Глупо искать поддержки у женщины, которую когда-то предал. Даже если до этого она предала меня.
Не могу справиться с ощущением тотального одиночества. И ужаса от ошибки, которую, возможно, совершил.
Панически боюсь, что, если вдруг подтвердится моё новое предположение, Земля сойдёт со своей оси и перестанет вращаться вокруг Солнца.
Наступит конец света.
— Тогда просто посиди со мной…
Я нуждаюсь в ней. Остро. Сейчас.
Потому что никто, кроме Милы, не способен понять, что я чувствую. Да я и сам толком не понимаю. Но болит внутри так, что хочется волком выть и сдирать с себя кожу.
— Уже поздно, завтра рано вставать, — отказывает.
У меня нет аргументов, чтобы её упросить.
Жена готова сопровождать меня на пафосных приёмах, ослепляя всех своей красотой и поражая эрудицией. Ей хватает выдержки и достоинства чуть высокомерно улыбаться сплетницам, которые перемывают нам кости за спиной. Но она не согласна уделить хоть немного времени лично мне.
Потому что этого пункта в нашем договоре нет.
Она ненавидит меня.
Она согласилась на моё предложение только потому, что оказалась загнанной в угол. А я этим воспользовался. И это она мне тоже не простит.
Мы навсегда — по разные стороны баррикад.
Я хочу знать правду. Я должен узнать правду. И, наверное, я её уже знаю, но панически боюсь.
Боюсь самого себя. Боюсь остаться с собой наедине.
Страшно, что я ничего не могу изменить.
Около полуночи набираю Ростислава — одного из немногих близких друзей, оставшихся у меня с юности.
— Рост, нужен совет и помощь специалиста, — говорю приглушённо в трубку.
— Кто заболел и что случилось? — у врача, естественно, всё крутится вокруг болезней.
— Типун тебе на язык, я не об этом. Просто дело деликатное, — запинаюсь на мгновение, подбирая наиболее чёткие слова. — Сугубо между нами.
Он не болтлив. По крайней мере, ни разу не был пойман на сплетнях и разглашении тайн. А я сейчас — будто под микроскопом. Кто знает, откуда старик черпает сведения о партнёрах перед заключением контрактов?
— Я сошёлся со своей бывшей женой, — говорю как есть, это — не секретная информация.
— Серьёзно? Мне Никитос недавно сказал, а я не поверил. Вы ж нехорошо разошлись, насколько помню.
— Да, не очень красиво тогда получилось. Но вопрос в другом. В общем, у неё есть ребёнок, и я хочу сделать тест на отцовство, — наконец осмеливаюсь озвучить.
Я не обсуждал такую возможность ни с Ритой, ни с пиарщиками. Всех убедил, что Георгий — точно не мой сын, и вопросы отпали. Но даже если мне скажут, что ребёнок сейчас не вписывается в их концепцию, я просто пошлю всех к чёрту.
— Прикольно… Что так, подозреваешь, что она тебя надула? — говорит ехидно. — Я-то думал, у безопасников твоего деда нюх как у доберманов, и они обо всех всё знают.
Я, естественно, злюсь. Эти дурацкие подколы сейчас неуместны.
— Просто хочу проверить, — уже немного жалею, что обратился к нему. Недаром люди предпочитают обращаться за помощью анонимно. — Я тебе не для того позвонил, чтобы развлекать сплетнями.
— Не психуй, Влад. Я ж не идиот, понимаю, что всякое бывает, — становится серьёзным.
— Раз понимаешь… Можешь помочь организовать этот анализ? Но только так, чтобы ни она, ни кто-нибудь другой ничего не узнали, — озвучиваю главное требование. — Анонимно или как-нибудь ещё по-тихому — неважно. Стоимость — не вопрос. Я уже в зависимости от результата потом подумаю, как Миле преподнести.
— Что у вас за отношения такие, что доверие на нуле? — справедливо удивляется.
Но не рассказывать же ему о том, что брак наш — фиктивный…
— Рост, не начинай. Я к тебе как к другу…
— Молчу. Сделаю всё, не волнуйся. Скину в мессенджер инструкцию. Готов поиграть в детектива?
