунул руку в карман и вытащил оттуда свернутый в трубочку лист бумаги, - что деньги, которые ваша бабушка оставила на уплату налогов за этот дом и принадлежащей к нему земле, закончились полгода назад. И за это время набежала... эммм... - Он ехидно ухмыльнулся. - Некая небольшая сумма.
По спине пополз холодок. Как-то уж очень недобро прозвучало это "небольшая".
- Сколько? - в воцарившемся молчании мой хриплый голос царапнул слух наждачкой.
- Всего сорок пять лумидоров, - пожилой господин довольно потер ладони. Потом кивнул на забытый мной чайник. - Мне кажется, чай уже достаточно настоялся?
Я вздрогнула. Чай? Какой чай? Помотала головой, пытаясь прийти в себя от шока, поскольку названная сумма обрушилась на меня поистине сокрушительной волной, заставив забыть обо всём.
- А... да, - я торопливо повернулась к чайничку. Руки нещадно дрожали, и пока я донесла его до стола, несколько капель пролилось на пол.
Ханна мгновенно сорвалась с места и вытерла лужицы.
Дзиньк! Чайник с пронзительным звяканьем опустился на стол.
Сорок пять лумидоров! У меня же нет таких денег! После похода по магазинам в моём кошельке осталось всего пять купюр... да пару медяков. Мне не хватало двадцать лумидоров!
Жиртрест не стал дожидаться, пока я разолью чай по чашкам, и сам потянулся к чайничку. Горячая, ароматная жидкость негромко зажурчала. Вот только это журчание отозвалось у меня в ушах настоящим штормом. Я вскинула руки и с силой потерла виски, в которых гулко пульсировала кровь.
- Но у меня нет таких денег, - едва слышно выдохнула я. - Мне... необходимо время. Я... - Мой мозг лихорадочно искал решение проблемы, цепляясь за любые идеи, искорками вспыхивающие в голове. - Я найду работу! Я продам свои платья... у меня есть еще кое-какие украшения. Мало, правда... но ведь я же могу отнести их в ломбард? Мне просто нужно время! Пожалуйста!
Все трое чиновников молча смотрели на меня, и в их взглядах я не находила ни капли сочувствия, ни толики понимания или сострадания. Лишь безразличие и... лёгкую скуку. Похоже, эта процедура выбивания денег была для них совершенно привычной. И их черствые сердца не трогали ни просьбы, ни мольбы, ни даже слёзы.
Паника в груди разгоралась всё сильнее и сильнее.
- Я заплачу! Но мне нужно время! - мой голос перешел на крик.
- Простите, госпожа Лоусон, но времени у вас нет, - пожилой господин равнодушно повел плечами. - Либо вы заплатите сегодня, либо...
- Либо что? - меня трясло крупной дрожью.
- Либо мы можем предложить вам сделку, - темноволосый, измождённого вида чиновник подался вперед, и на его сухих, бледных губах заиграла гаденькая ухмылка.
- Сделку? - я была сбита с толку.
- Да.
На стол легла еще одна бумага. Сквозь пелену подступивших к глазам слёз я различила какой-то замысловатый, похожий на герб, вензель.
- Вы отказываетесь от дома, а мы выплачиваем вам сумму, которой будет достаточно на то, чтобы снять небольшую квартирку в каком-нибудь городке. Разумеется, о столице речь не идёт, - с видом благодетеля пояснил мне пожилой господин. - Плюс вам будет назначена небольшая рента длительностью в два года. За это время вы, наверняка, сумеете найти работу. Ну, или... - Он насмешливо хмыкнул и окинул меня оценивающим взглядом. - Выгодно выйти замуж. У вас весьма неплохие шансы.
Я едва не задохнулась от возмущения и отвращения. В мозгу что-то взорвалось, я дернулась... а потом, внезапно, голову заполнил блаженный вакуум.
Я бессильно опустилась на скамью. На меня навалилась странная, тупая апатия.
То есть мне предлагают продать бабушкин дом? А взамен я получу какую-никакую стабильность на два года? Отсрочка, в течении которой я смогу обжиться в этом мире, обзавестись знакомыми, найти работу... Вроде, вполне приемлемый вариант. Может, согласиться? А есть ли у меня вообще иные варианты?
Эти мысли тихо парили в притуплённом сознании, убаюкивая, ласково поглаживая, усыпляя...
