Хозяйка усадьбы "Детское счастье"

Глава 66

Я резко повернулась в сторону калитки... и почувствовала, как кровь отливает от моего лица, а тело превращается в ледяной осколок.

Дверца была настежь распахнута. А в проёме... В проёме стояло человек десять, не меньше.

Все эти люди были закутаны в черные плащи, а их лица - скрыты черными повязками. Лишь глаза поверх темной ткани горели лихорадочным, даже каким-то диким, зловещим блеском.

- Дядя, ты понимаешь, что совершаешь сейчас непоправимую ошибку?

Голос моего мужа звучал тихо, спокойно, почти буднично. Таким тоном обычно спрашивают, какая погода на дворе или что будет сегодня на завтрак. Но я отчётливо ощущала, как напряглось его тело. Пальцы, сжимающие мою руку, чуть дрогнули.

- Заткнись, щенок! - выплюнула одна из фигур и, шагнув вперед, сорвала с себя повязку.

Под ней скрывалось худое, бледное, даже чуть сероватое лицо. Впалые щеки, острые скулы, заострённый кончик носа, странный, кривой оскал и темные круги под глазами накладывали на этого человека печать безумия. И от осознания этого мне стало вдвойне страшно. Я понимала, что с ним невозможно договориться. Что он просто не услышит никаких доводов разума. Что им движет лишь... его безумие.

Я порывисто сжала пальцы Ская, но он мягко высвободил свою руку и поднялся на ноги.

- Ты поэтому привёл сюда этих головорезов? Потому что армия больше не подчиняется тебе?

Очевидно, Скай всё еще не терял надежды договориться с дядей, убедить его остановиться. Или же делал вид, что надежда еще есть. Ведь других вариантов у нас не было. Их было слишком много. И они были абсолютно безжалостными. Убивать - это было их работой. И делали они это холодно, равнодушно, с профессиональным цинизмом.

- Заткнись, я сказал! - руки Редьярда дрожали и лихорадочно теребили полы черного плаща. - Видит создатель, я пытался!!! - Голос ренегата сорвался на крик. - Я хотел оставить тебя в живых! Но из-за... - Его взгляд скользнул на меня, и черные глаза вспыхнули жгучей ненавистью. Такой мощной, такой разрушительной, что ее вполне можно было приравнять к оружию. - Из-за тебя всё сорвалось. И из-за твоего выводка! Это ты во всём виновата! И все смерти будут на твоей совести!!!

Я видела перед собой совершенно обезумевшего, потерявшего человеческий облик мужчину. Мужчину, сожранного алчностью, жаждой власти и... дурманом.

Скай открыл было рот, но резкий, пронзительный окрик дяди не дал ему сказать ни слова:

- Хватит! - он обернулся к головорезам. - Приступайте!

Послышался лязг вынимаемых из ножен кинжалов. Я словно онемела, с ужасом глядя, как молчаливое, черное, смертоносное пятно, едва уловимо овеваемое рассветным туманом, двинулось к нам...

- Скай! - бросила на любимого полный отчаянья взгляд.

Потом взглянула на сбившихся в кучку детишек, которые испуганно прижимались друг к другу.

По измазанным щекам Маркуса текли слёзы, оставляя на коже кривые борозды. Маленькая Зоя судорожно всхлипывала. А лицо Баста было каменным, в серых глазах застыло выражение безысходности и какой-то обречённости. Лишь Милена расслабленно полулежала в своём кресле и выглядела абсолютно спокойной. Глаза девочки были прикрыты, а лицо выражало такое умиротворение, такую отрешенность, что могло показаться, будто она впала в дрёму.

- Я буду защищаться до конца, - хрипло прошептал мой муж и потянулся к лежащему на земле мечу. Он скинул его, когда вытаскивал ребятишек из горящего дома.

Но я понимала, что у него нет ни малейшего шанса. Ни самого крохотного. Ни даже доли самого крохотного шанса.

Время замедлило свой ход... Черная смерть приближалась... Сверкнули лезвия кинжалов...

