Джулия, благодарно вздыхая, опустилась в ванну, от которой шёл пар. День был долгим и утомительным. К счастью, Таунсенды успели значительно обновить Хартли-Мэнор с тех пор, как Чарльз выиграл его в карты. И большая ванна, стоящая за ширмой в углу их спальни являлась как раз одним из нововведений, привносящих комфорт в повседневную жизнь в поместье.
Вернувшись в коттедж, Джулия занялась плечом Маккензи – промыла и перевязала рану. К окончанию этой процедуры успели вернуться Дженни и Молли. Воссоединение женщин сопровождалось искренними объятиями и потоками слез. Хотя Дженни и была рада видеть свою наставницу живой и невредимой, Джулия заметила, что её ученица уже вполне справляется с обязанностями повитухи. Что ж, Дженни Уотсон принесет немало пользы жителям Хартли.
После слезного прощания Джулия и её сопровождающие отправились в поместье. Таунсенды вернулись домой лишь сегодня утром. Чарльз Таунсенд уже хотел было послать сообщение о похищении Джулии герцогу и герцогине Эштон, но тут прибыл Рендалл, заверивший всю семью, что с Джулией все обстоит хорошо.
Большая часть дня прошла в обсуждениях открывшегося высокого происхождения Джулии и вопиюще поспешного недавнего брака. Сара Таунсенд, сестра-близняшка Марии, сочла случившееся удивительно романтичной историей. Джулия же надеялась, что этой девушке никогда не выпадет «счастье» испытать подобное «романтическое приключение».
Пока Джулия принимала ванну, Рендалл и Маккензи вместе с Чарльзом Таунсендом отправились в Хартли, чтобы уладить дело с убийством одного из преследователей Джулии. Она же сама размышляла над тем, кто именно из мужчин застрелил этого негодяя, однако пришла к заключению, что лучше всего ей остаться в неведении. Оба они были солдатами. И оба сделали всё, что было в их силах.
Удастся ли ей теперь вернуться к обычной жизни? Она надеялась, что её муж прав, полагая, что граф Давентри отзовёт своих псов, узнав о женитьбе Рендалла на Джулии. Она не перенесет, если ей и дальше предстоит жить, опасаясь насилия. И тем более понимая, что взбешенный Давентри может причинить вред кому-либо ещё.
Она закрыла глаза, наслаждаясь ароматом лавандового масла, добавленного в горячую воду. Должно быть, даже задремала, так как вздрогнула и проснулась, когда дверь спальни неожиданно открылась.
– Джулия? – послышался голос Рендалла.
Хотя ванна и была скрыта за ширмой, Джулия почувствовала неловкость из-за того, что находится обнаженной в одной комнате с супругом. Она поспешно выбралась из ванны, стараясь не намочить ковер.
– Я слишком долго наслаждалась горячей водой, – сказала она, потянувшись за полотенцем.
Раздался звон стекла.
– Не торопись, – ответил Рендалл. – Таунсенд предложил мне принять ванну в его гардеробной, так что я уже успел помыться.
Ночная рубашка и халат Джулии были перекинуты через ширму, она торопливо оделась и вышла, на ходу вынимая шпильки из волос. Рендалл сидел в одном из кресел с подголовником. После ванны он надел брюки, но застегивать наглухо рубашку не стал. Его светлые волосы потемнели от влаги, он казался расслабленным, счастливым и преступно красивым.
– Похоже, ты уже и забыл о недавней схватке с убийцами. Не то, что я, – язвительно заметила она.
– Как и в большинстве случаев, всё дело в практике, – он указал на стол между креслами, где стояли бокал бренди и дымящаяся чашка.
– Я принёс бренди, а также какое-то варево, которое, по словам кухарки, тебе понравится. Думаю, это горячее молоко с пряностями и каким-то алкоголем.
– Горячий поссет[31] Марии, – догадалась Джулия, предвкушая удовольствие. Взяв с туалетного столика щетку для волос, она села в кресло напротив Рендалла. – Как это мило со стороны миссис Бекетт проявить такую заботу. Бабушка научила Марию готовить всяческие домашние лекарства, и это одно из них. Очень вкусно и помогает расслабиться после тяжелого дня. Тебе оно тоже не помешало бы.
Он с сомнением поморщился, глядя, как Джулия немного отхлебнула из чашки:
– Как-нибудь в другой раз.
