Имя Кати

Что сказала уточка

Пришла ко мне девуш-ка.

Попросила дамп данных размером с бы-ка

Сказала, не дрогнет рука

Хоть ноша её нелегка

Но раздеваться не будет… пока.

Это продекламировала резиновая уточка. Серёга ухмыльнулся. У него были маленькие глаза с желтоватыми белками. Катя никогда не видела таких. Она знала, что глаза желтеют в двух случаях: когда у человека отказывает печень и когда человек курит табак. Серёга явно не был похож на человека с крайне тяжёлым заболеванием печени, и от него не пахло куревом. Но что-то он, видимо, употреблял. А может, это специальные линзы? Если мажоры из AndanteSoft готовы тратить час на то, чтобы привести пиджак в должное состояние поношенности, и полчаса на то, чтобы завязать галстук нарочито небрежно (это то, что Катя выяснила, изучая понятие «заметной незаметности»), — то эти кибер-панки, наверное, могли в пику белым воротничкам потратить полчаса на то, чтобы придать своей роже немного выверенной омерзительности. Отрепетировать сальную улыбку, нарисовать несколько прыщей и придать глазам такой вид, как будто их вырезали у старика, который всю жизнь курил самосад и смотрел с презрением на новенькое офисное здание, которое выросло по соседству с его хибарой. Смотрел, смотрел годами, плевал под ноги молодым людям, спешившим на работу. Смотрел, кривился и посылал к едрёной матери всех, кто приходил к нему с предложением продать родной кусок земли в центре города. Смотрел, смотрел — и поставил у себя во дворе плохо сколоченный сортир. Ходил в него среди дня, довольно озираясь на окна, в которых мелькали опрятные люди и глянцевые роботы. Смотрел, ходил, кривился от едкого дыма. Ухмылялся — и наконец умер: встал с дивана, схватился за грудь, упал на пол, посмотрел удивлённым взглядом в окно на офисный небоскрёб, да так и замер. Над ним наклонился со скальпелем в руке молодой хакер Серёга и сказал:

— Ну-с, что тут у нас?

И вырезал глаза. Вставил себе и засел в офисе, собирая данные, пахнущие кровью, тиной, спермой и помоями, — байты, подобранные на нелегальных заправках, слитые тайком от начальства на флешки, зажатые в потных ладонях, списанные с подменённых камер наблюдения, висящих под потолком у общественных туалетов.

— Ну-с, что тут у нас? — сказал Серёга, когда Катя вошла. Поднял взгляд и улыбнулся. — О! Кто пожаловал!

Кажется, за стопкой несвежих картонных ящиков, стоящих возле Серёгиного стола, сидел ещё кто-то, но Катя его не видела.

— Меня зовут Кейти. Я хочу купить данные, — сказала Катя ровным тоном.

— Вот как, — сказал Серёга.

— Её зовут Кейти. Она хочет купить данные, — сказала резиновая уточка, стоящая на столе у Серёги. Уточка была обычная, жёлтая — с такой купаются дети. Только Серёгина была грязноватая. А может, Кате казалось. В комнате было дрянное освещение, а само это бетонное обшарпанное здание с желтоватыми окнами, стоящее под серым московским небом, словно ещё при входе пообещало Кате, что внутри не будет ничего хорошего, — и держало обещание. Внутри оказался неопрятный тип с желтоватыми глазами, сидящий за дешёвым исцарапанным столом, заваленным дешёвой техникой неясного назначения и обставленным помятыми ящиками.

— Это мы поняли, — сказал Серёга. — Это мы уяснили ещё из сообщения. И пообещали продать. Нам не жалко — особенно за деньги. Но знай мы, какая придёт красивая, предложили бы партию в карты — на раздевание.

— Мне нужны данные, — повторила Катя.

— Да-да, — повторил Серёга, разглядывая Катю. — Но то, что ты просишь, сестрёнка, тебе не по размеру. Хотя размер у тебя неплохой. Куда тебе столько петабайтов? На планшет сольёшь? На сервер? Может, в декольте сунешь?

