Инвестиции в семью (СИ)

Глава 28

Эмилия

Увидев перед крыльцом Розовского, спотыкаюсь и чуть не падаю со ступенек. Благо, у мужа хорошая реакция: он делает бросок вперёд и подхватывает меня под локоть.

— Влад? Что ты тут делаешь? — испуганно спрашиваю, когда ко мне возвращается способность говорить. — Мы же договорились!

— Приехал в столицу по делам и решил заодно сходить с сыном в зоопарк, — отвечает спокойно, как будто я застала его на кухне за приготовлением кофе.

Дверь позади меня хлопает, по ступенькам спускается Филиппов и кивает мне.

— С кем ты собралась судиться, Мила? — Влад спрашивает немного напряжённо.

Ему не нравится, что я встречалась с адвокатом. Неужели надеется, что я как покорная овца позволю ему растоптать мою жизнь снова? Ну уж нет! Я бы и в прошлый раз боролась за свои права, но тогда чувство вины придавило меня и не давало головы поднять. Теперь я намного сильнее, чем та растерянная девчонка, и твёрдо знаю, за что борюсь.

Мысли мечутся. Если он ещё не понял, зачем я тут, то легко сложит дважды два. От него ничего не скроешь. Это — известная адвокатская контора. У них нет единого профиля, но ясно ведь, что меня интересует не уголовное право.

— Пока ни с кем. Стелю соломку, — пытаюсь уйти от ответа и одновременно сказать правду.

Справа со стороны парка к нам торопится Жорик в сопровождении няни и кричит:

— Папа-а-а! Ура-а-а!

Замираю. Сердце покалывает от ревности. Мой мальчик с лёгкостью простил отцу длительное отсутствие в его жизни и принимает так, будто тот был с ним рядом с самого рождения. Будто не я, а Розовский носил его по ночам на руках, когда у малыша резались зубки. Или когда он подхватил вирус и не мог нормально дышать из-за насморка. Будто не я с ним играла, гуляла, подстраивала свои дела под его режим дня… Не я всё это время его любила, в меру баловала, заботилась, защищала…

Влад делает несколько больших шагов навстречу ребёнку и подхватывает его на руки. Я всё никак не могу привыкнуть к мысли, что мне теперь придётся делить любовь и внимание сына с мужем пополам.

Как сказал Филиппов, у нас с Розовским — равные права. Но равные ли обязанности? Закон жесток и несправедлив…

Хотя, может быть, как раз наоборот. Он предостерегает обиженных супругов от глупых поступков и гарантирует детям наличие в их жизни обоих родителей. Если, конечно, один из них не подкупит суд и не отберёт ребёнка у другого, перетягивая одеяло на себя или пытаясь отомстить…

Влад полностью переключает внимание на сына, вопрос о моём визите к юристу теряет для него актуальность, и я отчасти выдыхаю с облегчением. Не знаю, как объяснить ему, зачем мне адвокат, ведь суда никакого пока нет. Да и договор, который он предложил подписать у нотариуса, как оказалось, вовсе не ущемляет мои права. По крайней мере, пока Розовский не сменит гнев на милость и не решит выкинуть какой-нибудь фортель. Однако от него можно ждать чего угодно в любой момент.

Немного успокаивает, что суды он не любит, а документ этот оспорить можно только в судебном порядке. Хотя…

С трудом торможу себя. Потому что дальше мысли пускаются по кругу, как кони в цирке на арене.

Настроение болтается где-то на уровне колен. Не так чтобы совсем по земле волочится, но и не такое приподнятое, как могло бы быть сегодня в отсутствие мужа.

Стараюсь не подавать вида и улыбаюсь, устраиваясь в микроавтобусе Влада. Он намеренно приехал на такой большой машине? Знал, что будет нас всех возить?

Розовский сегодня не в костюме, а в джинсах и светлом поло. Непривычно видеть его таким вне дома. Сколько помню, он всегда предпочитает строгий офисный стиль. Костюмы для него — как вторая кожа. Интересно, он уже сделал свои дела и успел переодеться? Или дела назначены на завтра?

В зоопарке Жорик подбрасывает дров в мои и без того не слишком радостные мысли. Половину пути он едет верхом на отце. Из его лексикона словно изъяли слово “мама”. Только и слышу: “папа то”, “папа это”, “папа, смотри скорее”… Галина тоже подмечает это и смотрит на меня с сочувствием, от чего становится ещё хуже. Ненавижу, когда меня жалеют!

