Инвестиции в семью (СИ)

Глава 23

Владлен

Я догадывался, что Мила обижена и вряд ли быстро меня простит. Но надеялся, что она позволит наверстать упущенное и стать полноценным отцом нашему сыну. В конце концов, это ведь в интересах ребёнка — любому малышу нужен папа, а тем более такому активному, как Георгий. Да и ей необходима финансовая и прочая поддержка с моей стороны.

Знаю, что задолжал им четыре года, но не отказываюсь от своего долга и готов компенсировать по максимуму! Вот только Мила всячески показывает, что ей это неинтересно.

Почему она столь категорична?

Хочется напомнить упрямице, что отец и мать имеют на ребёнка одинаковые права. Но пока по документам я сыну — никто, а поэтому ни на чём не настаиваю — только прошу и ищу компромисс.

— Мила, с заключением теста ДНК я могу в два счёта установить отцовство через суд, — говорю аккуратно, давая понять, что и без неё легко внесу правки в свидетельство о рождении.

Противостояние в нашей ситуации — не выход. Я должен искать с ней общий язык, должен искупить свою вину, как бы пафосно это ни звучало.

Мила реагирует на упоминание о суде довольно агрессивно. Зря я это ляпнул, конечно. Нужно следить за языком…

— Дослушай меня, пожалуйста, — продолжаю, игнорируя её недовольство. — Я не буду действовать через твою голову. Я понимаю, что у тебя есть все основания проклинать меня и обижаться. Я поступил с тобой как мудак. Но искренне хочу загладить вину перед Георгием и перед тобой.

Не могу понять, о чём она думает и что чувствует. Меня болезненно задевает, что Мила так агрессивно реагирует, при этом не высказывая никаких претензий или требований. Любой человек может совершить ошибку, и даже убийцам после тюрьмы даётся право начать новую жизнь. Неужели у меня нет шанса реабилитироваться?

— Ты понимаешь, что есть ошибки, которые исправить невозможно? — твердит уже не первый раз.

Мила слишком эмоциональна, всегда была такой. Я чувствую по реакциям, что внутри неё извергается вулкан. А такие вопросы должны решаться с холодным расчётом. Только как её остудить?

Мне нужен чёткий план действий. Знаю, что ничего без согласования с Милой делать нельзя, иначе будет только хуже. А как что-то согласовать, если она ушла в глухую оборону и закрылась от меня? Я бы дал ей время, чтобы успокоилась и на свежую голову обдумала сложившуюся ситуацию. Но времени нет — впереди визит Вайнштейна, уже совсем близко.

Устраивать разборки при старике — не вариант, это похоронит все мои усилия по созданию семейной идиллии. А тянуть с формальным и фактическим признанием отцовства в ожидании его отъезда у меня не хватит никакого терпения.

Я уже сейчас хочу объявить сыну, что я — его отец. Хочу проводить с ним время. Хочу, чтобы он называл меня папой. Хочу привести его к родителям как своего наследника!

Но реальность такова, что всё это зависит от Милы. Я сам подложил свинью своим хотелкам. Всё могло сложиться иначе, не будь я четыре года назад таким упрямым и истеричным…

— Мила, Георгию — всего три года. Впереди у него ещё много лет, когда он будет нуждаться в отце. Пусть прошлое я не могу изменить, но в настоящем и будущем я хочу быть с ним рядом, — не умею красиво говорить и не знаю, есть ли шанс достучаться до неё.

— Я не отдам тебе сына! — она отвечает неожиданно резко. — Даже не надейся! Чтобы забрать его, тебе придётся меня убить!

До меня даже не сразу доходит смысл её слов.

— Забрать? — растерянно переспрашиваю.

— Думаешь, я не понимаю, к чему ты клонишь? — напирает агрессивно.

Если до этого я не знал, как реабилитироваться за прошлое, то теперь, оказывается, мне нужно отбиваться и за будущее. За грехи, которые не совершал и о которых даже не помышлял. Но Мила и их уже повесила на меня.

— Чёрт! — вырывается помимо воли. Остальные слова где-то теряются.

С такого ракурса моё отцовство и отношения с Георгием я не рассматривал. Я пока вообще не слишком задумывался о будущем, максимально сконцентрировавшись на том, чтобы как-то оправдаться за прошлое и выстроить настоящее.

Жена смотрит воинствующим взглядом. Тигрица, готовая перегрызть глотку любому, кто посмеет позариться на её детёныша. Как донести до неё, что я им — не враг?