Да легко… Я сейчас, как канатоходец без страховки высоко над площадью с толпой визжащих зрителей внизу. Стоит чуть усилиться ветру или оступиться — сорвусь и разобьюсь на мелкие части на глазах у всех.
Операция по добыванию биоматериала для теста проходит успешно. Утром встречаюсь с другом и передаю ему всё согласно инструкции. Дальше остаётся только ждать…
Целый день отвлекаюсь от работы и раз за разом возвращаюсь к фотографиям Георгия на странице Милы в соцсети. Он определённо не похож ни на неё, ни на меня, ни на этого дятла. Был ли кто-то третий?
Впрочем, дети вовсе не обязаны походить на родителей. Тем более когда они ещё малыши. Может, сходство проявится, когда мальчик станет постарше?
Я помню, что незадолго до беременности Мила проходила очередное лечение, я оплачивал счёт из клиники. Запомнил, потому что это случилось вскоре после того, как Ирка заявила, что ждёт от меня ребёнка.
Может, как раз это лечение сработало? Ведь беременность наступила как раз после него.
Чёрт… Вероятность, что я к этому причастен, всё-таки существовала. Почему я отмахнулся от этой мысли? Из-за Иркиного вранья, которое легко вскрылось, когда я потащил её на УЗИ? Перемкнуло…
Надо было сделать тест… Недаром говорят, что лучше сделать и пожалеть, чем потом жалеть о несделанном.
Повёл себя как истеричный подросток.
После обеда выключаю компьютер. Глупо пялиться в цифры, если голова забита совсем другими мыслями.
— Вы сегодня ещё вернётесь? — интересуется Рита, когда я выхожу и закрываю кабинет.
— Нет. У меня передоз от работы, нужно проветрить мозг и немного переключиться.
Помощница не спорит. Но вижу на её лице непонимание. Она — робот. Подозреваю, даже не знает, что такое усталость. Это очень удобно мне, как её начальнику. Но нужно уметь перевоплощаться в живого человека — с эмоциями, чувствами и даже ПМС.
Торможу машину возле детского сада, в который недавно перевели Георгия. Я тут ни разу не был. Поднимаюсь в группу, следуя забавным указателям. Стучусь.
— Вы что-то хотели? — приветливо спрашивает воспитательница.
— Я пришёл за ребёнком.
— А вы, простите, кто? — всё так же улыбается.
— Владлен Романович Розовский, — представляюсь без задней мысли.
Возникает заминка. Девушка достаёт из шкафчика журнал, листает его.
— Прошу прощения, но вы, видимо, ошиблись группой. У нас нет вашего малыша.
— Простите. У него другая фамилия, — спохватываюсь, понимая, в чём дело. — Ковтун, Георгий Ковтун.
— Но здесь у меня написано, что у Жоры нет отца, — виновато произносит воспитательница.
— Я и не говорил, что он — мой сын. Он — сын моей жены. Сейчас, — листаю телефон в поисках фотографии свидетельства о браке. — Вот, смотрите.
Девушка внимательно изучает свидетельство, сверяет со своим журналом.
— Эмилия меня не предупредила, что вы придёте забирать, — оправдывается.
Я психую, хотя разделяю и даже одобряю её подозрительность — воспитатель не может отдать ребёнка постороннему человеку. На эмоциях заранее не подумал об этом. Привык, что везде мне идут навстречу.
— Директор в курсе, кто я, можете у неё уточнить, — предлагаю решение.
Надеюсь, что у них сохраняется информация о тех, кто вносит платежи, и она разрешит мне забрать ребёнка.
Девушка облегчённо вздыхает, снова улыбается, набирает номер по внутреннему телефону и спрашивает обо мне у начальства. Видимо, получает “добро”.
В этот момент дверь напротив входа открывается, оттуда появляется заспанный лохматый Жора и говорит:
— Анапална, я писать хочу.
Воспитательница вскакивает и бежит к малышу.
— Влад? А где моя мама? — удивлённо спрашивает ребёнок, заметив меня.
Пялюсь на него, будто вижу впервые.
Боже… Это может быть мой сын. Охватывает странная дрожь. Я — взрослый мужик, всегда считал себя стрессоустойчивым. Но ситуация с этим мальчиком сбивает меня с ног.