Как мантру повторяю слова Филиппова, что я должна смириться. Но как же это непросто! Безумно обидно вот так, одним махом, из самого главного человека в жизни сына превратиться во второстепенного, уступив пальму первенства тому, кто в ответственный момент нас бессовестно предал и бросил на произвол судьбы. Более того, ещё и советовал избавиться от беременности…

Прогулка по зоопарку не приносит удовольствия. Я изо всех сил стараюсь улыбаться, постоянно фотографирую Жорика. И везде на снимках он непременно с отцом.

Я представляла себе сегодняшний день совсем иначе. Мы должны были провести его с сыном вдвоём, без участия Розовского, который по документам пока даже не является папой моего малыша.

Жду возвращения в номер с огромным нетерпением. Мечтаю, как уложу Жорика спать и заберусь под душ, смою с себя напряжение и дурные мысли этого бесконечного дня.

Влад провожает нас до самых дверей и не торопится уходить.

— Мила, поужинаешь со мной? — предлагает, когда я второй раз пытаюсь с ним попрощаться и намереваюсь закрыть дверь. — В здешнем ресторане по отзывам — хорошая кухня.

— Я заказала еду в номер, нужно Жорика накормить, — пытаюсь отказаться.

Не знаю, будут ли у меня силы и желание выходить куда-то через час, тем более с фиктивным мужем. Его стремление пустить пыль в глаза Вайнштейну переходит все разумные границы.

— Хорошо. Накормишь, уложишь спать и напиши мне, я за тобой зайду, — Влад и не думает отказываться от своих планов.

— Послушай, мне кажется, Роберт и так знает, что мы — семья. Хочешь, я прямо сейчас выложу в соцсеть твои фотографии с сыном в зоопарке? К чему ещё устраивать спектакль с ужином?

— При чём тут Роберт? — муж рычит недовольно. — Он меня сейчас волнует меньше всего.

Неужели хочет вернуться к разговору о моём посещении адвоката? Действительно, как я могла понадеяться, что он об этом уже забыл и не станет вытряхивать из меня душу?

— Хорошо, я напишу, когда освобожусь, — бурчу и захлопываю наконец перед его носом дверь.

Не хочу идти с Владом в ресторан. Я не готова обсуждать визит к адвокату. Надеялась сохранить его в тайне. Теперь нужно продумать, что и как говорить. Но хочется отложить это до завтра или вообще на неопределённый срок… Сейчас не до того.

Жорик, как обычно, от переизбытка эмоций и усталости хулиганит сверх меры. Ужинает плохо, капризничает. Практически голодный отправляется спать. Я всегда переживаю, когда у него пропадает аппетит. Но сегодня день настолько наполнен стрессом, что мои нервы уже ничего не берёт.

Ложусь рядом, читаю малышу книжку, пою несколько песен, на последней из которых он засыпает.

Вероятно, мне уже пора уведомить Влада, что освободилась и готова идти ужинать. Но что-то удерживает меня от этого. Сама не знаю, чего жду. Сижу в темноте, рассматриваю блики, бегающие по потолку.

Проходит не меньше получаса, когда я наконец приказываю себе подняться и начать собираться. Можно было бы, конечно, написать сообщение, что устала и засыпаю, но не хотелось бы обманывать. Да и конфликтовать не вижу смысла.

За стенкой Галина смотрит телевизор. Она не ушла к себе, осталась, чтобы присмотреть за Жориком, пока меня не будет. А ведь женщина тоже устала, могла бы пойти отдыхать. Но нет, Розовскому вожжа под хвост попала набивать желудок на ночь глядя…

Впрочем, при его телосложении потолстеть в ближайшее время ему не грозит.

Всматриваюсь в личико сына. Внутри поднимается едва уловимое беспокойство, природа которого необъяснима. Ищу повод остаться в номере?

Беззвучно достаю из шкафа платье, которое взяла на всякий случай, и переодеваюсь. Решаю всё-таки пойти ненадолго. Мне не нужны сейчас конфликты с мужем. Нам бы доиграть перед Робертом в семью, получить инвестиции для завода Розовского и разойтись потихоньку.

