Имя Кати

Сандра

Катя проснулась как от толчка. Разговоры с Ольгой и Лёвой сжали в ней пружину, о существовании которой она не подозревала. В школе был урок об адреналине и кортизоле. Катя пропустила лекцию мимо ушей, хотя понимала: речь идёт как раз о том, что происходит с ней сейчас. Но одно дело — знать о гормонах, и другое — непосредственно чувствовать их работу.

Катя посмотрела на Оди: та спала ровным сном человека, который может выразить любую ситуацию алгебраическим выражением и взять производную. Катя же решилась пойти купить данные на чёрном рынке, и мысли об этом заставляли её ворочаться. Покупка была опасным мероприятием, но насколько именно — Катя не знала. Ещё Катя решилась пойти на свидание с парнем. Это было ещё более волнительно, потому что неизвестные переменные возникали уже не только с другими людьми, но и в самой Кате. В её уме и даже теле.

Катя попыталась представить Лёву, как он касается её тела. У неё ничего не получилось: в голову лезли только сцены из фильмов и приторная фоновая музыка.

Катя включила планшет и поморгала, перечитывая их с Лёвой чат. На сонную голову её слова казались ей самой странными. И зачем она загрузила парня всеми этими проблемами? Ему, наверное, хочется, чтобы Катя была весёлая и любила музыку. С другой стороны — другой ведь Кати у неё для него нет? Так что пусть привыкает, наверное?

— Понимаешь, чтобы получить образование, нужны деньги. Чтобы открыть бизнес, нужны деньги. Чтобы заработать деньги, нужны деньги. Чтобы найти работу, нужно образование, а для образования нужны деньги. Поэтому, если у тебя есть деньги, то у тебя будут деньги. А если у тебя нет денег, то их не будет никогда.

— Кто имеет, тому дано будет и приумножится?

— Именно. Но есть крошечный шанс прыгнуть из одной социальной страты в другую: завести знакомства, войти в нужные круги, найти хорошую работу, в конце концов, обрасти связями. Понимаешь?

— Понимаю.

— Так что ты думаешь? Ну?

— Я думаю, если человек хочет быть счастливым, то он меняет обстоятельства. Это хорошо. Но если человек хочет быть действительно счастливым, то он меняет себя, а не обстоятельства.

— Это как, например?

— Долгий разговор. Иные мысли я не доверяю интернету.

— Ты всегда напускаешь дешёвую загадочность, когда разговариваешь с девушками?

— Нет. Ты молодец. А я нет. Я бы не стал портить себе нервы, чтобы стать богатым. И заводил бы себе друзей, а не «связи». Честно — мне кажется, что ты принимаешь слишком всерьёз эти вещи…

— Крышу над головой? Тёплый угол? Хлеб с маслом на пенсии?

— Ну, без крыши над головой ты не останешься, я думаю.

— Ты так думаешь, потому что ты не сирота.

— …

— Что молчишь? Не обижаешься?

— Нет.

— Просто я думаю, что есть шанс. Есть эти ребята, они офигенные. Кто-то уже начал делать карьеру, как Сандра. Кто-то уже богат, но работает над сетью знакомств уже сейчас, потому что знает, что это нужно для полноценной, насыщенной жизни. Нам это не объясняют, а они это уже знают от своих успешных родителей. Для них такие клубы — что-то само собой разумеющееся. Для Джо вся эта история с Посланником может быть только поводом собрать всех в одном месте. Может, он это и придумал, а? Нанял актёра…

— А они счастливы?

— Кто? Джо и Сандра?

— Да.

— Ну что за вопросы.

— Это не так очевидно. Деньги заканчиваются. Знакомые появляются и умирают. Здоровье сменяется болезнями, а молодость — старостью. Счастье можно найти только внутри, а не снаружи. Зато внутри…

— Да, я понимаю, у тебя внутри много всего интересного… Слушай, когда я тебя слушаю, я немного не в своей тарелке. Твоя тарелка глубокая и красивая, но какая-то не моя. Ладно, завтра в кафе поговорим. Пока-пока.

Катя выключила планшет и тихо выползла из-под одеяла, оделась и заглянула в зеркало. В красноватом свете обогревателя она выглядела странным существом с всклокоченными волосами: сонный чертёнок из преисподней.

Катя вышла из спальни и пошла гулять по Приюту. Сегодня не было дождя, но фонари светили по-осеннему. Катя попыталась понять, что делает свет «осенним»: наверное, дело было в листьях, которые иногда пролетали в свете фонаря. Но, может, и ещё в чём-то неуловимом.