— Мама ещё на работе. Поедем за ней вместе? — говорю аккуратно, стараясь скрыть эмоции.
— Владлен Романович, подождите пару минут, сейчас я его одену, — тараторит девушка, уводя ребёнка в санузел.
Нервничаю. Приходится признать: я боюсь этого малыша. Понятия не имею, как с ним обращаться. Я всегда интуитивно избегал контактов с детьми, даже племянники меня напрягали. И теперь рискую оказаться беспомощным, оставшись один на один с ребёнком.
Георгий выходит из группы и направляется к одному из шкафчиков. Деловито вытаскивает сандалики и переобувается. Липучки застёгивает криво, но самостоятельно.
Хорошо, что сейчас лето и не нужно надевать ему комбинезон. Я однажды с ужасом наблюдал, как приятель упаковывал сына в нечто, больше напоминающее костюм космонавта, чем человеческую одежду.
Не сразу ориентируюсь, что малыша нужно взять за руку, чтобы спуститься по лестнице со второго этажа. Его ладошка маленькая, мягкая и тёплая. Сжимаю, и будто касаюсь оголённых проводов. Ток бьёт напрямую в сердце.
Это может быть мой сын…
Сын, от которого я добровольно отказался и сделал слишком много, чтобы не быть его отцом.
И если окажется, что четыре года назад я жестоко ошибся, то не представляю, как с этим дальше жить и возможно ли что-то исправить.
Приезжаем к архиву очень рано, рабочий день ещё не окончен, а Мила сказала, что у неё сегодня много работы. С опозданием вспоминаю, что я забрал Жору до полдника, и он, вероятно, проголодался. Но чем кормят обычно детей в это время? Если бы я знал…
Устраиваемся в кафе напротив входа. Занимаем столик возле окна, превращая его в наблюдательный пункт.
— Девушка, что у вас есть для ребёнка? — спрашиваю официантку в надежде на её подсказки.
Девушка пытается меня спрашивать о предпочтениях Георгия, и я ничего не могу ей ответить, чувствуя себя полным профаном.
— Я поняла… Воскресный папа? — натянуто улыбается. — Что ж вы у мамы не спросили, что любит ваш малыш?
Я ожидаемо закипаю и злюсь, потому что это ни черта не её дело. И она, вероятно, считывает мои эмоции и тут же исправляется:
— Могу предложить вам вареники с вишней. Сытно, и обычно дети их любят.
— Будешь вареники? — спрашиваю у Георгия, и он с серьёзным выражением лица кивает.
Я соглашаюсь и на всякий случай заказываю себе то же самое. Вспоминаю, что мама так делает, когда внуки отказываются есть. Дети, видя, что взрослые едят такую же еду, опустошают свою тарелку гораздо охотнее.
Аппетит у мальчика хороший. Он без уговоров съедает почти всю порцию. Но постоянно спрашивает, когда же придёт мама. Его можно понять. Я для него — чужой человек. Возможно, он даже побаивается меня. Это немного задевает и усиливает напряжение.
Я нервничаю в ожидании звонка Ростислава. Он обещал набрать мне вечером и сообщить о готовности результатов. И как прожить так долго в ожидании приговора?
Когда в тарелке остаётся всего несколько вареников, Георгий роняет один из них на себя. На яркой оранжевой футболке появляется не менее яркое жирное пятно.
Вскакиваю, кручусь вокруг малыша, пытаясь оттереть следы, но ничего не выходит. Ребёнок пугается моей активности и почему-то начинает реветь. Меня ощутимо потряхивает. Если бы я был маленьким, то всплакнул бы вместе с ним. Неумело докармливаю мальчика и чуть не пропускаю момент, когда Мила появляется на улице.
Подхватываю Жорика и выскакиваю к ней. Мы движемся параллельно друг другу по разные стороны улицы с интенсивным движением. Эмилия торопится, оказывается на переходе раньше нас и перебегает улицу.
— Что? Что случилось? — спрашивает испуганно.
Я даже не сразу понимаю её реакцию на наше появление.
— Нормально всё. Я решил забрать Георгия из сада и встретить тебя, — говорю с ноткой гордости.
Мне было непросто, но я справился.
— А-а-а. Я поняла… Это часть спектакля? Нас кто-то должен увидеть всех вместе?