— Нет. То есть не совсем. Ну…
Я сегодня целый день торможу. Всё получается шиворот-навыворот, невпопад. Сам себя не узнаю. Не помню, чтобы что-то когда-нибудь раньше выбивало меня из колеи так же сильно.
— А я испугалась, что что-то случилось, — тараторит Мила, подхватывая сына на руки и сканируя быстрым взглядом. — Куда мы едем? Что нужно делать? — поправляет на плече лямки чехла со штативом и портфеля с ноутбуком.
Забираю у неё всё это. В сумме весит прилично.
— Ничего особенного. Пойдём куда-нибудь втроём погуляем. Ты голодная? Мы с Георгием уже перекусили.
— Вижу, — Мила рассматривает жирное пятно. — Хорошая была футболочка.
— Недоглядел, — признаю свою вину. — Нет у меня опыта кормления детей.
Мила хмыкает и закатывает глаза. Спасибо, что не комментирует. Сестрицы наверняка отвесили бы мне пару “комплиментов”.
Мы садимся в машину и едем в парк. К вечеру жара спала, гулять очень комфортно. Жора тянет нас к яркому детскому городку. Там батут, бассейн с шариками и ещё какие-то развлечения. За малышами присматривают воспитатели, а мы с Милой устраиваемся в открытом кафе по соседству, краем глаза посматривая за играми детей.
Мы с ней впервые сидим вдвоём и никуда не торопимся. Меня переполняют волнение и эмоции. Хочется о многом её расспросить. Но придётся объяснять причину заинтересованности, а я пока не готов делиться своими переживаниями и сомнениями.
Сижу как на иголках. Попробуй расслабиться, когда все мысли об одном…
Завтра я получу ответ: да или нет. Если “нет”, то будет обидно. Но с этой горечью я живу уже четыре года, я к ней привык. Никакой катастрофы не случится.
А если “да”? Что я буду делать в этом случае? Как дышать? Что говорить? Как смотреть Миле в глаза и оправдываться? Как вообще жить, чувствуя себя последним мерзавцем?
Не хочу думать об этом заранее, гоню из головы разные “если”. Буду решать проблемы по мере возникновения. Здесь и сейчас пытаюсь расслабить пружину, накрепко стянувшую внутренности.
— Где-то в кустах сидят журналисты? — спрашивает Мила шёпотом, слегка кося глазами то в одну сторону, то в другую. — Что я должна делать? Как себя вести?
— Нет никого. С чего ты взяла? По крайней мере, я о них не знаю, — отвечаю так же шёпотом. — Мы просто проводим время вместе. Как настоящая семья.
— Да? Но зачем?
Ей даже в голову не приходит, что в нашей жизни могут быть не только показательные выступления. И это неприятно царапает. Между нами — будто гигантская пропасть, которая отравляет даже фиктивные отношения.
— Расскажи, чем ты занимаешься в архиве, — завожу беседу на нейтральную тему с прицелом на упоминание о Вайнштейне и их договорённостях.
— Ищу документы. Кому-то просто какой-то факт нужно подтвердить, например, для консульства доказать национальность. Кто-то интересуется генеалогией и копает вглубь веков и поколений. Иногда обращаются историки и краеведы из других городов или даже стран с просьбой подобрать первоисточники для исследования…
— Генеалогия сейчас действительно популярна? Слышал, некоторые очень увлечены ею.
— Да… Мы уже достаточно побыли “Иванами, родства не помнящими”. Теперь люди хотят знать своих предков, где и как они жили, чем занимались. Причём не только у нас в стране — бум по всему миру не стихает уже лет двадцать.
— Прибыльное дело?
— Относительно. Конечно, известные специалисты за крупные заказы получают очень большие суммы. Но таких профессионалов — единицы. Я пока работаю на репутацию, в основном по мелочам. Но бывают задания поденежнее и поинтереснее.
Мила увлечённо рассказывает забавные кейсы из своей практики. Глаза горят, на губах — улыбка. Очень красивая — не оторваться. Когда-то мне казалось, что мы с ней — навсегда. Даже представить не мог, что мы так глупо разойдёмся…
— Он приедет через две недели, — наконец-то упоминает Вайнштейна. — Такой необычный человек! Мы несколько раз общались по скайпу. Его интересует всё-всё. Вплоть до того, сколько стоили продукты в разные годы сто пятьдесят — двести лет назад, и как звали резника на рынке. Ух, как глубоко и тщательно он хочет забраться в историю своей семьи! И не только семьи, а целого города, прочувствовать его тогдашнюю атмосферу. Потрясающе интересный заказ. Я немного волнуюсь, смогу ли оправдать его ожидания…
— Уверен, что ты справишься. Кто, если не ты?
