Инвестиции в семью (СИ)

Глава 19

Владлен

Вынужден признать, что ситуация с браком вышла из-под контроля. Мой план дал сбой там, где я на все сто процентов был уверен в успехе. Моя семья не только не поддержала меня, но и отказалась принимать наше воссоединение.

А ведь раньше они одобряли мой выбор и переживали только из-за отсутствия у нас потомства. Но теперь очевидно, что проблема была во мне, и, скорее всего, то же самое было бы с любой другой женщиной.

Возможно, стоило посвятить родных в бизнес-план — тогда они отнеслись бы к появлению Милы лояльнее. Но отец был против. Чем меньше людей знает правду, тем выше доверие к браку. Хотя нестыковки бросаются в глаза.

Татьяна права: месяц назад я ещё ходил на публичные мероприятия с Лерой, а теперь вдруг возобновил отношения с бывшей женой, ещё и с ходу расписался. Выглядит подозрительно, даже на брак по залёту не тянет по своей стремительности. Пиарщики мне разработали правдоподобную легенду, но у меня до сих пор не было времени просмотреть её внимательно. Пока изучил только тезисно, потому и не нашёл достаточно аргументов, чтобы парировать нападки сестры. Сам виноват.

Мы отъехали от родителей уже довольно далеко, а на Миле всё ещё лица нет. Сидит бледная, наклонившись к ребёнку, и что-то ему шепчет.

Нормальный пацан, хоть и не мой. Наблюдал за ним. Не орёт, не скандалит, не ноет непрерывно, как Дианка. Активный, всё время при деле. Где-то что-то ковыряет, в каждую дыру нос суёт. Конечно, глаз да глаз за ним нужен, потому что мелкий ещё и не понимает, что можно, а что нельзя. Через пару лет надо бы его на футбол отдать или какое-нибудь восточное единоборство, чтобы пустить избыток энергии в правильное русло.

Наблюдаю за Милой в зеркало заднего вида. Нехорошо сегодня получилось. Были некоторые опасения, что мои будут не в восторге от её повторного появления в моей жизни из-за внебрачного ребёнка. Но не ожидал, что сёстры закатят истерику и наговорят лишнего, а мать предпочтёт не вмешиваться, хотя обычно ей хватает мудрости легко ставить зарвавшихся детей на место и гасить конфликты.

Я был о них всех лучшего мнения. Неприятно. И стыдно перед Милой. Я не хочу, чтобы её обижали. Замужество для любой женщины — это, в первую очередь, поддержка и защита. Грош цена мужчине, который не может обеспечить этого своей жене.

Пусть Мила — фиктивная жена, но она не заслужила таких несправедливых нападок. Да и на мальчишку набросились явно понапрасну. Раздули из мухи слона. Я в детстве тоже у сестёр частенько игрушки отбирал и лез в драку, когда они упрямились и не хотели со мной делиться.

Сегодняшний конфликт ещё раз напомнил о необходимости поговорить с непорядочным папашей Георгия. Вдруг где-то случайно всплывёт, что у ребёнка в свидетельстве о рождении не записан отец. Будет лишний повод для грязных сплетен. А мне хотелось бы такого сценария избежать.

Как Мила и предполагала, Дмитрий уехал из города. По информации от Риты, он вернулся на их родину, живёт по месту прописки и ни от кого не прячется. Правда, номер телефона всё-таки сменил.

Выбираюсь к нему с визитом не сразу, а лишь когда приезд Вайнштейна маячит на горизонте почти критически. Хочется сделать для Милы что-то существенное, чтобы расположить её к себе. Это должно стать дополнительным стимулом безукоризненно отыграть в нашем спектакле.

Два часа в пути — и я поднимаюсь на лифте на седьмой этаж типовой девятиэтажки. Заранее не звоню по телефону, чтобы не спугнуть.

Будний день. За окном вечер. Если он работает в офисе по стандартному графику, то уже должен вернуться домой.

Расчёт оказывается верным. Двери почти сразу открывает сам Майоров.

Мы виделись лишь однажды в течение нескольких минут, но он не пытается сделать вид, что не узнал меня. На лице отображается удивление, но не страх.

Прошло четыре года. Но перед глазами так и стоит убийственная сцена — этот полуголый кобель и моя обнажённая жена на смятой постели в гостиничном номере со следами их недавних утех на животе.

— Чем обязан? — спрашивает Дмитрий вместо приветствия.

— Поговорить надо, — отвечаю коротко.

— Это моя территория, — предупреждает, вспоминая последствия моей несдержанности. Кажется, в тот раз я сломал ему нос. — С вами опасно разговаривать.

Закипаю. Он ещё смеет что-то вякать! Попользовался женщиной и бросил её беременную, сына на себя не записал и алименты не платит. Что за мужик?

Кулаки зудят. Но я отдаю себе отчёт, что поначалу должен попытаться решить вопрос словами. Тем более что он прав — распускать руки на его территории глупо. Моя задача — не наказать его, а заставить выполнить обязательства перед Милой и своим ребёнком.

Впрочем, если мои слова не помогут, то придётся обращаться в суд. И там он точно не отвертится.

— Просто разговор. Я спокоен, — вру, но мысленно обещаю себе сдерживаться.

Хозяин открывает пошире дверь и впускает меня внутрь. Проходим в гостиную, присаживаемся в кресла. Начинать не тороплюсь. Осматриваюсь. Чисто. Просто, но со вкусом и довольно современно. Парень явно не бедствует.

— Я вас слушаю, — подгоняет меня Дмитрий.

— Речь — об Эмилии и вашем с ней ребёнке…

— Стоп, — сразу перебивает. — Я уже Миле говорил. И вам повторю: этот ребёнок — не мой. Это исключено, он не может быть моим.

Говорит уверенно. Смотрит прямо на меня. Сбивает с толку. Я ожидал, что Майоров начнёт юлить и изворачиваться. И вроде бы именно так он себя и ведёт, но слишком уж нагло. Будто у него есть неоспоримое доказательство правоты.

— Ты делал тест ДНК? — называю единственное, что может свидетельствовать о том, что он не врёт.

— Нет, тест не делал. Какой смысл тратить такие деньги, если я точно знаю, что не могу быть отцом этого ребёнка?

— Точно знаешь? И откуда такая уверенность? — пытаюсь понять, блефует ли. Если врёт, то весьма убедительно.

— У меня с ней ничего не было. Ничего. Не было, — повторяет дважды почти по слогам. — Так что если ребёнок не от вас, то ищите кого-то третьего, — пожимает плечами и смотрит высокомерно.

Мне хочется его придушить и сделать с ним что-то ужасное. Но я поклялся себе не драться. Сдерживаюсь с трудом.

— Я, может быть, придурок, но точно не насильник, — продолжает. — Она была в отключке. А спать с бабой без сознания — и удовольствия никакого, и чревато статьёй… И непонятно, какая хуже.

Козлина. Если и обманывает, то очень правдоподобно…

— Не ври, — говорю излишне эмоционально. — На ней были следы…

— Ловкость рук и никакого мошенничества, — говорит он с усмешкой и имитирует характерные пошлые движения. — Не обломилось развлечься с красивой тёлкой, так хоть помечтать…

Желание врезать ему множится в геометрической прогрессии.

— На что ты рассчитывал, когда в гостиницу её тащил? Разве не видел, в каком она была состоянии?

— Я думал, Мила под холодным душем протрезвеет. Но увы. Она вырубилась, как только вошла в номер. И душ ей не помог.

Прокручиваю в голове его слова, представляю, как это происходило. Неправдоподобно. Слишком невероятно и бессмысленно.

Майоров настаивает, а я не могу поверить. Вот хоть режьте меня — не могу.

— А Эмилия знает, что у вас ничего не было? Может подтвердить твои слова?

Она ни разу не сказала мне об этом. Наоборот, всем своим видом демонстрировала чувство вины.

Когда я пришёл к ним в номер, она так крепко спала, что даже не проснулась. Но о чём это говорит? А ни о чём. Она могла уснуть после, утомившись…

— Вряд ли, — Дмитрий качает головой.