- Убейте их! - словно сквозь ватное одеяло до меня донёсся голос Редьярда.

Я закрыла глаза. Я не хотела видеть, как...

Когда волшебные лучи рассветом озаряют мир,

Когда ночная мгла, не выдержав их света, отступает,

Все души заполняет чистый, утренний эфир.

Он обнимает их, целует, исцеляет...

Нежный, как хрустальный колокольчик, голосок пробил замершее в ледяном ожидании смерти пространство. И тут же мир вокруг словно треснул и покрылся мелкими трещинками. Они расползались затейливой, диковинной паутинкой, искрящейся мелкими серебристыми искорками. Воздух поплыл и пошел рябью, вибрируя от какого-то странного, необъяснимого и неимоверно прекрасного напряжения.

И даже черная душа, в которой мрак царит,

В которой злоба, алчность и жестокость правят,

Смягчается и в небеса парит

На крыльях милосердия, что в рай ее доставят.

С трудом пробив блаженное оцепенение, я повернула голову в сторону, откуда доносился этот голос. И едва не ахнула...

Там стояла Милена. Да, именно стояла! Лицо девочки озаряла счастливая улыбка, глаза были обращены к небу, где как раз забрезжил рассвет и рассыпались первые розовато-золотистые блики солнечных лучей.

Пламя больше не ревело. Дом тихо догорал, будто засыпая... Последние искры смешивались с искрами рассвета, и трудно было определить, где начинается золото солнца, а где затухает золото пожара, превращаясь в умиротворенный пепел.

Толпа головорезов замерла. Глаза, выглядывающие из-под повязок, не мигая, смотрели на девчушку... А она медленно зашагала вперед.

Так пусть опустятся ножи убийц,

Не обагрив метал невинной кровью.

И солнце озарит надеждой души кровопийц,

Надеждой на спасенье и любовью...

Звякнул обронённый кинжал. К этому звуку добавился еще один. Потом еще один. А потом люди в черном, один за другим, медленно опустились на землю. Черные маски спали с лиц, открывая нашим взглядам обычных мужчин. И пожилых, и совсем юных. А на последнем слове, эхом прокатившемся по утреннему саду и замершем где-то в небесах, они все уснули...

Все, кроме одного.

Редьярд, который всё это время с выражением непередаваемого ужаса на лице, наблюдал за странным поведением своих наёмников, медленно попятился назад. Неслышно выскользнув за ограду, он вскочил на первую попавшуюся ему под руки лошадь, яростно ударил ее пятками по бокам и помчался вдоль по обледенелому тракту.

Милена медленно повернула голову, прислушиваясь к удаляющемуся стуку копыт, и ее губы изогнулись в печальной улыбке.

И ни одной душе, которая виновна,

Расплаты не удастся избежать.

Судьба настигнет, холодно, безмолвно,

А чистым душам руки незачем марать...

***

Редьярд еще раз яростно хлестнул своего скакуна.

- Да давай ты, грёбаная кляча! - прошипел он сквозь зубы.

Впереди виднелся поворот на широкий тракт. Редьярд шумно выдохнул и крепко вцепился в поводья.

- Давай!!! - пятки снова остервенело ударили в бока бедного животного.

И… лошадь не выдержала. Оглушительно заржав, она вскинула голову. Массивный затылок животного со всего маху впечатался в лицо ренегата.

Тот громко охнул и от неожиданности и резкой боли, пронзившей его нос, отпустил поводья.

Скакун, почувствовав неожиданную свободу, взвился на дыбы... и Редьярд, не удержавшись в седле, полетел вниз. Короткая вспышка боли пронзила шею, по всему позвоночнику прокатился разряд молнии.

А потом всё закончилось. И воцарилась темная, вечная пустота.

Лошадь на мгновение замерла, с какой-то недоуменной растерянностью рассматривая на безжизненно лежащее на обочине тело. А потом, явно потеряв к нему интерес, медленно поплелась в сторону деревни, перебивая сонную рассветную тишину мерным стуком копыт...