За коробками гоготнули.

— Ну… — растерялась Катя. — А можно сузить запрос?

— Попробуй.

— Мне нужны логи мелких зарядных станций в период с 18 сентября по 18 октября.

— По планете Земля?

— По Москве… и Подмосковью.

— Хорошо. Пожалуйста. Не вопрос. Для такой прекрасной леди — выдадим на блюдечке. Да, утка? Двенадцать тысяч долларов.

— Чего? Почему так дорого?

— Ну а как ты хотела, милая? Я ж не храню данные вот здесь, в офисе. Это всё запросы к нужным людям. Нужные люди бесплатно не работают. Данные надо чистить и куда-то складировать. А это опять-таки петабайты. Зарядные станции, которые ты называешь мелкими, по закону должны хранить логи за семью печатями. Мы эти печати-то сорвём… — Серёга сделал жест пальцем, как будто открыл пивную бутылку, и Катя заметила, что у него нестриженые, грязные ногти. — Но сама понимаешь.

Катя прикусила нижнюю губу, не зная, что сказать.

— Может, всё же партию на раздевание? — предложил Серёга. — Выиграешь — с меня данные бесплатно. Проиграешь — ну… расставаться с одеждой и на время — проще, чем с деньгами и навсегда.

Катя помотала головой.

Серёга вздохнул.

— А что, — спросил он, продолжая лапать Катю взглядом, — что ищем-то, сестрёночка?

— Потеряла механического котёнка, — сказала Катя.

— Ах да, — неожиданно легко согласился Серёга. — Эти игрушки. Дети к ним так привязываются. Так жалко, когда сбегают. Говорят, они умеют так мурчать и ласкаться, эти механические зверёныши, что дети потом без них просто не могут… Ну ладно. Номер-то у котёнка был?

Катя промолчала, раздумывая.

— Кейти! Кейти! Время — деньги, — поторопил её Серёга. — Мы с тебя не берём почасовую оплату. Но ты нас тоже пойми.

— Есть RMAC-адрес, — сказала Катя. — То есть номер контроллера батареи.

— Ага. Знаю-знаю, что такое RMAC-адрес, — сказал Серёга. В глазах дилера что-то поменялось. Он больше не облизывал Катю взглядом, а мелко двигал зрачками, будто изучал невидимый текст.

— Ага, — повторил он. — А в полицию ты не заявила, потому что?.. Ну хотя я понимаю. Кто будет искать котёнка? Смех.

Катя охотно кивнула. Серёга подумал и сказал:

— Так-так. Так-так. Вот что. Давай-ка ты нам адрес, мы этот адрес пробьём. Быстренько. Скажем тебе, где твой пушистик заряжался и когда. А дальше ты уже сама его лови. Зови пожарную бригаду снимать с дерева. Это уже не к нам.

— Сколько? — спросила Катя.

— А… да какие деньги? Это недорогой запрос. Было бы за что… ты ведь в Анданте работаешь? — уточнил он.

— Да, — кивнула Катя.

Серёга посмотрел на уточку. Уточка сказала:

Катя работает в АндантеСофт

Там семь этажей и прекрасный лофт

Там много полезный людей

Там нюхают кокс, но не нюхают клей

В один из прекрасных дней

Мы обратимся с запросом — к ней

— Умная уточка выдала все мои планы, — улыбнулся Серёга.

Катя улыбнулась в ответ. Ей стало спокойнее: из улыбки дилера исчезла сальность, а в голосе появились деловые нотки. Похоже, Катя смогла убедить его в том, что пришла по делу и сама чего-то стоит. Правда, Катя не смогла понять, в какой именно момент он перестал обращаться к ней как к кукле и начал говорить с ней как с партнёром. Надо было проанализировать диалог и в следующий раз начинать сразу с нужных слов.

— Короче, вот номер, — сказала Катя.

Серёга застучал по клавишам.