— Когда она тебе сообщила о беременности и вы обсуждали тест ДНК, ты ей назвал другую причину отказа! Почему не сказал тогда, что ничего не было?

Не верю. Не сходится. Бред какой-то.

— Не хотел её разубеждать. Нравилось думать, что мы переспали. Она так забавно стеснялась этого.

Вот теперь глаза забегали.

Поведение резко меняется. Он начинает юлить. Но как ни пытаюсь понять, что меня смущает, не могу ухватить чёткую мысль.

Если это правда, что у них ничего не было, то кто отец Георгия?

От кого, чёрт побери, Мила забеременела?

По спине течёт ледяной пот. Не понимаю, холодно мне или жарко.

— Послушайте. Столько времени прошло. Опомнились! Если она родила этого ребёнка, то давайте сделаем анализ ДНК и закроем вопрос раз и навсегда, — добивает меня Дмитрий. — Я на следующей неделе буду по делам в вашем городе. Выберите лабораторию, которой доверяете.

Даже так? А что помешало сделать это четыре года назад?

Воздуха не хватает. Скомканно прощаюсь и выскакиваю на улицу.

— Владлен Романович, у вас всё в порядке? — подбегает мой водитель, заметив, что я останавливаюсь в нескольких метрах от подъезда и пытаюсь расслабить галстук.

— Да-да. Сейчас, минутку и поедем…

Мне нехорошо.

Иногда, докопавшись до правды, хочется закопать ее обратно.

А если Майоров не врёт? Если у них действительно ничего не было?

Если анализ покажет, что Георгий — не его сын?

Служба безопасности тогда проверила все контакты Милы. Другого кандидата не нашли.

Что это значит?

Что, чёрт возьми, это значит?

Устраиваюсь на заднем сиденье и прикрываю глаза.

Нужно подумать.

Но думать неожиданно оказывается больно. Будто черепную коробку вскрыли и трут наждачкой мозг.

А если я ошибся? Ведь теоретически была вероятность, что… Нет, я даже себе не могу озвучить это предположение.

Потому что если вдруг… Если вдруг окажется, что сработали эти ничтожные доли процента, то…

— Миша, прибавь кондиционер, — прошу водителя. — Жарко сегодня.

Он послушно нажимает кнопки на панели. Но я не чувствую облегчения. Мне кажется, что климат-контроль сломался и вместо прохлады обдувает меня раскалённым воздухом. Кислород из салона исчезает.

Не выдерживаю. Опускаю стекло. Но становится только хуже…

Что, если четыре года назад я совершил роковую ошибку, отказавшись делать тест?

Если у Милы с этим упырём ничего не было, то моя ничтожная вероятность разрастается до неимоверных размеров и грозит придавить чувством вины, паникой и животным страхом, что это может оказаться правдой…

Она меня не простит…

Я сам себя не прощу. Никогда и ни за что.

Возвращаемся поздно. Заходить в дом не спешу. Зачем-то огибаю здание и всматриваюсь в окна. Что надеюсь там увидеть?

В детской темно. Естественно, мальчик уже спит. У Милы в щель между портьерами пробивается свет от ночника.

У меня нет для неё слов.

У меня нет к ней ни вопросов, ни ответов.

У меня нет сил смотреть ей в глаза.

И я даже не уверен, что виновен. Но впервые допускаю мысль, что могу быть…

И что мне делать, если вдруг окажется, что это правда?

Как жить дальше?

Войдя в дом, направляюсь к комнате Милы. Стою в коридоре и не могу решиться постучать в двери.

Будто возвращаюсь на восемь лет назад. Чувствую себя тем мальчишкой, который не знал, как пригласить самую красивую девушку компании на свидание, и до смерти боялся услышать отказ.

Наконец собираюсь с духом и стучу.

— Мила, поужинай со мной, — прошу, как только дверь приоткрывается.

— Влад, ты на часы смотрел? Я не ем среди ночи!

— Тогда просто посиди со мной…

Что я творю? Зачем мне это нужно? Не знаю…

Но твёрдая земля стремительно превращается в зыбучие пески.

Мне страшно…