— Скажешь тоже…
Мы проводим вечер втроём. Это отчасти спасает мои нервные клетки от стресса, вызванного ожиданием. Около девяти звонит Ростислав и сообщает, что результаты готовы, утром можно забирать.
— И что там? Рост, не томи, — спрашиваю нетерпеливо.
Нервничаю так, что слышу, как сердце качает бегущую по венам кровь.
— Не знаю. Конфиденциальность, Влад, означает, что ответ знает только один человек — лаборант. Ни я, ни кто-то другой не в курсе. Всё, как ты хотел. Ты получишь запечатанный конверт, сам его вскроешь и прочитаешь.
— Чёрт… Я до утра изведусь… Кажется, никогда так не волновался, — делюсь с другом грызущими меня эмоциями.
— Так что, встречать тебя завтра в холле с успокоительными каплями и чемоданчиком реаниматолога? — подтрунивает. — Вдруг тебя удар хватит?
— Рост… — рычу. — Прекращай прикалываться.
В семь часов, как только открывается лаборатория, спешу к окошку выдачи результатов. Сердце стучит о рёбра, будто взбесившийся пёс.
Для моей семьи дети имеют особое значение. Рождение наследников было для меня всю жизнь обязательным и не менее бесспорным, чем аксиомы геометрии. И когда у нас с Милой не вышло, как ни отмахивался, вынужден был признать свою ущербность. Четыре года прожил с этой уверенностью. А теперь… Земля с небом рискуют поменяться местами.
Дойти до машины не хватает выдержки. Вскрываю конверт прямо в холле. Руки реально дрожат, как у старика. Быть или не быть? Как пережить этот миг и не сойти с ума, не умереть от разрыва сердца?
Пробегаю глазами лист бумаги в поисках вердикта.
Вероятность отцовства — девяносто девять и девять десятых процента.
Девяносто девять… Это почти сто. Я знаю, что так пишут в случаях, когда ответ — “да”…
Вот он — момент истины, я держу в руках сертификат моей мужской состоятельности.
И мне бы радоваться. Но почему так больно и душно?
Кислород заканчивается. Расслабляю воротник, но не помогает. Поднимаю глаза и растерянно обвожу взглядом помещение.
Стресс. Бессонная ночь. И много-много разных мыслей и эмоций…
У меня есть сын. После четырёх лет разрушающей уверенности, что это невозможно…
Наверное, я уже несколько дней об этом знал. С того момента, как поговорил с Майоровым, интуитивно готовился. Но всё равно испытываю шок.
Сквозь туман слышу голос Ростислава:
— Влад, ты сдурел? Ты же мужик, а не барышня впечатлительная!
— Рост, отвали, я в порядке, — друг машет перед моим лицом конвертом, разгоняя воздух.
Сижу на диване. Хорошо, что он оказался под боком. Я, конечно, не собирался падать. Присел, потому что чувствовать опору под пятой точкой приятнее, чем качающийся пол под ногами.
Ростислав устраивается рядом. Берёт меня за руку, проверяя частоту пульса.
— Вижу я, в каком ты порядке. Так расчувствовался, что чуть в обморок не грохнулся? — откровенно потешается надо мной.
— В какой ещё обморок? Я просто ночью не спал, — ищу оправдание своей неожиданной слабости. — Ну и переволновался. А ты бы не дёргался на моём месте?
— Я бы на твоём месте не оказался, — заявляет самоуверенно. — И что там у тебя? — кивает на листок с результатами. — Таки да или таки нет? Празднуем или оплакиваем?
— Ростислав Иванович, всё хорошо? — к нам подходит медсестра. — Помощь не нужна?
— Софочка, я как раз пытаюсь выяснить у человека, нести ему дефибриллятор или коньяк.
— Девушка, не слушайте его. У меня всё в порядке, — заверяю я, окончательно придя в себя.
Медсестра одаривает нас с Ростом обаятельной улыбкой и уходит.
— Прикинь, у меня есть сын… Ему уже три года, — говорю потрясённо. — А я даже не подозревал.