Она отставила напиток и взялась за щетку, собираясь привести в порядок мокрые волосы.
– Что там насчет убийства человека Крокетта, могут возникнуть какие-нибудь неприятности?
– Таунсенд полагает, что показаний двух респектабельных джентльменов и всеми уважаемой леди: тебя, меня и Маккензи, – вполне достаточно, чтобы посчитать это убийство правомерным, – улыбнулся Рендалл. – Хотя назвать Мака респектабельным можно лишь с огромной натяжкой.
– Ты подтруниваешь над ним, однако доверяешь, – задумчиво проговорила Джулия. – Сегодня он прекрасно за мной присматривал.
– Я знал, что он поступит именно так. У него чутье, когда дело касается чего-то важного, – Рендалл нахмурился, наблюдая за тем, как Джулия расчесывает волосы. – До сих пор мне не попадались красивые женщины, столь же упорно избегающие зеркал, как ты.
Она застыла, всё внутри неё сжалось. Прошло несколько мгновений прежде, чем она сумела ответить:
– Я некрасива. И поэтому... предпочитаю избегать зеркал.
– Но, Джулия, ты же красавица, – спокойно возразил Рендалл. – Знаю, многие месяцы тебе пришлось скрываться, но теперь-то необходимость в этом отпала.
Она крепко сжала щетку, опустив её на колени.
– С той ночи в Эдинбурге я пытаюсь свыкнуться с собственным уродством. Но это... займет некоторое время.
– Ты не уродлива, – решительно заявил Рендалл. – Да, на твоем прекрасном теле имеются шрамы, но чтобы быть красивой необязательно быть идеальной, а ведь эти шрамы даже не видны.
– Но сама я про них забыть не могу и чувствую себя обезображенной, – Джулия с трудом выдавила из себя признание, желая, чтобы муж поскорее сменил тему и больше никогда к ней не возвращался.
Она услышала, как он глотнул бренди.
– Мне очень жаль, что ты считаешь меня уродливым, – сказал Рендалл. – Я надеялся, что в твоих глазах я обладаю хоть какой-то презентабельностью.
Джулия вскинула на него удивленный взгляд.
– Что за чепуху ты несешь? Ты же классически красив. Настолько, что это даже лишает присутствия духа. И ты не можешь не знать об этом.
– Но ведь ты считаешь, что шрамы означают уродство, значит, я, должно быть, просто отвратителен, – спокойно возразил он. – Ты уже видела увечья на моём правом боку и ноге, и они не единственные. – Он встал и стянул рубашку через голову, обнажая торс. – Сомневаюсь, чтобы тебе попадались мужчины с таким же количеством шрамов, как у меня.
Она зачарованно смотрела, как он повернулся, чтобы показать ей спину, а потом снова обернулся лицом к ней. Его широкие плечи, крепкое мускулистое тело и тонкая талия были прекрасны, – но сплошь покрыты всевозможными отметинами. Некоторые были едва заметны, другие – выделялись совершенно четко. Она увидела тонкие линии и зарубцевавшиеся узлы. Правый бок искорежила та же шрапнель, что так серьезно повредила его ногу. А все тело в целом представляло собой подробную карту перенесенной им боли и полученных ранений.
Почувствовав, как пересохло во рту, Джулия осторожно коснулась тонкого белого следа на его правом плече:
– Как это случилось?
– Француз ударил клинком во время отступления к Ла-Корунье.[32] Я был ранен, а вот он убит. – Рендалл, нахмурившись, осмотрел своё тело. – Каждый шрам связан с отдельной историей, но, если честно, вспомнить, где я получил их все, мне не удастся. В основном ранения были несерьезными. Всё быстро заживало, а вот отметины оставались.
– Что ж, у тебя на удивление много шрамов, – согласилась Джулия, – и большинство из них незаметны другим людям.
Его брови иронично изогнулись:
– Однако если даже скрытые от посторонних глаз шрамы означают, что я уродлив...
– Но это же совсем другое! Твои шрамы – достойные уважения знаки доблести.
– Они – доказательство того, что я не всегда успевал вовремя уклониться. – Рендалл встал перед Джулией на колени. Она не успела понять его намерений, а он уже стянул с неё халат и спустил с плеч рубашку, подхватив крупными теплыми руками её груди.
Она вздрогнула, словно от удара молнии.
– Не надо!
– Когда мы впервые заговорили о браке, ты сама разрешила мне касаться тебя, – тихо напомнил он. – Это так неприятно? Клянусь, что не стану тебя принуждать. – Он глубоко вздохнул. – Хотя для меня это неимоверное испытание силы воли. Тебя беспокоят мои прикосновения? Или то, что видны твои шрамы?
Джулии хотелось вспылить. Или пнуть этого чертового мужчину. Однако она не сделала ни того, ни другого, а лишь взглянула на отметины в верхней части груди и заставила себя сосредоточиться на своих ощущениях.
– Твоё прикосновение... не неприятно. – На самом деле ей даже нравилось ощущать его теплые сильные руки на своей мягкой коже. – И все же шрамы заставляют меня чувствовать себя искалеченной. Увечной.
– То, что с тобой сделали, – ужасно. Но это ни в коей мере не делает тебя уродливой. – Он стал неспешно ласкать её соски большими пальцами.
И вновь удар молнии, на этот раз – сплошное удовольствие. Грудь, которую она так ненавидела, оказывается, способна чувствовать наслаждение. Соски напряглись от ритмичных поглаживаний.
– Уверен, выйдя замуж за разумного человека и прожив все это время в нормальном обществе, ты и в этом случае осталась бы такой же милой и доброй женщиной, – заметил Рендалл, – но в тебе не было бы той силы и индивидуальности, которые и делают тебя такой особенной.
Джулия скривилась в горькой усмешке.
– Так мне надо быть благодарной за все испытанные мной мучения? За то, что я была вынуждена сфальсифицировать свою смерть и жить в бедности?
– Благодарной? Ну, нет. Но всё случившееся – часть тебя так же, как и чудесные каштановые волосы и прекрасная, сливочная... – он сглотнул, – чувственная кожа. Мы такие, какими нас сделала жизнь. Твоя оказалась очень нелегкой, но в результате ты превратилась... в пленительную женщину.
Это она пленительная? Хотелось бы верить, но подобная мысль показалась ей слишком неожиданной и странной.
– Я... Спасибо тебе за то, что ты пытаешься сделать, – дрожащим голосом произнесла Джулия, стараясь оттолкнуть руки мужа. – Но сегодня на большее я уже не способна.
Приняв это, Рендалл осторожно натянул её рубашку и халат, потом поднялся и отступил. Она облегченно вздохнула.
Его голый торс смущал её, поэтому Джулия сначала отпила большой глоток поссета и лишь потом вернулась к расчесыванию волос.
– Не знаю, Александр, то ли ты спасешь мою душу, то ли сведешь с ума, – сухо заметила она.
– Надеюсь, что первое. – Он подошел к шкафу и достал небесного цвета баньян.[33] Хотя в одежде его красивое тело не приводило её в такое замешательство, зато цвет этого халата делал ещё более привлекательными его светлые волосы и голубые глаза. Она снова отвела взгляд.
– Я хотел бы сделать наш брак настоящим, миледи, но думаю, что это произойдет только тогда, когда мы оба примиримся с нашими ранами – как душевными, так и физическими, – он слегка улыбнулся. – Это значит, что ты имеешь полное право высказывать мне всё в лицо, если я попытаюсь отрицать неопровержимое.
Джулия прищурилась и ответила:
– Так как у тебя есть право касаться меня каждый день, то я в свою очередь стану ежедневно расспрашивать тебя о каком-либо из твоих шрамов.
– Согласен, однако не думаю, что тебе удастся мучить меня так же действенно, как мне – тебя. – Рендалл задумался. – Хотя некоторые отметины напоминают об эмоциональной боли так же, как и о физической. Если ты попадешь на одну из них, то, скорее всего, мои страдания окажутся не меньше твоих.
– И какие же это отметины? – поинтересовалась она.
– А это уже твоё дело – найти их среди прочих. – Рендалл достал из шкафа два сложенных одеяла и разложил их на ковре.
Джулия поняла, что он снова собирается спать на полу.
– Не стоит, – остановила она его, – я не против снова разделить с тобой постель, но... не более того.
– Что ж, прогресс очевиден, – улыбаясь, заметил он. От этой его улыбки ей захотелось растаять. Он считает её пленительной. Джулии эта мысль явно нравилась, пусть она и не могла поверить его словам.
Рендалл скрылся за ширмой, чтобы переодеться ко сну. Поскольку он был намного выше жены, ширма не скрывала его полностью, и Джулии были видны его великолепные плечи.
Ей необходимо успокоиться, а не впадать в излишнее волнение, потому она отвела взгляд, заплела косу и допила поссет.
– Я сразу же засну, стоит мне оказаться в постели, – пробормотала она, вставая и снимая халат, после чего скользнула под простыни, стараясь оставаться на своей половине кровати.
Рендалл вышел из-за ширмы и стал тушить свет.
– Хочешь побыть здесь ещё денёк-другой? Чарльз Таунсенд предложил нам пожить подольше, так у тебя появится время как следует со всеми попрощаться.
– Я бы с удовольствием, если ты, конечно, не торопишься в Лондон, – Джулия подавила зевок. Она не обманывала, говоря о том, что устала.
Потушив свет, Рендалл лег в кровать. Матрас просел под его весом, и Джулия скатилась по гладким простыням к мужу.
– Прости! – произнесла она, пытаясь вернуться на свою сторону кровати.
– Не убегай, – он обхватил её рукой за шею и прижал к себе. – Зачем нам делить постель, если мы будем лежать на разных половинах, не касаясь друг друга?
Его объятие было чисто дружеским, в нём отсутствовала чувственность, поэтому Джулия позволила себе прижаться к мужу. Хотя Бранфорд и был помешан на сексе, нежные объятия его совершенно не интересовали. Сейчас же Джулия чувствовала тепло, расслабленность и безопасность.
Пока не шевельнула рукой и случайно не задела твердую возбужденную плоть Рендалла. Он задохнулся и напрягся всем телом, а она немедленно отдернула руку, едва не вскрикнув.
– Я не хотела!
– Знаю, – Рендалл не стал снова притягивать её к себе, но взял за руку и переплел свои пальцы с её. – Хотя прогресс и очевиден, наш путь ещё очень долог. – Он крепче сжал её пальцы. – Говорил ли я тебе, как восхищаюсь той смелостью, с которой ты смотришь в лицо своим страхам?
Она криво усмехнулась в темноте:
– Не думаю, что выказала так уж много смелости. Каждый раз, когда ты ко мне прикасаешься, мне хочется сбежать, – призналась она и задумалась. – А сегодня вечером я даже хотела тебя ударить.
Он от души расхохотался.
– Рад, что не ударила, однако, полагаю, пытаться бороться, а не бежать, – хороший признак. Ты и в самом деле удивительная женщина. Несчастья придают глубину нашему характеру. Именно поэтому Мария, например, более интригующая, чем Сара, хотя на первый взгляд обе они одинаково красивые и милые близняшки. Просто невинность не особо интересна.
– О, далеко не все мужчины с тобой согласятся!
Рендалл пожал плечами:
– На вкус и цвет, как говорится. Лично мне нравятся женщины, сумевшие преодолеть удары судьбы.
– Потому что они лучше тебя понимают? – тихо спросила Джулия.
Последовало продолжительное молчание, после чего Рендалл ответил:
– Полагаю, суть брака в том, чтобы два человека проникли в душу друг друга. У тебя это прекрасно получается.
– У тебя тоже. – Темнота придала ей смелости, и она спросила: – Разве это не ужасно болезненно, когда ты... возбужден и не можешь получить удовлетворение?
– Так и вижу Бранфорда, стоящего за этим вопросом, – сухо ответил Рендалл. – Да, постоянное возбуждение несколько неудобно, но едва ли его можно назвать совершенно невыносимым. Взрослому мужчине не пристало потакать собственной похоти.
Но Бранфорд только этим и занимался. А она по закону была вынуждена удовлетворять все его желания.
– Как повитуха большую часть времени за прошедшие годы я провела с женщинами и маленькими детьми, – задумчиво проговорила Джулия, – и теперь начинаю понимать, как мало знаю о взрослых мужчинах.
– Ты быстро учишься, – Рендалл снова сжал её руку. – По крайней мере, меня ты узнаешь довольно быстро. Что же касается возбуждения – в этом больше хорошего, нежели плохого. По крайней мере, оно напоминает мне, что я жив. А я уже и забыл, что это такое.
Ей не хотелось думать о его мрачном прошлом. Но если бы за его плечами не было ничего подобного, он не смог бы её понять, не захотел бы её. Она повернулась на бок и легонько поцеловала мужа в щеку.
– Спокойной ночи, Александр.
Его ответный шепот: «Приятных снов, миледи», – продолжал звучать в её ночных видениях.