Катя услышала знакомое постукивание и пошла на звук: коридор заканчивался выходом к витой лестнице. Она вышла в дверь на площадку — ту самую, где Оди любила стоять и наблюдать с высоты за теми, кто сидит в большом зале. У бильярдного стола Катя увидела чью-то фигуру. Катя спустилась по лестнице и подошла к столу.

— Я решила погадать, — сказала Сандра. — Если придёт кто-то из мальчиков, то моего будущего мужа звать так же, как его.

— То есть, если бы пришёл Сыр, например…

— Значит, Евгением. Настоящее имя Сыра — Женя.

— А… ты всех знаешь по именам?

Сандра, наверное, многозначительно подняла брови, но в темноте Катя не различила выражения лица Сандры.

— Тебе тоже надо завести прозвище, — сказала Сандра.

— А вот почему, кстати?..

— Галя бы сказала, что священники, получая сан, меняют имя, обозначая начало новой жизни. Ротор бы сказал, что рыцарям при посвящении дают новое имя, а мы здесь что-то вроде рыцарского ордена. Джо бы сказал, что мы все артисты, творцы новой жизни, и нам нужны псевдонимы. Кто знает настоящее имя Элтона Джона или Кайруса Монелли?

— Я знаю.

— Не давай ответы на риторические вопросы, Катерина. Это неизящно, как минимум. Ты как тот ухажёр в спортзале, который всё время пытался помочь мне поднять штангу.

— Прости. И извини, что я не парень. Теперь ты не будешь знать имя будущего мужа.

— Я и не хочу, на самом деле. Ни знать, ни замуж.

Сандра тронула ещё один шар, он покатился и стукнулся дважды о другие шары.

— Не могу представить себя в этой клетке, — сказала она. — Всё это должно было остаться в XXI веке. Пыльный патриархальный институт. Узаконенное насилие, общественно одобряемая доминантность, «супружеский долг». Я? С каким-то парнем? И он мной помыкает только потому, что у меня на пальце кольцо?

— Обязательно помыкает? — удивилась Катя.

— Конечно. По крайней мере, будет пытаться. Мужчины агрессивнее женщин. Одна из 56 девочек, начиная с десятилетнего возраста, совершает преступление. Среди мальчиков — один из каждых девяти. Девяносто процентов убийств совершают мужчины. Восемьдесят процентов секс-роботов — с женскими телами. Мужчины обожают повелевать. Агрессивные, доминирующие, злобные и нетерпимые. И у нас в Приюте больше мальчиков. Увы.

— Но разве кто-то из наших ребят будет убивать? Зачем?

— Нет. Но ты подумай! — Сандра, которая прежде всегда говорила размеренно, отмеряя слово за словом, будто накладывала сахар в чай, теперь явно завелась. — Как только возникнет сложная ситуация, они будут спорить, бороться за лидерство, хамить. Это факты! Если в принятии решений участвует женщина, то компромисс почти гарантирован. А если решения принимают мужчины, то нет. Вот поэтому мы обязательно должны быть в числе лидеров. Ради того, чтобы в критической ситуации был компромисс, а не драка.

— Хм, — сказала Катя. — Знаешь, я это всё слышала. Но одно дело, когда тебе вещают в школе, а другое дело, когда ты это говоришь.

Сандра повернулась и села на бортик бильярдного стола, изящно сложив ноги. Катя, которой как раз стало любопытно, есть ли на Сандре очки или она цитирует по памяти, увидела её лицо. На Сандре не было очков, и в тусклом свете фонарей она была ещё прекраснее, чем днём. Наверное, Сандра уже далеко не в первый раз рассказывает эти вещи, раз говорит как по писаному.

— Ты не подумай, — сказала Сандра, — я не претендую на роль лидерши. Но всё же в Приюте больше мальчиков. И ни к чему хорошему это нас не ведёт. Кто бы ни был Посланник или его хозяин, он или она — добрый человек. Милосердный. Какой бы ни была его миссия — это добрая миссия. Какой бы ни была наша задача — это не война, а строительство. А у мужчин, увы, лучше получается воевать.

Катя нахмурилась:

— Но Посланник — мужчина.

— Это робот!

— В форме мужчины!

— Это условность, — отрезала Сандра.

— Мой брат сперва подумал, что Посланник набирает актрис для порно.

— Что лишний раз подтверждает, что мужчины от мужчин не ждут ничего хорошего. И правильно делают. Они-то про себя многое понимают. Знаешь, сколько раз мне предлагали сниматься?

— В порно?

— Да во всём.

Катя хотела угадать, сколько, но сообразила, что это был риторический вопрос, и промолчала, разглядывая Сандру: у девушки были худые руки, длинные волосы, хрупкие ключицы. Она была сделана из вертикальных линий, плавных изгибов и тонких переходов. Если бы её внешность была создана компьютерным генератором наподобие тех, которым создаются актрисы, то в настройках наверняка были бы цифры, которые на сотые доли процента отстояли от тех, которыми задаётся болезненность, нездешность и сухость. От взгляда на Сандру непроизвольно перехватывало дыхание. Будто именно потому, что кто бы ни работал над её внешностью — программа или природа, — этот творец останавливался в миллиметре от неверного решения.

Сандра поймала Катин взгляд, вздохнула и сползла с бортика на бильярдный стол, ноги её при этом остались лежать на бортике чуть задранными вверх. Сандра скрючилась, будто выключила запрограммированную привычку всё время держать себя в изящной позе.

— Я тебе завидую, — сказала она. — Ты симпатичная, но не настолько, чтобы это мешало жить.

— А тебе мешает?

— Иногда. Иногда помогает. Но часто я не могу понять: почему человек со мной общается? Потому что я красивая? Или я ему действительно нравлюсь? Я, а не моя внешность?

— Ты так говоришь, будто «твоя внешность» — это какой-то другой человек.

— Ну да. Она постареет раньше меня.

— Я об этом никогда не думала.

— А я думаю. Часто. Моя мама говорит, что всё меняется с возрастом. Парни — да что там парни, — даже друзья меняются. В двадцать лет ты один человек, в тридцать — другой. В шестьдесят — третий. Она говорит, что женщине нужно три мужа. По одному на каждый отрезок жизни.

Катя открыла было рот, чтобы ввернуть какую-нибудь реплику, но передумала. Остроумный ответ не пришёл на ум, да и в этом разговоре ей вовсе не хотелось резво отбивать мячики. Она села на бильярдный стол рядом с Сандрой. Это было неудобно: бортик врезался в ноги. Катя опёрлась руками о сукно. За окном виднелся чёрный изгиб Москвы-реки.

— Тебе мама ничего такого тебе не внушает? — спросила Сандра.

— Моя мама погибла, когда мне было десять лет.

— А папа?

— И папа. Они разбились на машине.

— Ох… — сказала Сандра. — Извини.

— Ничего.

— Поэтому ты упоминаешь брата? Это он тебя воспитывает?

— Да, мы одни с тех пор.

— Больше никого нет?

— Нет. Ну, формально есть дядя, но он звонит нам, только когда трезвый, то есть очень редко. Нам повезло, что Ани был совершеннолетний, когда… когда мы остались одни. И нас не отдали дяде или в детдом.

— Да… — Сандра помолчала, над чем-то раздумывая, потом робко тронула Катино колено. — Ладно. Не хочу превращаться в Галю, которая грузит людей по ночам. Давай спать.

— Да, надо выспаться. Ко мне во сне часто приходят решения проблем.

— Замечательно. Надо принимать решения. Мужчины на это не способны.

— Спокойной… ночи, — растерянно сказала Катя.

Сандра тихо рассмеялась.

— Не принимай меня всерьёз. Иногда я сама не знаю, что говорю. Особенно по ночам. Знаешь, я себя очень безопасно чувствую. В Приюте. У нас здесь свой мир. Никто не пытается тебя раздеть, не пожирает глазами. Из всех опасностей — только Джо, который может усадить тебя смотреть своё феллини. Я надеюсь только, что мы не переругаемся. В том числе потому, что не знаем, куда мы идём и кто у нас лидер. Поэтому я бью по рукам Джо, когда он пытается нами командовать. Ну или «подталкивать» нас, как бильярдные шары. Психолог долбаный… Спокойной ночи, Катюша.

— Спокойной… Сандра. Можно называть тебя «Саша»?

— Можно, когда другие не слышат. Тем более что так меня и зовут. Сандра — это Александра.

Сандра спрыгнула со стола и улыбнулась Кате какой-то новой улыбкой.

— Было бы чудесно, если бы у тебя появилась ещё старшая сестра, — сказала Сандра.

— Как это «появилась»? — не поняла Катя.

Сандра вместо ответа прижалась к Катиной щеке щекой, чмокнула воздух и ушла. Катя посидела ещё на бильярдном столе и тоже побрела в спальню. Что-то в манерах Сандры показалось Кате знакомым. Уже засыпая, Катя поняла, кого Сандра ей напоминала: разорившуюся полубезумную красавицу из «Трамвая «Желание»».

«Чёрт, — подумала Катя. — Это грустная пьеса».

Она уснула с решимостью переписать её по-своему.