— Бывает. Так ты рад или как? — спрашивает осторожно, уже не смеётся.
— Я офигенно счастлив. Но чё-ё-ёрт… Как теперь разгребать всё? Я столько дичи наворотил, — запускаю пятерню в волосы и качаю головой.
Я готов расцеловать весь мир. Но совершенно не представляю, как сообщить новость Миле. Даже думать боюсь, как она отреагирует.
Мне ужасно стыдно перед ней.
Что бы у нас ни случилось в прошлом, я не имел права так с ней и ребёнком поступать. Облажался на сто процентов по всем пунктам, предал её с сыном. И как быть?
Друг уходит работать, а я отправляюсь завтракать. Рано утром так нервничал, что даже кофе влить в себя не смог. Теперь же аппетит внутри ревёт зверюгой.
И это хорошо. Потому что ехать в офис не хочется. Нужно посидеть спокойно и всё обдумать. Раз за разом прокручиваю развод и события, которые ему предшествовали. Я отвратителен сам себе. Пытаюсь найти хоть какую-то зацепку для оправдания. Тщетно!
Нужны какие-то особые слова, чтобы добиться благосклонности Милы. Чтобы она перестала смотреть на меня как на врага. Чтобы простила и подпустила к ребёнку, помогла мне стать Георгию не фиктивным, а самым настоящим отцом.
Но в голову ничего не лезет. Там сплошной кисель из тягучей эйфории. У меня есть сын! К этой мысли очень непросто привыкнуть.
Краем глаза обращаю внимание на двух девушек, которые входят в кафе и устраиваются через столик от меня. Лера! Поначалу она меня не видит, а когда замечает, приветливо улыбается и машет рукой.
После её возвращения мы виделись лишь однажды. Я сообщил, что сошёлся с женой и вынужден разорвать наши отношения. Подарил ей на память то самое кольцо с булыжником, которое покупал, собираясь делать предложение. Получилось суховато, она наверняка обиделась, но вида не подала. И теперь ведёт себя, будто мы с ней друзья. Золотая женщина.
Пока размышляю о ней, Лера зачем-то решает всё испортить, встаёт и подходит ко мне.
— Привет! — улыбается, сверкая бриллиантом в зубе.
Меня передёргивает. Дурацкая мода, напоминающая отвратительные золотые зубы, которые в прошлом веке считались символом достатка.
— Здравствуй, Валерия, — отвечаю почти официально.
— Какой ты стал зану-у-удный со своей заучкой, — тянет недовольно. — Недаром говорят: с кем поведёшься, от того и наберёшься.
— Прекрати паясничать.
У меня нет настроения общаться с ней, тем более обсуждать мою жену.
— Как жизнь? Это ты с женой? — Лера садится напротив и протягивает мне телефон, где на экране открыто наше вчерашнее фото с Милой и Жорой. Я опубликовал его у себя в соцсети минут десять назад.
— Да, с женой и нашим сыном, — делаю акцент на слове “нашим”.
— У тебя есть сын? — удивляется Лера. — Или это её сын?
— Наш общий, — кажется, губы сейчас потрескаются от улыбки. Давно так широко не улыбался, отвык. Но как сдержаться, если меня разрывает от гордости и счастья?
— Вау… Не знала, что у тебя есть отпрыск.
Наконец официант приносит девушкам их заказ, и я остаюсь один. Допиваю кофе. Спорю, что они там перемывают мне кости.
Не удивлюсь, если к завтрашнему дню все в городе будут знать, что Георгий — мой сын. Очень удачно вышло с нашей неожиданной встречей.
Предположения оказываются верны, всё происходит даже быстрее. После обеда Рита входит в кабинет и спрашивает:
— Владлен Романович, это правда?
Я увлечён проверкой расчётов, которые мне принес ещё вчера финансовый директор, и не сразу понимаю, что она имеет в виду.
— Что именно?
— Сын Эмилии — действительно ваш? Или вы решили разыграть отцовство на публику? Мы этого не обсуждали…
— Мой, Рита. Только сегодня утром забрал результаты теста ДНК, — приходится признаться как на духу.
— Вот как? Тогда меняем концепцию. Что ж вы так затянули? Времени-то осталось как кот наплакал.
— Вот так, — отвечаю и перевожу глаза на экран. Хочу закончить поскорее и поехать домой. Мне предстоит непростой разговор с женой, а я пока так и не придумал ни одной эффектной фразы…