Когда же, наконец, спадет эта жара? Только-только утро, а воздух уже горит огнем. И голова болит, и во рту сухо. Блин, я же вчера на вечеринке была… Нажралась что ли? И как домой добиралась? Нифига не помню.
Лениво пошевелив руками, потом ногами, покрутила попой и перевернулась, не открывая глаз, раскинувшись звездой на кровати.
Промежность слегка саднило. У меня был вчера секс? Черт, у меня был вчера секс?!
Из тумана выплывали смутные обрывки, пятна. Нечеткие, больше похожие то ли крутой эротический сон, то ли на реальный кошмар.
Я сверху на соседе, он прижимает меня к себе, поджав губы и тяжело дыша…
Сосед во мне, стонет, запрокинув голову и пожирая меня затуманенным взором из-под ресниц…
Руки Глеба на груди. моей…
Мужчина со шрамами, тот самый, что не спускал глаз с нас, когда Глеб “проучал” соседа. Его твердые губы, язык, вкус чего-то горького. Этот длинноволосый горчил. и трахал меня пальцами…
Блин, приснится же такое…
Это наверное от возбуждения такие неприятные ощущения…
Я провела рукой по телу, странно, обычно я сплю голой, а тут рубашка что ли…
Вздрогнув, открыла глаза и застонала. Нет-нет, этого не может быть, это не сон. Конфеты… Все началось с конфет. Я их слопала и дальше провалы в памяти.
Этого просто не могло быть, не могло быть! Для антуража только не хватало лысого.
Я подскочила на кровати, с трудом подавляя рвотный позыв.
— А, проснулась, пойдем, красавица. Пить кофе и разговоры разговаривать. — В двери спальни стоял Глеб.
Я кралась, аки рысь по веткам… Сильно потрепанная жизнью рысь… И шипела не хуже змеи, но для связанных слов рот открыть не успела.
— Что бы ты сейчас не думала, то это не я. — Очень серьезно смотря мне в глаза сказал Глеб.
— Что не ты? — Прохрипела я. уже практически на расстоянии броска, чтобы вцепиться в его смазливую рожу и нацарапать на ней еще кучу будущих шрамов.
— Не я конфеты прислал…
— Тогда откуда ты про них знаешь? — Я не верила ни одному слову. — И с чего ты взял, что я думаю на тебя?
— Георгины… — Одним словом Глеб слегка поугасил мстительный пыл, рвущийся на свободу со звериной мощью..
Мужчина протянул ко мне руку, но я отшатнулась от него, как от прокаженного.
Сейчас сон не казался эротическим, он был отвратителен. И я была грязна, не смотря на то, что меня, судя по воспоминаниям, вымыли. Эта грязь была невидима, но въелась под кожу таким толстым слоем, что причиняла ощутимую боль.
Я была противна самой себе.
Приползла вчера к соседу…
Крутила перед всеми голым задом. давно не видевшем не то что воска, а даже бритвы…
Я рухнула на стул и закрыла лицо руками, держать его не получалось, на глазах уже тяжелыми озерами, готовыми вот-вот излиться водопадами, собирались слезы.
Слезы отвращения, бессилия, обиды и стыда…
— Лен… — Глеб попытался положить мне руку на плечо, но я ее скинула. Еще долго мне не захочется мужских прикосновений.
Мужчина чертыхнулся, засопел и начал преувеличенно громко греметь посудой.
— Ну а что ему еще было делать?! — Наконец чуть ли не заорал он. — Он больше часа терпел твои ерзания… Лен, я не говорю, что мы все сделали правильно, не прошу “спасибо”, но давай и без истерик.
Неожиданно для себя самой я расхохоталась…
— Глеб, я ни в чем вас не виню, вернее, Сашу и Писклявого, с тобой мы еще не разобрались. Просто… Мне не приятно, противна самой себе. Я не помню всего, но того, что вспомнила хватает с головой, чтобы в петлю лезть.
— Дура совсем что ли? Давай без петель. короче, с тобой теперь постоянно кто-то будет.
— Глеб, я пошутила. — Вздрогнула от перспектив.
— А я — нет. Мы решили выяснить, кто такой умный, что решил тебя дрянью накачать со странным эффектом.
— Возбудитель какой-то? — Вяло поинтересовалась.
— Не совсем, там явно что-то наркотическое. Тим своим в лабораторию отправил на исследование.
— Тим?
— Да, тот который тебя вчера… Купал. — Последнее слово из себя Глеб с трудом выдавил.
— А, Писклявый… — Рассеянно отозвалась я. Голову занимала мысль как отвертеться от навязанной опеки. Это было абсолютно лишним. Мне совершенно никого из них не хотелось видеть.
— Писклявый? — С усмешкой переспросил Глеб. — Ты его хоть так не называла в лицо?