Катя отошла от здания на полкилометра и обернулась. Здание всё ещё смотрело на неё желтоватыми окнами, как будто это сам Серёга решил проследить за ней — куда Катя пойдёт и в какую станцию метро спустится. Катя выдохнула и остановилась. Достала планшет и ещё раз перечитала данные. Осталось всего ничего: превратить наборы цифр в координаты. Она пробежалась взглядом по столбикам: Посланник заряжался через определённые интервалы времени, каждые шесть дней. Катя прикинула следующую дату. Это было 20 октября, то есть… завтра!

Катя почувствовала зуд в ладонях. Она покрутила головой, перебежала дорогу, зашла в небольшой сквер, разметав жёлтые листья кроссовками, и села на лавочку. Вытерев вспотевшие ладони о джинсы, она стала выдёргивать строчки цифр из таблиц и отправлять запросы. Серийный номер контроллера батареи… Номер сессии зарядки… Номер заряжающего устройства… Номер заправки… Адрес заправки… Географические координаты.

На планшете открылась карта дальнего Подмосковья, на ней возникла уверенная синяя точка.

Вот здесь. Посланник приходит сюда.

Катя вскочила с лавочки и поспешила в метро. До Приюта было ехать полтора часа, и Катя раздумывала, как бы ей не свихнуться — грызть ногти? Тереть палец носовым платком? Сделать нечеловеческое усилие и почитать книжку?

Катя остановилась на бегу. Она не поедет в Приют. Нет, она должна выяснить всё сама. Прийти к ребятам с готовой разгадкой.

Потому что Катя в состоянии справиться без помощников.

Бабушка, сидящая на лавочке, явно удивилась, наблюдая за тем, как девушка вскакивает и мчится, придерживая слетающий берет, а потом замирает, будто ударившись о стеклянную стену, и вертит головой в раздумьях.

Катя позвонила Лёве:

— Лёва? Слушай, извини ради бога, но не могли бы мы перенести… э-э-э… свидание?

— Так это было свидание? Хорошо. Что-то случилось?

— Да, конечно. То есть нет.

— Понятно. То есть непонятно.

— Извини, ладно? В другой раз. Обязательно.

— Тебе чем-нибудь помочь? Я до чёрта всего умею. Могу примчаться и спеть под гитару. Стремительно переодеться в чужую одежду. А может даже… — Лёва понизил голос, — представиться чужим именем!

— Спасибо, — рассмеялась Катя. — Какой ты у меня храбрый.

Лёва зарычал.

— Пока. До скорого.

— Ну… пока… — сказал Лёва.

— Не смей приглашать другую девушку. Убью! — сказала Катя, оборвала связь и тут же набрала старшего брата.

— Ани-чан! Нет, ничего не случилось. Можешь завтра отвезти меня кое-куда?

Галя щёлкнула выключателем, и над столом загорелся светильник: в тёмном зале это было единственное пятно света. Тёмно-зелёное сукно бильярдного стола под яркой лампой казалось изумрудным.

— Вот так, — тихо сказала Сандра. — Сперва фиолетовый, потом зелёный, потом розовый, потом голубой, снова розовый…

Она раскладывала на столе карточки.

— …а потом серый.

— Кажется, всё же сперва был голубой, потом два розовых, — сказала Галя.

— Нет, — сказала Сандра после паузы. И спешно добавила, очевидно, осознав, что это прозвучало грубо:

— Извини, не могу согласиться. Моя память едва ли меня подводит.

— Но ведь… — Галя стала загибать пальцы, шевеля губами.

Сандра достала из кармана стопку карточек и стала перебирать. Одна карточка упала на пол, и Сандра нагнулась за ней. Когда она поднималась, то случайно заметила, как на фоне окна шевельнулся какой-то силуэт. Сандра вскрикнула от неожиданности:

— Кто? Чёрт! Подслушиваешь!

— Хм, — сказал Джо, вставая с кресла, на котором он сидел лицом к окну и спиной к столу. — Не далее как позавчера ты высказывала Кнопке, что, цитирую, маргинальная лексика — для маргинальных людей. Молодые, целеустремлённые люди не ходят в грязной одежде и не употребляют грязных слов. Грамотная речь — знак принадлежности к…

— Ты меня испугал, — нашлась, наконец, Сандра.

— Ну простите нижайше. Вы сами пришли. Я сидел тихо, никого не трогал…

— Вот именно! Нельзя было кашлянуть, обозначить своё присутствие?

Джо начал возражать, но его перебила Галя:

— Что ты вообще делаешь один, в темноте?

— Кино — это то, что возникает из темноты. Жизнь тоже. Каждый кадр — не более чем сочетание тьмы и света.

— Так зачем? — нахмурилась Галя.

— Я сижу в темноте, потому что хочу лучше узнать свет.

— По-моему, он сидел тут и придумывал эту фразу, — сказала Галя Сандре. Сандра кивнула и возмущённо всплеснула руками.

— А вы… — Джо вытянул шею, разглядывая цветные карточки, потом перевёл вопросительный взгляд на Сандру.

— Да, это так… — Сандра раздражённо махнула рукой.

— Не твоё д… Это не для тебя, — сказала сердито Галя.

— Девочковые дела. Мода. Платья, — пояснила Сандра. — Один цвет выходит из моды…

— Другой входит, — быстро добавила Галя.

— Ага. Да. Ясно, — сказал Джо, кивая. — Входит и выходит.

По нему не было понятно, с сарказмом он это сказал или в самом деле поверил.

— А что касается Кнопки, — Сандра упёрла руки в бока и чуть подвинулась в сторону Джо. — Она на тебя жаловалась. Ты опять…

— Библиотеку закрывают, — оборвал её Джо.

— Что? — тихо спросили обе девушки.

— Через две недели на три месяца. Ремонт.

— Но… — Сандра растерянно поводила карточками в воздухе.

— Боюсь, что сделать тут ничего нельзя. Это не решить деньгами, а связей у нас таких нет. Это огромная муниципальная машина. Да и как-то глупо. Я в принципе представляю себе, за какие рычаги и с какой силой можно дёрнуть, чтобы библиотеку, скажем, закрыли, а здание продали под ресторан, но давать взятку, чтобы в библиотеке отменили ремонт… это какая-то комедия абсурда.

Сандра надула губы, о чём-то думая. Галя смотрела куда-то внутрь себя.

— Но что же делать? — спросила Сандра.

— Следить за зданием. Думаю, новички всё же будут приходить туда. Хотя бы чтобы подёргать дверь. Я бы лично пришёл. Конечно, очки заранее скажут, что закрыто, но это тот случай, когда надо проверить. Значит, надо установить дежурство: можно стоять у двери, а можно сидеть в кафе напротив и смотреть.

Сандра медленно кивнула.

— Сидеть целыми днями в кафе, конечно, приятно, — сказала Галя с небольшой укоризной.

— Только не одной, — вздохнула Сандра. — Клеиться будут.

— Увы, я не смогу составить тебе компанию, — сказал Джо.

— Что-то случилось?

— Случилось. Отец хочет, чтобы я вошёл в совет директоров одной из его компаний. И это тут случай, когда… — Джо сделал неопределённый жест. — Это тот случай, когда я не могу сформулировать мысль до конца.

— А что там, что-то сложное? — спросила Галя. — Надо что-то делать?

— Да нет, не особенно. Сидеть, слушать, следить.

— А, то есть ты тут тренировался, — сказала Сандра.

Джо печально поморгал.

— Извини, — сказала Сандра. — Это странно. А никого нельзя нанять?

— Да как тебе объяснить… Это большие деньги, а с ними много возни. Ты думаешь, мы их просто держим в сейфе и раз в месяц пересчитываем? Есть, конечно, управляющие. Но возникает вопрос доверия. Недавно вот одного крупного менеджера посадили. Сперва в реку бросили, но он почему-то выплыл.

— А, читала в новостях, — сказала Галя. — Это ж ведь замминистра?