Вопреки здравому смыслу я пялюсь на неё с восторгом. Самая красивая женщина из всех, кого я знаю. И её эмоциональность — это не недостаток, а жирный плюс. Мила никогда не была бесчувственным бревном ни в постели, ни в быту. Настоящая женщина, почти идеальная. Иногда, конечно, её эмоции бьют через край и даже по голове, как сейчас. Но это нереально заводит…

Мысли утекают в какое-то неправильное русло, приходится себя тормозить.

— Я не знаю, что ты себе придумала, но забирать у тебя ребёнка я не собираюсь.

Она пытается что-то горячо возразить, но я сразу перебиваю.

— Я посоветуюсь с юристом, как можно обезопасить вас с Георгием от меня, — готов пообещать ей сейчас всё что угодно. — Думаю, он предложит какое-то решение. Должно существовать что-то вроде брачного контракта, где чётко прописываются права и обязанности сторон.

— Я тебе не верю! — Мила продолжает стоять на своём. — Тебе ничего не стоит подделать документы. Мы это уже проходили с датой развода. Как я после этого могу доверять каким-то договорам с тобой?

Понимаю её настороженность. Она ждёт от меня подставу, и я сам в этом виноват. Но я же сейчас стараюсь делать для неё и сына всё, что в моих силах!

— У меня и в мыслях нет тебя обманывать, — стараюсь звучать примирительно. — Понятия не имею, как тебе это доказать, но я попытаюсь.

Мила молчит. Какой бы эмоциональной она ни была, думать она тоже умеет. Правда, не всегда сразу включает мозг.

Продолжать разговор нет смысла. Жена не только обижена на меня за прошлое, но и накрутила себя наперёд, как будто заранее знает, какие преступления против неё я планирую.

Я сказал ей всё, что мог. Какие могу ей дать гарантии? Я бы с радостью, но не понимаю, как убедить её поверить.

Отвожу её в архив и отправляюсь в офис. Настроение абсолютно не рабочее. Чётко фиксирую мысль, что новость о ребёнке затмила собой всё.

Разговариваю с юристами, прошу найти мне специалиста по семейному праву. Я уверен, что в рамках закона можно прописать какое-то соглашение между мной и Милой, которое, с одной стороны, обезопасит её от меня, а с другой — гарантирует соблюдение моего права быть отцом.

В обеденный перерыв мне неожиданно звонит Майоров.

— Я в городе. Если что, завтра я готов сдать анализ.

Сейчас только его не хватало. Первая мысль: отказаться и положить трубку. Ведь этот вопрос больше не актуален. Но…

Другие вопросы к нему никуда не делись. Они отошли на второй план, но когда вспоминаю о них — не нахожу себе места.

Что случилось с Милой в тот вечер? Как получилось, что она вырубилась после одного коктейля? Ещё и говорит, что состояние было странное и необычное. Ей подсыпали в коктейль какую-то дрянь? Или кто-то подливал спиртное в сок?

Я читал их переписку в мессенджере. Этот Майоров возник из ниоткуда и начал буквально бомбить Милу сообщениями и предложениями провести время вместе. Разве будет себя так вести адекватный мужчина, который знает, что женщина замужем?

Я уже не говорю, что я — не лох какой-то, которым она не дорожила. Ведь говорила, что любила. И лечение проходила, потому что знала, что я хочу ребёнка. И даже истерику не устроила, когда Ирка ей начала присылать какую-то ересь. Не было в её сообщениях этому козлу какого-то обнадёживающего флирта. Наоборот — она его отчасти морозила. Значит, не собиралась разводиться даже несмотря на мою измену?

Так какого лешего этот урод прицепился к ней как банный лист? На самоубийцу он совсем не похож. Да и на тупого — тоже. Вариант с пылкой влюблённостью не проходит — иначе не свалил бы, когда мы развелись, а продолжал штурмовать. Надеялся доить меня через Милу? Тоже не похоже. Всё очень подозрительно…

И ведь именно он был инициатором той встречи выпускников.

Нутром чую: что-то там нечисто… А потому предлагаю Майорову встретиться вечером и поговорить. Сейчас это совершенно некстати. Но мне почему-то кровь из носу нужно узнать, что тогда на самом деле произошло и как Мила оказалась у него в постели.

Он слишком уверенно себя ведёт. Так, как будто между ними действительно ничего не было. И вместе с тем юлит, будто что-то скрывает.