Мозжечок, натужно скрипнув, выдал на блюдечке без каемочки образ сероглазого, темноволосого и со шрамами, резкими движениями руки доводящего меня до пика.
— Говорила. вчера…
Глеб расхохотался.
— Мышка, да ты у нас просто роковая женщина. Ляпнуть такое Змею и уйти с целыми конечностями…
— Мне кажется, он не стал бы бить женщину, и уж тем более что-то ей ломать.
— Мышка-мышка. и откуда такие наивные в наше время берутся? — Глеб покачал головой и отпил кофе из чашки. Я решила к нему присоединиться и тоже пригубила пряную горечь. Сегодня это была не корица, кардамон? Имбирь? Цитрус? Вкусно… Напиток бодрил, согревал и заставлял расслабляться.
— Он был вчера очень обходителен… И. помог мне, наверное, в каком-то смысле.
— Да, мы слышали. как он помогал. — Глеба аж перекосило. — Наверное, после такого на остальных мужиков и смотреть не захочешь.
Я подавилась и выплюнула кофе на стол. Что за детский лепет?
— Глеб, в тебе подросток поселился? Это что за… Черт. У него такой большой член, что даже ты завидуешь?
— А то ты не заметила… — Проворчал Глеб, отводя глаза.
— Не заметила. Он все делал пальцами. Они у него тоже ничего.
— Вот и замечательно. — Мне показалось или Глеб несколько взбодрился? — Значит, первые несколько дней он подежурит с тобой, раз никакого особого отвращения ты к нему не испытываешь.
— Глеб, что за цирк? Кстати, я еще не до конца уверена, что подарочек не от тебя. Цвет один в один. Мои любимые конфеты…
— Лен, вот откуда мне знать какие конфеты ты любишь? Я пока что точно уяснил, судя по содержимому одного из ящиков, что ты любишь доминировать и иметь мужиков в задницу. А еще у тебя гипертрофированное чувство заботы, опеки или как там правильно!
— Это не мои игрушки! Ты рылся в моих вещах!? Да как ты вообще посмел?! А георгины, откуда-то же про них узнал?!
— Скучно было, вот и рылся. А георгины — это совпадение и не больше. Почему-то решил, что они тебе подойдут. — Глеб нервно взлохматил волосы, насколько это было возможно с его стрижкой. Судя по привычке, они когда-то были гораздо длиннее.
— Скучно, ах тебе скучно…
Выплеск злой энергии, в виде раздражения, офигевания и злости, случился внезапно, как в лучших традициях ПМС.
Запустив в подлеца чашкой, кинулась его душить прям через стол, опрокидывая все на своем пути.
Глеб не успел перехватить одновременно чашку с кофе, чтоб не перевернулась на него и мои руки. Левой я все-таки успела вцепиться в шею подлеца.
Не знаю чем бы закончилась эта некрасивая сцена, если бы меня не перехватили сзади, прижимая тяжелым телом к столу и одновременно отрывая мою руку от начинающего наливаться гневом Глеба.
— А почему на нас нет белья? — Я застыла. Рокочущий голос над ухом заставил запунцоветь от стыда. Поза: я на столе — сзади ко мне приживаются всеми выпуклостями, была настолько неоднозначной, что… Меня начало тошнить. Барахтаясь и прижимая руки ко рту, кое-как вывернулась из-под тела и метнулась прытким кабанчиком в ванную. Кофе не успел перевариться, добавляя желчи горечи и пряностей.
Тяжело дыша, откинула волосы и вытерла рот. Кафель холодил попу и спину. Подниматься и выходить не хотелось, так бы и издохнуть здесь. А еще лучше — память потерять.
— Держи, — перед глазами появилась чашка от которой исходил приятный аромат лимона.
Напротив меня на корточках сидел писклявый.
— Чего смотришь, пей давай. Тошноту снимет.
— Не снимет… — Тихо пробормотала я, прикладываясь к чашке.
— Это почему? — Мужчина рассматривал меня, как говорящую зверушку. Сам ты обезьяна, блин.
— Меня от мужских прикосновений тошнить начинает. исключительно.
Писклявый нахмурился и взгляд его превратился в серьезный и испытывающий.
— Это ты так шутишь?
— Какие уж шутки… Как почувствовала, что ты ко мне прижимаешься, так и все..
— Охуеть просто.. — Мужчина резко поднялся и вышел из ванной комнаты, оставляя меня наедине со своими мыслями и с чашкой воды с лимоном.
Когда я привела себя в порядок, оделась и вышла на кухню, мужчины уже успели соорудить завтрако-обед и с удовольствием его наминали. Мое появление внесло некоторое напряжение в их слаженную компанию. Разговоры стихли, мне налили, как ни странно, супа, и оба сели так, чтобы оказаться как можно дальше от меня вдоль стола.
Ощущая себя в зоне комфорта, понюхала суп. Обычный, куриный, он пах одуряюще.
