История третья. Так не бывает

Глава 27. Дела секретные

— Что-то стало известно об Анне? — Тим насторожился и чуть подался вперед, в ожидании ответа.

— И да. И нет… — Борис полез в стол за спрятанной не так давно папкой.

— Не томи, давай уже выкладывай, что там у тебя. — Тим, обычно отличавшийся терпением, был взвинчен. Клуб остался сейчас на него и на Демона, они по очереди пропадали в нем с утра и до поздней ночи. Видимость того, что все идет своим чередом, не случалось никаких ЧП, становилось все сложнее изображать с каждым днем.

Так называемые “партнеры” Глеба требовали его присутствия на сделках и при проведении боев. Пока что с этой частью работы справлялся Демон, но по городу уже пошли слухи о внезапной болезни Белого и начались неудобные вопросы.

Еще неделя-две и практически освободившуюся нишу попытаются занять. