Инвестиции в семью (СИ)

Глава 18

Эмилия

Самое сложное в моей нынешней роли — смотреть в глаза родителям Влада и улыбаться. Я всегда уважала свекровь и хорошо к ней относилась. В своё время она дала мне массу очень ценных советов и помогла интегрироваться в их семью. Я не чувствовала себя тут чужой, хотя поначалу казалось, что Розовские и Грозовы — с какой-то другой планеты и сделаны из совершенно другого теста.

А теперь я должна врать Людмиле Аркадьевне, и от этого на душе паршиво. Кажется, она видит меня насквозь и интуитивно чувствует, что мы её обманываем. Хочется под землю провалиться. Но я пытаюсь вживаться в свою роль.

Почему Влад не посвятил близких в свои планы — не знаю. Неужели боится, что они его как-то могут выдать? Что за странные тайны?

В истории с нашей женитьбой столько вопросов, что мозг от них готов взорваться. И сколько ни думаю, ответов на многие не нахожу. Приходится додумывать, но ничего не стыкуется.

Мы приезжаем в особняк Розовских на традиционный субботний ужин. Стол, как обычно, накрыт в зале. В интерьере большого помещения с панорамными окнами за четыре года ничего не поменялось. Всё та же демонстративная роскошь на грани вычурности. Я хоть и историк, но мне не нравится, когда в наши дни интерьер отделывают в стиле ампир. Изобилие золота режет глаза, оно кажется неуместным.

А светлая мебель в доме, где много детей, в любой момент рискует быть разукрашена в африканском стиле. Мой художник обожает рисовать на стенах. И сколько ни объясняю ему, что так делать нельзя, — как будто не понимает.

Интерьеры дома Грозова немного иные — в английском стиле. Когда-то особняк казался мне богатым и величественным, изобилие дерева создавало ощущение тепла и дорогого уюта. Но сейчас тёмные цвета давят на психику. Вероятно, Влад тоже не в восторге, поскольку затеял в доме капитальный ремонт. И пока до нашей части он не добрался, настенная живопись условно не запрещена.

Квартира, в которой мы с Владом раньше жили, не имеет ничего общего с этими особняками. Она отделана под хай-тек: много стекла и металла выглядит очень современно, но порой пугает своим холодом. Впрочем, именно этот стиль наиболее соответствует характеру Розовского, его прохладному высокомерию и железной безапелляционности. Не удивлюсь, если новый дизайн дома, доставшегося ему от деда, будет тоже в ультрасовременном ледяном стиле.

За семейным столом Розовских — родители и сёстры моего фиктивного супруга с мужьями. Их дети разбрелись по дому. Старшие где-то играют в приставку. До нас долетают лишь отголоски музыки и эмоциональные выкрики детворы. Няня с младшими ушла в детскую, чтобы они не мешали взрослым, и взяла с собой Жорика.

Сижу как на иголках. Волнуюсь из-за сына. Справится ли с ним неподготовленная няня? Одно дело — спокойные дочки старших сестёр Влада, и совсем другое — мой непоседа. Только бы он не нашёл где-нибудь фломастеры…

Чувствую себя не в своей тарелке — все взгляды направлены на меня, все разговоры — лишь о нашем воссоединении. В интонациях слышится неодобрение и даже возмущение. Они меня больше не принимают…

Можно даже подумать, что Влад женился на мне, чтобы позлить родственников. Кто знает, какими стали их отношения за четыре года?

— Влад, не понимаю, когда вы успели сойтись, если ты ещё месяц назад на юбилее у Карпенко был с Валерией? — ехидно удивляется Татьяна — самая старшая сестра. Она всегда меня недолюбливала и считала недостойной их семьи.

Я молчу. Муж тоже большую часть замечаний пропускает мимо ушей или отвечает малозначительными фразами. Ему виднее, как нужно общаться с роднёй. Я за годы развода от них отвыкла. Их настороженность понятна: они, вероятно, ожидали, что он приведёт домой Валерию, а тут я — как снег на голову. Ещё и с ребёнком. Когда мы только пришли, в сторону Жорика никто даже не посмотрел.

— Как твоя диссертация, Эмилия? — обращается ко мне свекровь, меняя тему разговора.

Отвечаю осторожно, чтобы не грузить присутствующих излишней информацией. Я — молодец, кто бы что ни говорил. Несмотря на уйму бытовых проблем в моей непростой жизни матери-одиночки, я успешно оканчиваю аспирантуру. Диссертация практически готова. Осталось совсем немного — и я смогу гордо именовать себя кандидатом исторических наук.

Людмила Аркадьевна одобрительно кивает, придавая мне уверенности. Но расслабиться и не чувствовать себя в этом доме инородным телом не получается. Былая лёгкость в общении между нами ушла безвозвратно.

— А как отец Георгия отнёсся к твоему браку? — следующий вопрос Людмилы Аркадьевны повергает меня в ступор.

— Мама, да какое это имеет значение? — Влад закипает и перехватывает инициативу. — Он был и останется отцом, я на его роль не претендую. Захочет общаться с ребёнком — никаких проблем, это его право. Не захочет — переживём. Возбухать начнёт — успокоим через суд.

Свекровь неодобрительно качает головой. Что ей не нравится — наличие у меня ребёнка или неожиданная резкость Влада?

Я заметила, что вопросы о моём сыне муж воспринимает как-то особенно болезненно и эмоционально. Жорик напоминает ему о моём предательстве? Наверное, все остальные присутствующие тоже очень недовольны его существованием.

Я только киваю, чтобы подтвердить слова мужа. Предпочитаю сократить своё участие в разговоре до минимума. Раньше я никогда не была многословной на этих семейных сборищах. И сейчас веду себя так же. Я тут всего лишь на работе, моя задача — правдоподобно играть назначенную роль. Мне не нужна их любовь…

Когда приносят горячее, из глубины дома раздаётся громкий детский плач. Вскакиваю. Я, как и любая мать, не могу спокойно реагировать на подобные звуки. Сердце сразу останавливается, ноги на автомате несут к источнику звука. Арина, вторая сестра Влада, вскакивает и бежит вслед за мной, за ней следует Татьяна и завершает процессию свекровь. Мужчины остаются в зале.

Пока бегу, в голове крутится одна мысль: плачет не мой ребёнок, значит, Жорик опять что-то натворил и кого-то обидел. Младшие племянницы Влада старше моего сына и крупнее. Но они — обычные спокойные девочки, любимицы нянь. Как говорится: “где поставил, там и взял”. Мой же не может усидеть на месте ни секунды. У него внутри будто вечный двигатель с мощным пропеллером, который заставляет малыша постоянно находиться в движении.

Даже во сне он куда-то бежит, никакие резинки не удерживают простыни — и к утру они собираются в сползший комок. Боюсь, что с кровати без бортиков Жорик падал бы по несколько раз за ночь.

Влетаю в детскую, на ходу оцениваю ситуацию. На полу разбросаны игрушки. Няня держит на руках плачущую дочку Арины, гладит её и попеременно то ласково обращается к ревущей подопечной, то ругает Жорика. Мой сын стоит неподалёку. Нахохлился, брови сошлись на переносице. Смотрит исподлобья и молчит. Вторая девочка сидит на полу с длинноволосой куклой и растерянно смотрит по сторонам.

Арина сразу бросается к дочери и кричит на няню:

— Зачем вы вообще этого с собой взяли? Разве по нему не видно, что он не умеет себя вести?

Что заставило её сделать такой вывод — не знаю. Жорик с первого момента, как мы переступили порог дома Розовских, был на удивление тихим и вёл себя вполне прилично. Это для него нехарактерно. С поведением в обществе у нас обычно проблемы. В детском саду ни дня без происшествий не проходит.

Как только малыш видит нас, сразу бросается ко мне и обхватывает бедро — прячется от всех и ищет защиту. Наклоняюсь и беру его на ручки. Он утыкается в меня лицом и всхлипывает.

Глядя на рыдающую малышку, могу лишь догадываться, что тут случилось. Няня оправдывается перед Ариной и Людмилой Аркадьевной:

— Мы спокойно играли. А мальчик вдруг начал отбирать у Дианки игрушку. Она не захотела отдать, это же её игрушка! Тогда он толкнул её, и она упала.

В подтверждение слов няни девочка начинает реветь с новой силой. Я мысленно пытаюсь визуализировать происшествие. Обычная ситуация в детском коллективе. Малыши нередко пытаются отобрать друг у друга игрушки и иногда толкаются при этом. Неприятно, но не критично.

Реакция пятилетней Дианы кажется куда более неадекватной, чем поведение моего трёхлетнего непоседы. Конечно, если девочка упала неудачно, то могла себе что-то повредить. Но пока никто не говорит, что у неё что-то болит. Она просто ревёт и не пытается обратить внимание на центр боли.

— Какого чёрта ты вообще его сюда притащила? — вмешивается Татьяна, обращаясь ко мне. — Неужели не понимаешь неуместность присутствия твоего ребёнка в нашем доме? Почему мы должны его тут терпеть?

У меня на руках — Жорик. Это обстоятельство существенно ограничивает меня в возможных реакциях. Да и о договоре с Владом приходится себе напомнить. Я не должна вступать в открытый конфликт с его семьёй. Но и молча глотать их гадости не намерена. Ладно, если бы их яд был направлен на меня. Но игнорировать нападки на сына я не собираюсь!

— Это не твой дом, — парирую спокойно, — и не тебе решать, кого мне приводить с собой.

Выдаю максимум, который могу себе позволить. Бросаю взгляд на свекровь, ожидая справедливой реакции и хоть какой-то поддержки, но она молчит, поджав губы, и демонстративно не вмешивается. Где Влад? Почему я должна одна отбиваться от его бешеной сестры?

Разворачиваюсь и направляюсь к выходу из комнаты. В дверях натыкаюсь на мужа.

— Я еду домой! — шиплю ему как можно тише. — И больше моей ноги в этом доме не будет, даже не вздумай просить! Я им не девочка для битья!

Пытаюсь пройти, но Розовский не даёт.

— Я не понял. Что здесь происходит? — спрашивает громко, обращаясь к матери и сёстрам.

Последние наперебой начинают пересказывать слова няни, приукрашивая их своими фантазиями.

Влад кривится — терпеть не может бабские разборки.

— И? В чём проблема? — перебивает эмоциональный поток визгов в сопровождении детского рёва.

— Он толкнул Дианку! — Арина выкрикивает свой главный аргумент.

— И? Твоя дочь на два года старше Георгия и на голову выше.

— Она ударилась! — поддерживает сестру Татьяна.

— Диана плачет! — вторит ей Арина.

— Твоя дочь ревёт всегда по поводу и без повода. Я сколько раз тебе говорил, что надо сводить её к неврологу или детскому психологу? Это абсолютно ненормально!

Муж защищает моего ребёнка? Или сводит какие-то счёты с сёстрами? Не понимаю.

Арина открывает рот, чтобы что-то ответить, но, видимо, не находит, что сказать. Свекровь так и стоит застывшей глыбой, не произнося ни слова.

— Как она упала? Что ударила? Что у неё болит? — Влад задаёт Арине вопросы, которые с самого начала волновали меня. — Галина Фёдоровна, на что она упала, чем ударилась? — обращается к няне.

— На попу, — блеет та растерянно.

— И? — Влад снова смотрит на Арину. — Случился конец света?

— Зачем ты вообще привёл этого ребёнка к нам? У тебя настолько плохи дела, что денег на няню не хватает? Или ни одна няня с этим дикарём не хочет оставаться? — плюётся ядом старшая сестра.

Я думала, она такая смелая только в отсутствие брата. Но видя, что свекровь не вмешивается, нагло прёт в атаку.

— За языком следи! — рявкает муж. — Мама, ты могла бы вмешаться, а не делать вид, что тебя это не касается. Вообще-то речь о моей семье! Мы уходим, — сообщает он свекрови. — В следующий раз перед нашим приходом проконтролируй, чтобы твои дочери сделали прививки от бешенства.

Он разворачивается, берёт меня под локоть и выводит из комнаты.

— Одевайтесь, я сейчас, — кидает мне, а сам возвращается в гостиную.

От волнения шумит в ушах, и я не слышу, о чём он говорит с отцом и зятьями. До меня доносятся лишь голоса и обрывки слов. Он там нас с Жориком защищает?

Поверить в это трудно. Впрочем, это часть нашего спектакля. Всё должно быть правдоподобно. Он вживается в роль любящего супруга, а потому вступается не только за жену, но и её ребёнка.

— Не дрейфь, прорвёмся, — говорит уверенно, возвращаясь ко мне. — Может, и к лучшему, что так всё случилось. Будет официальная отмазка бывать тут пореже.