— Спасибо, это кто готовил?
Глеб, не прекращая орудовать ложкой, молча ею же указал на писклявого.
— Может познакомимся? — несмело предложила темноволосому мужчине с серыми, как туманное утро глазами. Очень светло-серыми. Выпуклые немного, они выглядели практически потусторонне. Удивительно, что я раньше не обратила на них внимание.
Писклявый очень серьезно на меня посмотрел и произнес коротко:
— Тим.
Больше за все время обеда не произнесли ни слова, впрочем, к разговорам никто и не стремился. Сыто выдохнув, решила собрать посуду и помыть, пока не закисла.
— Лена, мы решили, что раз у тебя такое отвращение, — Глеб замялся, — к мужчинам. То лучше нам с тобой не оставаться. Но ты будешь под присмотром, не беспокойся. Больше тебя в обиду не дадим.
— Ага. — Поддакнула я для проформы. Можно подумать, если бы они решили втроем у меня прописаться, кто-то посчитался бы с моим мнением. Но все равно осталась благодарна, что не стали настаивать. Да и, если так подумать, — самая сильная обида как раз от них. Сами от себя защищать будут?
Мужчины попрощались и ушли. А я домыла посуду и пошла искать свой телефон, Иринка, наверное, уже вся извелась.
— Ты где и почему трубку не берешь? — Голос Ирины был зол, непривычно зол.
— Я дома, Ир, вчера зашла в гости к соседу и то ли мы съели что-то не то, то ли еще в столовой, помнишь, мне котлета сразу не понравилась? В общем, мне стало плохо, я напилась лекарств и вырубилась, вот только встала. Ты извини, что так с вечеринкой получилось, я правда не специально.
— Получается, ты вчера вечер у соседа провела? — Ну прям нквд.
— Нет, не провела, говорю же — плохо стало. До сих пор тошнит.
— Ну, ладно. — Подруга немного оттаяла. — Но за вечеринку еще должна будешь. — Тебе может принести чего?
— Спасибо, у меня все есть, но если просто зайдешь, я не обижусь, — улыбнулась.
— Я не обещаю, но постараюсь. — Оттаяла в ответ Иринка и попрощалась.
Потянулись долгие часы самокопания и самобичевания. Душа не лежала ни к какому делу. Не хотелось ни убирать, ни стирать, ни гулять, ни готовить… Ни-че-го.
Все больше и больше погружаясь в депрессию, поняла, что еще немного и я реально начну подумывать о суициде. Настолько мерзкие ощущения испытывала после вчерашнего.
И не могла понять одного: кому понадобилось меня травить? Вернее доводить до состояния: трахните меня кто хочет. В добавление к неприятностям на работе, картина вырисовывалась совсем не радужная.
Семь вечера. Никого нет. Ирина так и не пришла. И, к моей радости, никто из мужчин тоже.
Походила по квартире и ноги сами понесли на выход. Вышла на площадку, вроде кто-то поднимается, быстро подошла к двери соседа и позвонила.
Открыл практически сразу.
— Можно? — в голосе скованность. Но самой в четырех стенах уже было невыносимо.
— Тебе — всегда, — сосед также скованно улыбнулся и пропустил меня в квартиру. Уже на входе обернулась на лестницу, вроде шагов больше не слышно. Показалось, наверное.
— Ты как? — Саша сразу же направился за мной на кухню, куда я пошла по старой привычке.
— Не знаю. То, кажется, что нормально, то стыдно, то ненавижу всех. То хочется на себя руки наложить. Муторно. И непонятно. Я не понимаю, зачем и за что. Думала, что это Глеб отомстил так. Но он утверждает, что это не он. И у меня нет причин ему не верить, но и верить тоже нет. Еще и этот Тим, он меня пугает. Вроде с одной стороны заботится, а с другой — он как и не человек вовсе. Опасный. Хуже Глеба. И страшный. И вкусный, хоть и горький. И Ирина, она не пришла, обещала, что постарается, а сама не пришла. И ты, я хотела тебя с первой встречи, вернее, как увидела твои руки и услышала как ты кончаешь, но не хотела, не хотела, не думала… Что все так…
Выронив из рук доску для разделки, которую уже успела вытащить, как и кучу овощей и мясо, я сползла по стенке, размазывая злые слезы. Раньше плакать не хотелось, а сейчас прорвало. Может потому что меня слушали с сочувствием? И дали выговориться?
— Тссс… Ну что ты, маленькая, не надо. Ненавижу, когда сопли распускают. — Тихо успокаивал меня Саша, подняв с пола и усадив на свои тощие коленки.
Он покачивал и убаюкивал, поглаживал, пока я не уснула, уткнувшись в его шею, источающую чуть терпковатый аромат. Похоже, кто-то тут со вчера так и не соизволил помыться… Это была последняя связная мысль, перед тем как меня окончательно вырубило.