Имя Кати

На чём ты сидишь?

— Ой какой! — сказала Катя.

Они с роботом вернулись в особнячок. На крыльце дома сидел Лёва и трепал небольшую собаку. Пёс улыбался. Ани стоял в дверях, оперевшись плечом на косяк. Он улыбался спокойной улыбкой, какой Катя давно у него не видела. Когда они с роботом появились у дверей, Ани скользнул по ним взглядом и продолжил смотреть на собаку.

Катя присела на корточки рядом с Лёвой и протянула ладошку псу. Пёс лизнул её руку, Катя снова ойкнула и рассмеялась.

— Это соседский, — сказал Посланник. — Его зовут Борман.

— Вы знакомы с соседями? — удивился Ани.

— Я их знаю, — ответил робот и посмотрел на соседний дом — здание из имитации бревна с железной крышей. — Они меня — нет.

Робот свистнул собаке: в руке у него был невесть откуда взявшийся теннисный мячик. Он держал его, зажав между большим и указательным пальцем, и улыбался — точно как фокусник, который собирается превратить мячик в живого зайца.

Робот бросил мячик к дальнему кусту, растущему у штакетника, и собака убежала за ним.

— Эй! — сказала Катя.

Робот извлёк второй мячик и сказал Кате:

— Тоже хотите?

— Хочу! — Катя потянулась за мячиком.

— Тогда ловите! — сказал робот и кинул мячик в кусты.

Катя назвала робота засранцем и убежала за мячиком. Они с собакой вернулись. Лёва стал кидать мячик собаке, а Катя стала кидать сухими листьями в робота. Робот смеялся, притворно жалуясь на Катю, и закрывался руками. Катя прыгнула на него и попыталась заставить робота съесть мячик. Собака прыгала рядом.

Ани улыбался. Катя, казалось, забыла обо всём: о стрельбе, о потерянном доме, о Приюте. Было только осеннее утро, пёс, друг и робот. Ани помнил обо всём, но не спешил обрывать игру. Он напоминал себе, что можно учиться у всех, в том числе у Кати — тому, как можно забыться без таблеток. Просто самозабвенно делать то, что хочется. Кидать мяч, бежать за собакой, бежать от собаки, звать собаку, хватать Лёву, колотить робота, хохотать, кусаться и обниматься.

— Это что такое?

Ани посмотрел в направлении голоса: в калитку вошёл пожилой мужик с дриззловым лицом. Он был одет в кожаную куртку, слишком тёплую для такого утра. В руках у него был кожаный ремешок.

— Борман. Иди сюда.

— Здравствуйте, — сказала Катя.

— Иди сюда, — сказал мужик, не глядя ни на кого. — Кому сказал.

Собака неохотно подчинилась. Ани заметил, что правая задняя лапа пса — бионический протез, почти неотличимый от живой лапы. Наверное, жутко дорогой. Впрочем, те, кто живут в этом районе, наверняка не могут себе позволить ничего дешёвого. Сосед дождался, когда пёс подошёл ближе, дёрнул его за ошейник и подтащил к себе. Он прицепил поводок к ошейнику, натянул его так, что собака чуть подвисла в воздухе, и ударил пса по ушам.

— Кому сказал не лезть под калитку? — сказал мужик и ударил пса ещё раз. Звук удара был громкий и плотный, как будто кто-то с размаху бросил на пол старую картофелину.

— Ну что вы так с собакой? — сказала Катя.

Мужик посмотрел на Катю так, как будто она подняла с земли картофелину и предложила её съесть.

— Вы вчера шумели после десяти, — глухо сказал он. — Будете сегодня шуметь, вызову полицию.

Он сказал псу «Пойдём» и потащил его за собой.

— Скот паршивый, — сказала Катя. — Не мучай собаку! Посланник, скажи ему.

Мужик повернулся к Кате, изучая её немигающим взглядом глаз-щёлочек, и скривил губы, готовясь выплюнуть как-то слово.

— Полиция разб… — начал он.

Посланник возник рядом с ним — переместившись, как всегда, неслышно и молниеносно, словно телепортировался, — и сказал соседу ровным, спокойным тоном, но так, чтобы все услышали:

— Ты не вызовешь полицию.

И ударил того в зубы. Мужика согнуло, из его рта плеснула кровь, он опустился на одно колено. Посланник наклонился к нему и завершил фразу:

— А если вызовешь, я расскажу им, что ты выращиваешь в подвале. Понял, падаль?

— Х-х-ф-ф-ф, — произнёс сосед.

Робот повторил вопрос и занёс руку.

— Не надо! — сдавленно сказала Катя.

Мужик закивал и сказал неразборчиво:

— Фповял.

— Хорошо, — сказал робот.

— Собаку мы забираем, — сказала Катя.

— Не надо, — сказал робот. Он посмотрел Кате в глаза и помотал головой. Катя не стала настаивать.

— Собака остаётся у вас. Но мы будем следить, как вы с ней обращаетесь.

Сосед ничего не ответил, поднялся и ушёл, ни на кого не глядя. Катя, Лёва и Ани переглянулись. Робот вытирал руку влажной салфеткой. Катя хмуро чесала нос.

— Что ж, — сказал Ани. — Теперь к делу?

Они по очереди зашли в дом. Катя посмотрела роботу вслед и улыбнулась.

— Конечно, он один из нас, — сказал робот. — Приехал не колеблясь. Ещё — он вчера храбро отправился к вам домой, чтобы узнать, не поджидают ли вас уголовники.

Катя бросила короткий взгляд на Лёву, но тут же погрузилась обратно в изучение схемы. Лёва раскатал свой планшет по стене в полный размер и теперь на нём отображалась память робота. Немного устарелый интерфейс напомнил Кате пришкольный кружок, в котором она впервые стала заниматься настоящей робототехникой. Первые взрослые программы и первые большие роботы вместо механических щенят. Первый восторг от того, что огромная машина подчиняется твоей команде. Когда учитель выходил из класса, Катя прыгала на руки роботу и заставляла его катать себя по классу — под визги остальных. Никто больше не осмеливался нарушать запреты.

Катя вздохнула. Кажется, Ани был прав: если ты думаешь, что запреты пишутся для всех, кроме тебя, то отдуваться тоже придётся только тебе.

Она смотрела на схему и чувствовала, что в груди разрастается нехорошее, кислое чувство. Схема была похожа на карту странного города, где люди выходят с утра за булкой, а попадают в лабиринт, который приводит их в лес танцующих пиктограмм. Или на карту зарытого сокровища, которую рисовал пират, сходящий с ума от пения двадцати сирен. Поэтому сокровище было зарыто в пяти разных модулях, один из которых не установился до конца, а два были устаревшей версии и не работали (а может, и работали, так сразу не поймёшь). Схема была огромной и лоскутной, словно тот же пират ограбил одновременно магазин бюджетной зимней одежды и дорогой бутик, сшил себе кафтан, покромсав добычу на лоскуты, и нарисовал карту, смотря на себя в зеркало безумным, дёргающимся глазом. Схема была огромной, а также знакомой и незнакомой одновременно, как карта Нью-Йорка, слепленная из карты Москвы, порезанной на мелкие кусочки. Что-то Катя уверенно узнавала, но чувство узнавания пропадало, как только Катя переводила взгляд на соседний кусочек схемы.

«Где я на этой карте? — подумала Катя. — Кто бы поставил точку. Маленькую точку в огромной схеме».

— Он тебе льстит, — сказал Ани Лёве. — И манипулирует. Хочет склонить на свою сторону. Учти, он не один десяток подростков обвёл вокруг пальца.

Лёва согласно кивнул и вернулся к рассматриванию виниловой пластинки, которую вчера слушали Катя и Ани. Он наклонял диск и любовался тем, как солнечный свет, попадая на звуковые канавки, превращался в цветные полоски. Он явно был очарован новой для него идеей того, что несколько десятков минут музыки можно закрутить в спираль.

— Разве мы занимаем разные стороны? — сказал робот. — Я на стороне Кати. Мы все на стороне Кати. И если у вас с Лёвой ещё могут быть какие-то свои интересы, то у меня — нет. Да что уж — я весь как на ладони.

Робот указал подбородком на схему. Катя знала, что Ани и Лёва смотрят на неё, ожидая, что она подтвердит или опровергнет слова робота, и чувствовала себя как на экзамене. Время истекало, но Катя всё ещё не знала верного ответа. «Весь как на ладони», — фраза родилась вот в этом речевом модуле. Но Катя не была уверена, где именно искать модуль, формирующий логику «интересов» робота. На работе бы она попросила дня три на изучение проекта, доступ к документации и бесплатным пончикам.

Она откинулась на спину: в комнате стояла шведская стенка, почему-то наклонённая на 45 градусов. Катя постелила на неё плед и пыталась пристроиться то боком, то сидя, то лёжа. Ани и Лёва сидели на диване, робот стоял чуть склонив голову, как ожидающий команды дворецкий.

— Манипуляции… — сказал он. — Вы постоянно обвиняете меня в том, что я манипулятор. Меж тем это нормальная человеческая черта. Возможно, она у меня гипертрофирована. Роботы — кривое зеркало человечества, простите мне банальность. Но зеркало. Когда вы, Ани, говорите…

— Меня зовут Андрей Михайлович, — процедил Ани.

— Простите, Андрей Михайлович. Когда вы говорите Катерине, что вам непременно надо вернуться домой, то обязательно упоминаете ваших родителей. Вещи, оставшиеся от них. Намекаете на чувство вины, которое будет мучить Катерину, если она позволит этим вещам пропасть или — не дай боже — попасть в руки какой-то шпаны. Разве это не манипуляция? Классический guilt trip.

Катя посмотрела на Ани. Ани выпрямился и сжал губы. Лёва поднял брови и почесал затылок. Ани поморгал, беззвучно пошевелил губами и начал говорить, отрезая каждое слово как ножом.

— Манипуляция — это скрытое воздействие на человека в интересах манипулятора. А я, во-первых, открыт, а во-вторых, действую в интересах Кати.

Потом Ани взорвался:

— В конце концов, что я говорю такого, чего я не говорил своей сестре последние пять лет каждый день? Пять лет, что мы вместе одни? И почему я должен оправдываться перед этой машиной? Катя, выключи ты её, Христа ради, на время, чтобы мы могли поговорить по-человечески.

Катя подняла ладони:

— Ани-чан, не злись на робота.

— Поверить не могу. Я злюсь? Я здесь злодей? Может, у меня руки в крови? Я бегаю с оружием по дому, стреляю в полицию?

— Ани… пожалуйста.

— Хорошо, я замолчу. Помни только, что каждый раз, когда мы идём на поводу у этого робота, нас засасывает всё глубже и глубже. Если мы хотим нормальной жизни, нам нужно срочно выключать его и выбираться.

Робот склонил голову ещё чуть более покорно.

Ани переводил взгляд с машины на Катю и обратно.

— Зуб даю, — сказал он, — когда вы ходили за молоком, он рассказывал тебе что-то заманчивое. Возможно, не явно, но расписывал что-то эдакое. Как хорошо мчать на угнанном аэромобиле или даже самолёте. Как можно хитро воровать деньги со счетов и чувствовать себя Робин-Гудом.

Катя отвела взгляд. Ани почувствовал, что он близок к правде.

— Хотя нет, не воровать. Он знает, что тебе это не нравится. Он предлагал какую-то легальную схему.

— Слушай, ему действительно можно приказать не нарушать закон, и он не будет нарушать закон.

— Допустим. Но у него уже руки по локоть в крови… Как ты можешь так спокойно рассуждать? Я глаза закрываю и вижу, как полицейский прижимает ладонь к ране, чтобы кровь остановить. Невинный человек! А сколько он их поубивал? И мы с ним…

Робот прервал его:

— Простите, Андрей Михайлович, какой же он невинный? Это «оборотень в погонах». Почему, как вы думали, нас не пригласили в отделение, а приказали ждать на обочине? Потому что эта парочка хотела поживиться дропом.

— Дропом? — спросил Лёва.

— Бесхозным роботом, — пояснила Катя.

— Ты точно знаешь? — спросил Ани робота.

— Я видел, что номер моего зарядного устройства попал в серые базы, и эти базы кто-то скачивал. Увы. Заметил и то, что патрульные подъехали на фургоне с обычными номерами. Если это была служебная машина, приехавшая по вызову, почему на ней были не спецномера?

— Почему ты только сейчас нам это говоришь?

— Я полагал, все люди взрослые, все знают, что в этой стране мафия срослась с государством.

Ани открыл рот, но не нашёлся, что сказать.

— Извини, — сказала Катя роботу.

Она пробежалась пальцами по планшету. Робот опустил голову.

— Эй! Посланник!

Робот молчал, не поднимая головы.

— Я его выключила. Слушай, ты прав, он действительно предлагал мне какие-то схемы заработка. Но… честно, у меня голова кругом идёт.

— У меня тоже, — признался Ани.

— Была перестрелка? — спросил Лёва. — Мне кажется, вы из какой-то компьютерной игры вывалились.

— Хорошо бы, чтобы наша Катя не забывала, что это не компьютерная игра, — сказал Ани.

— Я понимаю, — хмуро сказала Катя. — Если и игра, то слишком сложная. Я сдаюсь: его мозги… я такого никогда не видела.

— Слишком запутано?

— Не то слово. Я только что обнаружила, что у него есть эмулятор, на котором крутится ещё одна ось. И он с этой осью обменивается какими-то данными по широченной шине. Неудивительно, что он так часто на зарядку ездит. Представляешь, сколько это всё ресурсов жрёт?

— Что крутится? — тихо спросил Лёва.

— В его компьютере есть ещё один виртуальный компьютер, — объяснила Катя, — на котором работает ещё один экземпляр операционной системы.

— Ещё один роботик внутри робота?

— Ну… да…

— Как подсознание?

— Э-э-э… Кстати, да. Вот я его ядро сейчас деактивировала, а виртуальная машина пашет. И данные бегают. Чёрт, а ведь он нас может слышать.

Ани поёрзал на диване и тревожно глянул на робота.

— А ты не можешь сделать так, чтобы он нас вообще не слышал?

— Дай мне три дня и тридцать пончиков. А лучше три пончика и тридцать программистов.

Катя со вздохом опустила планшет.

— Это слишком тяжело. Он адски сложно устроен. Он… Слушай, я ведь взломала одно ядро, воспользовавшись известной уязвимостью. Но я вижу ещё одно. И это только то, что я вижу. А ведь их-то не взломать!

— Но можно хотя бы понять, говорит ли он правду?

Катя задумалась.

— А что такое правда?

— Кать… не время философствовать.

— Нет, объясни мне…

— Катя, мы тут сидим, а нас полиция ищет. И, как только что выяснилось, не та полиция, на которую мы рассчитывали.

— Да постой. Я серьёзно спрашиваю. Понимаешь, на байтах не написано, «правда» они или «ложь». У него нет команды «соврать» или «сказать правду». Ты его обвиняешь в манипуляциях… так? А это ведь не всегда прямая ложь? Он меня хвалит постоянно. Подкармливает мои мечты. Я понимаю, что он говорит то, что я хочу услышать.

— Слава богу, что понимаешь.

— И тебе он голову морочит. Действительно, почему он сразу не сказал, что полицейские были оборотнями? Это ведь нас бы успокоило, дало чувство правоты. Нет, он придержал информацию. Не сомневаюсь, кстати, что он говорит правду. Можно заставить его показать снимки с места перестрелки, убедиться, что номера были не служебные. Но он придержал аргумент. Сказал, что все взрослые, все должны понимать. Этим он дал тебе понять, что ты считал себя взрослым, но на деле разбираешься в ситуации меньше, чем он. Или вот с собакой… Откуда он так быстро достал теннисный мячик? Может, он сделал так, что она к нам прибежала? Открыл заранее соседскую калитку? Ну, чтобы показать, как он может поставить на место этого гада…

Катя сунула в рот большой палец и стала грызть ноготь.

— Хуже всего, — сказала она, не вынимая пальца, — что мне это нравится. Молодец он.

— Мне тоже, — сказал Ани.

— Что? — Катя посмотрела на Ани широко раскрытыми глазами.

— Мне тоже нравится. Талантливый ч-чёрт. Я всё жду, когда он меня начнёт соблазнять чем-нибудь эдаким. Что бы он мне предложил?

— Кстати, — сказала Катя. — А ведь можно поискать в его памяти. Что бы он тебе предложил?

— Ну вы даёте, — сказал Лёва.

Катя посмотрела на Лёву.

— Лёва, если я стану королевой преступного мира… ну, не очень преступного. Но так себе с морально-этической точки зрения. Ты будешь меня любить?

— М-м-м. Да тут главный вопрос, что у тебя будет на душе, — сказал Лёва. — Не будут ли твои поступки тебе мешать любить.

— Но ты будешь меня любить?

— Буду.

— До вторника или после вторника тоже? — ядовито спросил Ани.

— Что? — удивился Лёва.

— Не слушай его, — отмахнулась Катя. — Вопрос серьёзный.

— Я серьёзно ответил. Погоди, мне показалось или твой брат только что процитировал песню Боуи?

— Ты слушаешь Боуи? — хором удивились Катя и Ани.

— Послушал всего, когда ты упомянула его имя, — ответил Лёва Кате.

— О господи… — снова сказал Ани. — Ты понимаешь, зачем робот сюда притащил Лёву? Потому что знал, что Лёва во всём тебя поддержит. Только как он это знал?

— Робот хорошо разбирается в молодёжи, — сказала Катя и снова отвернулась к схеме.

— Но я поддерживаю тебя, Андрей, — сказал Лёва. Он поднялся с дивана, размял ноги и сел в кресло напротив Ани, поближе к Кате.

— Почему? — спросил Ани.

— Долгая история, уходящая корнями в моё не очень прикольное детство. Робота лучше выключить от греха подальше. Но сперва включить ненадолго, чтобы пожарил оладьи. Оладьи — это важно.

Лёва опустился в кресло и встретился взглядом с Ани. Тот явно не был доволен тем, что Лёва обратил всё в шутку.

— Робот преступника — это, считай, оружие, — добавил Лёва неохотно. — Я против того, чтобы владеть оружием. Не принесёт оно нам счастья. Счастье — само по себе оружие, причём горячее. Я считаю, что счастье…

— Вот, нашла.

Катя показала пальцем на экран. На экране было несколько схем и колонок с цифрами.

— Это то, что он про нас думает. Схемы характеров и предсказания нашего поведения.

— Он предсказывает поведение? — спросил Ани.

— Алё, все роботы предсказывают. Иначе бы они нам на ноги наступали. И потом, это позволяет им быстрее отвечать. Ты ещё ничего не сказал, а они уже начали думать над каждым вариантом своего ответа, просчитывая их одновременно, чтобы потом выбрать нужный.

— Погоди, но это месиво чисел какое-то, — Ани нахмурился. — Как это понять?

— Так… сейчас…

— А, вот, вижу. О, это про меня. «Агрессия… тридцать процентов, Экстравертность ноль целых семь десятых. Сговорчивость… ниже половины». А это что значит?

— Ссылка какая-то. Хм. Написано — «зависимость». Наркотики? Нет, стоп. Лекарства какие-то.

— Давай потом обсудим, — быстро сказал Ани.

Катя подняла брови, но ничего не сказала. Они замолчали, изучая экран. Лёва посмотрел на экран без особого интереса и перевёл взгляд на Катю. Катя не оборачивалась на Лёву. Ани пару раз бросил взгляд на молодого человека. Ему понравилось, как тот смотрит на его сестру. Без обожания, без жадности, но и без собачьей преданности. Как на красивый пейзаж или как на ребёнка.

— Фак, — сказала Катя. — Ты тоже это видишь?

— Что? — не понял Ани.

Катя выделила фрагмент данных.

— А что это значит?

— Это значит, что, по его прогнозам, я соглашусь на предложения. Я не выключу его и буду следовать его планам. Если они не будут включать в себя ничего незаконного. Вот эта крякозябра — это гиперссылка на комплекс понятий, связанный этикой.

— А по поводу меня он что прогнозирует?

— Ничего. Про тебя он мало знает.

— А про тебя… он прав?

Катя сжала губы. У неё снова был вид, как будто она просила брата застегнуть молнию на спине.

— Думаю, да. Фак.

Катя смущённо посмотрела на брата и на Лёву, и быстро отвела взгляд.

— Думаю, он знает меня лучше, чем я сама.

Она поёрзала и преувеличенно громко сказала:

— Что за дебильный дом? Кто делает шведскую стенку наклонной? Надо съезжать куда-нибудь… в приличное место. И пора уже… Раз мы всё решили, то за дело!

— Катя… — сказал Ани.

— Ну что ещё? Будешь меня отговаривать? Ты видишь, эта машина уже всё просчитала. И ты говорил: я похожа на маму. Гены у меня такие — гены авантюристки. Ну и что со мной поделаешь?

— Катя… знаешь, на чём ты сидишь?

— На жёсткой дурацкой фигне. У меня на попе синяки останутся.

— На дыбе.

— Чего?

— Пыточный инструмент. Вот там колесо, за которое руки тянут. Вот здесь привязывались ноги. Верёвок нет, но петли для них остались.

Катя встала, отошла от лестницы и сорвала с неё плед.

— Ты уверен?

— Нет. Лёва, у тебя есть интернет? Поищи изображения дыбы.

— Не надо, — сказала Катя. — О господи. О чёрт.

Она обхватила голову руками и замерла. Потом в задумчивости села обратно на дыбу, но тут же вскочила.

— Ладно. Я меняю решение. Пофиг на прогнозы. Но что же тогда делать? Нас ищут… Может, поспрашивать ребят из Приюта? Может, у них найдутся знакомые, которые могут нас спрятать? Какие-нибудь влиятельные силовики?

— Типа программы защиты свидетелей? — сказал Лёва.

— Точно! — сказала Катя.

— У меня есть идея получше, — сказал робот.

Ани вскочил с дивана. Катя выронила планшет. Лёва флегматично покосился на робота.

— Дайте мне всё уладить, — сказал робот.

От автора: Спасибо, что читаете книгу! Следующая глава выйдет в ближайшие дни. Не забудьте поставить лайк и подписаться. Жду ваших отзывов!