Но тут перед глазами яркой, белой вспышкой полыхнуло: Бабушкин дом! Это же мой родной дом! Его нельзя продавать! А мой сад? А дети?!
Я резко подняла голову.
- Нет! - это вырвалось прежде, чем я успела понять, что приняла решение. - Я не продам дом!
Почти выбежала из комнаты, чувствуя на спине изумлённые взгляды представителей власти. Молниеносно взлетела по лестнице, подлетела к комоду, рывком дернула ящичек и достала оттуда кошелек с заветными купюрами. Потом, чуть помедлив, подошла к туалетному столику. Там, во втором ящичке сверху, в потайном отделении хранилась маленькая резная шкатулка. Сделав глубокий вдох, я взяла ее в руки и осторожно открыла крышку.
На темно-синем бархатном ложе нежно поблёскивали золотое колечко с небольшим бриллиантом и пара сережек с зелеными камушками, похожими на изумруды. Единственные украшения, которые нам с Ханной удалось вывезти из опечатанного дома. И моя единственная страховка на черный день.
Так, может, этот черный день уже наступил?
Я решительно достала из шкатулки колечко, на мгновение сжала его в ладони. Решение было принято!
Потом захлопнула шкатулку, сунула ее обратно в ящичек и быстро, пока решимость не успела меня покинуть, слетела вниз.
- Вот! - отсчитала двадцать пять лумидоров, положила купюры перед холёным господином и бросила пустой кошелек на кухонный стол. В его недрах грустно звякнуло несколько медяков. Потом опустила на купюры кольцо. - Забирайте. Этого хватит. Я уверена, это кольцо стоит гораздо дороже двадцати лумидоров.
Несколько секунд в воздухе царило звенящее молчание.
- Госпожа Лоусон, вы уверены? - темноволосый господин посмотрел на меня, как на умалишенную. Его тощие пальцы повертели украшение, затем он попробовал колечко на зуб. Хотя, и слепому было понятно, что это чистое золото. К тому же, с драгоценным камушком! - Вы ведь понимаете, что через полгода мы снова приедем сюда? И у вас уже не будет никаких сбережений или драгоценностей.
- Я не продам свой дом, - упрямо процедила я, моля небеса, чтобы мой голос звучал твердо.
- Вы не найдёте работы в этой деревне.
- Я не продам свой дом!
- Другого предложения не будет!
- Я! Не! Продам! Свой! Дом! - мой голос становился всё громче и на последнем слове сорвался на крик. - Вы меня не поняли? Не! Продам!
Господа переглянулись, и мимолётное удивление, отразившееся на их лицах, сменилось привычным выражением безразличия и скуки. Похоже, и такие сцены они уже наблюдали не раз. И прекрасно знали исход.
- Ладно, как хотите, - пожилой, холеный чиновник допил остатки чая и небрежным жестом отодвинул чашку, от чего та недовольно звякнула. - Тогда до встречи через полгода. Думал, мы сможем сэкономить всем нам эту неприятную процедуру. Поверьте, мне тоже не доставляет особого удовольствия переться в такую глушь.
Он сгреб всё еще лежавшие на столе купюры, запихнул их вместе с кольцом в карман и повернулся к остальным:
- Идёмте!
И все трое молча встали из-за стола и быстро покинули кухню. Даже не попрощавшись. Хотя, нафиг оно мне сдалось, их прощание. Я вообще едва ли заметила их уход.
Я сидела на скамье, не чувствуя ни рук, ни ног. В животе зияла черная дыра, медленно, неумолимо расползающаяся по всему телу. А в ушах стоял гул, как от прибоя.
- И что теперь? - голос вернувшейся Ханны резко выдернул меня из странного отупения.
За оградой послышался свист хлыста, колёса жалобно заскрипели, а потом мерно застучали копыта. Звук начал удаляться, становясь всё тише и тише.
И лишь когда он окончательно смолк, я подняла голову.
- Не знаю, - прошептала почти беззвучно, одними губами. Потом повернулась к окну.
Небо заволокло серыми тучами, заперев нежные, теплые солнечные лучики в свинцовую темницу. И, внезапно, по стеклу застучали капли начинающегося дождя.
"Как слёзы", - промелькнуло в голове.
В носу защипало, и я почувствовала, что сейчас и я заплачу, как погода...
Но осуществить мокрое дело я не успела. В саду послышался шорох, под окном что-то брякнуло, и уже знакомый девичий голосок пропищал:
- А вот и мы!