— Замминистра. И член совета. И глава фонда. И муж вице-мэра. И вор.

— То есть ты, если надо будет…

— Законы жанра. Мужчина, который не уделяет времени семье, никогда не будет настоящим мужчиной.

Сандра возмущённо набрала воздух в рот, но Джо опередил её:

— Это цитата из «Крёстного отца». Не надо мне зудеть про патриархат. Знаете, что ещё?

— Что ещё? — спросила Сандра на выдохе.

— Я… — Джо помолчал. — Мне… Галя… Галя!

— Да?

— Галя распускала слухи, что я покупал любовь за деньги.

— Стоп, я вообще-то… — жестяным голосом начала Галя.

— Так вот, это правда, — оборвал её Джо. — Я покупал любовь за деньги. Любовь — это эвфемизм. Это был хай-энд эскорт. Тоже, впрочем, эвфемизм. Это были проститутки. Но дорогие. И разборчивые: ещё непонятно, кто кого выбирает. Впрочем… мне всегда казалось, что нет большой разницы между проституткой, порноактрисой и обычной голливудской актрисой, которая снимается в обнажённых сценах. Где грань? Где принципиальная разница?

Сандра деликатно кашлянула.

— Так вот… Да. Одна из моих постоянных э-э-эм… спутниц вышла замуж. Я как-то… Нет, можно было ожидать. Но меня удивила эта будничность, с которой произошло то, что не должно было произойти. Она просто вышла замуж за одного из своих клиентов.

— А что, права не имела? — спросила Сандра.

— Имела, но… Нет, я никогда не относился к ним, как к говорящей мебели. Но другие относились — всегда. Эти девушки сами себе назначают цену и превращаются в товар. А теперь всё стало меняться: та, кого можно было купить, теперь не продаётся. А я продаюсь — за деньги. Ну или деньги покупают меня. Как ни крути, а теперь я надену костюм, галстук — и поеду в офис: за деньги. Ну или ради денег. Для отца, но ради денег. И…

— Ты видишь в этом руку Посланника, — сказала Галя почти без вопросительной интонации.

— Верно. Как если бы он мне сказал с первого раза, а я бы не понял. И теперь моя жизнь меняется, чтобы до меня дошло — но не словами, а эпизодами. Я ведь стал спорить с ним, когда мы беседовали. Как раз попросил его рассказать мне, где эта разница между порноактрисами и обычными актрисами. В моей картине мира всё было просто: вот деньги, вот камера, вот обнажённая грудь. А он… я не помню точно, но ответил, что не всё можно рассказать, но можно показать.

— А тебе не приходило в голову, — сказала Сандра, — что не всё в этом мире вращается вокруг тебя? Если девушка, пусть и бывшая работница секс-индустрии, вышла замуж, то она просто вышла замуж и начала новую жизнь, а не чтобы досадить лично тебе?

— Как будто одно исключает другое, — сказал Джо. — Слушай, я беседовал с ней. На свадьбе…

Галя поперхнулась, выпучила глаза, но промолчала. Джо проигнорировал её.

— Да, на свадьбе. И я, конечно, деликатно спросил её, как так получилось. И она рассказала, что это вышло случайно. Она и будущий муж, который бывший клиент, случайно встретились на улице, и был дождь, и ещё улицу перекрыли, потому что была автокатастрофа, и они оба задумались о том, что жизнь коротка, и они бы не пересеклись, но их обоих направил в обход робот. Наверное, один и тот же. Я сразу уточнил этот момент, и она сказала, что да — это странно: это был не полицейский и не инспектор, а хорошо одетый робот с зонтом в руке. Вежливый. И как-то он странно ещё сформулировал свою просьбу идти другой дорогой, как будто говорил не про уличное движение, а про всю жизнь разом. Ну вы понимаете.

Девушки кивнули: обе знали это странное ощущение, которое остаётся после общения с Посланником: ты не помнишь слов, но помнишь общий смысл — и даже толком не понимаешь, имел ли он в виду то, что сказал, или это ты себе вкладываешь во фразу то, что давно хочешь услышать.