Правда, что будет дальше — уравнение со многими неизвестными. Как быть с Жориком, который за короткий срок успел привязаться к отцу?

Снова бросаю взгляд на сына. Он крутится, спит неспокойно. И что-то в его поведении мне не нравится. Дышит как-то необычно шумно. Трудно объяснить, что происходит. Я это улавливаю скорее на интуитивном уровне. Беспокойство начинает бить тревогу.

Осторожно касаюсь лба — не горячий ли? На ощупь в порядке. Но дыхание непривычно громкое. Как будто ему что-то мешает.

Всё происходит довольно быстро. Я не успеваю за событиями и плохо соображаю, что делать. Жорик начинает истерически плакать. Глаза расширены, будто он сильно напуган. Дышит очень шумно. И кажется, что каждый вдох даётся ему через силу.

Хватаю малыша на руки, начинаю тормошить. С ним что-то случилось? Или сон приснился? Сын не успокаивается, плачет всё сильнее. И я уже почти уверена, что у него проблема с дыханием.

— Галя! Га-а-ля! — кричу истерически. — Срочно! Скорую!

Наша няня — обычно весьма расторопная женщина, но по ощущениям сейчас действует очень медленно. Кое-как объясняем медикам, что происходит, получаем рекомендации, как действовать до приезда “скорой”, и ждём. Время тянется черепашьим шагом. Галя спускается предупредить администратора и попросить, чтобы сразу проводили врачей к нам в номер.

Пять минут, десять. Девушка с рецепции звонит спустя почти двадцать долгих минут после вызова и сообщает, что медики уже поднимаются.

Меня натуральным образом трясёт. У сына никогда раньше не было ничего подобного.

— Съел конфету, — спокойно объясняет мне врач, пока сестричка делает сыну укол. — А там была какая-то аллергическая дрянь. Тысяча детей тоже ела эти конфеты — и ничего. А у вашего сработала такая реакция. Медвежонок, которого постоянно рекламируют для детей, кстати, тоже нередко вызывает аллергию, вплоть до отёка гортани.

После укола Жорику становится полегче, и врач начинает заполнять бумаги. В разгар этого процесса в комнату врывается Влад. Я даже не слышала, как он стучал.

— Что? Что случилось? Мила!

Я не знаю, какими словами описать происходящее. Я всё ещё нахожусь в прострации. Врач отрывается от бумаг, поднимает голову и спрашивает:

— А вы, простите, кто? — и смотрит на меня, ожидая разрешения или запрета на разглашение конфиденциальных сведений.

— Я — отец Жоры, он — мой сын! — вываливает Влад вместе со шквалом эмоций.

Я киваю, подтверждая его слова, и врач терпеливо объясняет мужу версию об аллергической реакции на какие-то сладости.

Словно в подтверждение её слов в комнату входит Галина с горстью конфетных обёрток.

— Думаю, я знаю, что Жорик съел, — говорит врачу. — Тут вазочка с местными конфетами стоит, но теперь там осталось меньше половины. Похоже, кто-то к ней основательно приложился.

А вот и причина, почему сын отказался от ужина — он успел полакомиться сладким до этого.

Врач даёт рекомендации, предлагает поехать с ними в больницу. Влад поддерживает её предложение, а я встаю на дыбы и отказываюсь категорически. Ещё не хватало ребёнка везти в рассадник вирусов и прочей заразы.

Жорик засыпает, дыхание выравнивается. Убедившись, что всё в порядке, врачи покидают нас. А я не могу отойти от ребёнка, тревожно вслушиваясь в движение воздуха возле его рта. У меня начинается паранойя.

— Испугалась? — Влад подходит сзади. Чувствую затылком его дыхание.

— Ужасно… Это просто кошмар какой-то. А если бы они опоздали?

— Не думай об этом. Врач сказала, что у детей так бывает, нужно тщательнее следить, что он в рот тянет, — тихо говорит, и я наконец замечаю, что его руки лежат на моих плечах. А сам он стоит сзади настолько близко, что мы соприкасаемся множеством точек одновременно.

Нужно как-то отреагировать, оттолкнуть, напомнить, что он не должен распускать руки. Но реакции заторможены. И мне так нужно сейчас ощущать чью-то поддержку, что сама не знаю, чего хочу больше…