— Что за дрянь ты подсыпал моей жене в тот вечер? — задаю сразу вопрос в лоб, чтобы не отплясывать вокруг Майорова ритуальные танцы. — И с какой целью?

Мы сидим в кафе, поэтому никаких агрессивных действий я предпринимать не собираюсь. Но напряжённо наблюдаю за реакцией.

И мне кажется, что вопрос ему совсем не нравится. Настолько, что это отображается на его лице.

— Я ничего не подсыпал! — отказывается довольно истерично, подтверждая мои подозрения.

— Не ты? А кто подсыпал? Что именно? И, главное, зачем? — продолжаю напирать.

Он ожидаемо не признаётся. А мне нечем его прижать, у меня нет ни компромата, ни каких-то рычагов давления. Рита уверена, что святых людей не бывает и на каждого можно нарыть приличный список грехов. Но не хотелось бы посвящать посторонних в эту грязь.

Пытаюсь с ним договориться. Деньги, мелкий шантаж, обращение к совести — всё постепенно идёт в ход. А потом он допускает ошибку, проговаривается, и я вспоминаю, что не давало мне покоя…

Я много раз прокручивал нашу беседу при прошлой встрече. И смысл одной фразы никак не мог уловить:

— А спать с бабой без сознания — и удовольствия никакого, и чревато статьёй… И непонятно, какая хуже.

— Какая статья тебе грозила, и кто тебя от неё отмазал? — слова срываются с языка ещё до того, как мысль окончательно формируется в голове.

— Откуда? Откуда вы знаете? — спрашивает он удивлённо.

— Ты сам в прошлый раз сказал, — отчасти блефую, — что тебе грозила статья. И что неизвестно, какая была хуже — за изнасилование или… Что ты там натворил?

Смотрю на него в упор. Сомнений нет — я попал в цель. Но он какое-то время ещё сопротивляется.

— Прошло всего четыре года. Поднять архивы — плёвое дело. Как бы тщательно ни отмазывали, следы наверняка остались. Мои ищейки найдут. Если срок давности не истёк, пойдёшь под суд, — пугаю. — Или… Альтернативно — ты можешь дать мне информацию, которая интересна мне, и я забуду о тебе.

— Шантажируете? Пытаетесь мой долг перекупить? А только шиш с маслом вам. Я тоже не пальцем сделан, я всё уже сам выяснил. Развели меня как лоха. Мужик тот выжил! Ну, повалялся в больничке некоторое время. Но жив-здоров, даже не на инвалидности. Так что ничего вы мне не предъявите, — говорит эмоционально.

— То есть ты… что-то сделал мужчине. Сбил на машине? — смотрю на него, считывая реакции. — И тебе сказали, что ты его убил. Предложили спрятать тело, а взамен попросили… Что тебя попросили? Соблазнить мою жену?

— Не совсем. Я сбил его на пешеходном переходе. Телефон зазвонил, я отвлёкся. Люди там были. Его увезли в больничку, якобы без сознания, при смерти и всё такое. Мне помогли машину тихо отрихтовать. Ну и дело как висяк оформили, — оправдывается. — Но пугали, что мужик типа в любой момент умрёт, надо дорогостоящее лечение, они его финансировали. А я тогда на мели был, да и перепугался страшно.

— Кто?

— Не знаю. Баба какая-то расфуфыренная. На бэхе понтовой, но не последней модели. Снежаной представилась.

Я напряжён как струна. Не знаю никаких Снежан. Но имя может быть вымышленным, да и дама может быть кем угодно.

Слишком затратное дело — подстроить аварию, профинансировать лечение… Ради чего? Хотя… авария могла быть случайностью, а женщина воспользовалась ею.

— Что попросила взамен?

— Она откуда-то знала, что Мила была в школе влюблена в меня. Попросила её обаять и соблазнить. Причём так, чтобы вы об этом обязательно узнали. Втирала, что первая любовь живёт вечно, она не могла меня забыть и бла-бла-бла. Вот только Мила на меня не клюнула. А в целом всё вышло правдоподобно, вы поверили. Да и она сама не догадалась, что у нас ничего не было. В общем, свою часть сделки я выполнил и свалил из этого города подальше. Затаился, дышать боялся. Даже в церковь ходил. А потом узнал, что мужик-то жив остался, выписался. Могли, конечно, мне что-то впаять за аварию, но явно ничего критичного. Так что мне уже нечего предъявить.

“Чтобы вы об этом обязательно узнали”. Кто-то разыграл наш развод как по нотам. Но кому и зачем так сильно понадобилось развести меня с Милой?