— Так что моя жизнь меняется. Круг замыкается. Вторая серия. Я буду реже появляться в Приюте. Всё становится более и более драматичным. Вчера я мог сказать отцу, что не еду на кинофестиваль, потому что… ну что эти новые фильмы? Новые фильмы снимают те, у кого старые плохие. А сегодня я уже сам не еду на кинофестиваль, потому что не до того.

Джо скрестил руки за спиной и стал раскачиваться с носка на пятку.

— Так что кто-то из вас теперь за старшую, — добавил он.

Сандра вздохнула и поправила причёску.

— Не переживай, — сказала она сладким голосом. — Мы справимся.

— Конечно справитесь. Тем более что Галя — ответственный человек. Это у тебя одни платья на уме, — сказал Джо и быстро добавил:

— Здесь звучит закадровый смех.

— Н-да, — рассеянно сказала Сандра. — Слушай, откровенность за откровенность. Мы тут с Галей подумали, что, возможно, есть ещё один ключ. Помнишь, у Посланника платочек в нагрудном карманчике?

— Ну.

— Какого он цвета?

— Фиолетовый.

— Вот, все помнят. А ведь он каждый раз разный. Почти каждый из нас видел свой цвет. Только Сыр и Оди видели розовый.

— И что?

— Возможно, это символ.

— Что? Чушь какая-то.

— Не торопись, — сказала Галя. — Сам сказал, что Посланник не всегда говорит словами. С тобой он говорит одним языком, а с нами — понятным нам языком.

— Цветами?

— Да. В христианстве каждый цвет что-то символизирует. Фиолетовый — символ богатства.

— Ах вот как? — недоверчиво спросил Джо.

— Да, только в Новом Завете этот цвет упоминается девять раз. Цвет мантии Понтия Пилата, в которую солдаты одели Христа, чтобы посмеяться над ним, был фиолетовый. Подумай над этим.

— Вопрос в том, — добавила Сандра, — как увязать значения и порядок, в котором мы видели эти цвета. И что это значит.

— А что это вообще может значить?

— В последний раз платочек был синим, — сказала Галя. — Его видела Катя. Синий — цвет надежды. Значит ли, что нам сейчас нужна надежда? Ведь многие из нас начали отчаиваться. Надежда нужна. И если всё начнёт рушиться, — голос Гали стал твёрдым, она сжала руки в кулаки, — к нам придут на помощь. Посланник снова придёт к нам и спасёт.

— Хотелось бы надеяться, — буркнул Джо.

— Это не вопрос желаний, — отрезала Галя. — Ты и сам знаешь, что встретишь его ещё раз. И знаешь, что это будет скоро. И это будет испытанием. И надо быть готовым, нужно иметь про запас масло для лампад. Потому что много званых, но мало избранных.

Джо поднял руки, будто хотел закрыться от Гали.

— Я в целом согласна, — сказала Сандра. — Что-то назревает. Робот что-то задумал.

— Или его владелец, — вставил Джо. — Ладно-ладно, или он сам. Мы об этом спорили сто тысяч раз.

Все трое набрали воздуха в грудь и посмотрели друг на друга, но все поняли, что дальше говорить смысла нет: всё уже давно сказано. Джо кивнул, будто согласился с невысказанным, и пошёл спать.

Сандра провела пальцем по сукну бильярдного стола.

— Джо хитрец, — сказала она. — Он ведь понял, что мы что-то от него скрываем, и первым выложил карты, чтобы мы ему всё рассказали. Манипулятор.

— Не переживай, — сказала Галя. — Мы встретим Его, и всем нам будет немного стыдно. Но кому-то — больше, чем другим. Умом мы можем не понимать всего, что с нами происходит, но каждый из нас чувствует дорогу под ногами. Даже не видит её глазами. Куда бы мы ни шли, самое страшное — это неведение. Но от него Он нас спасёт.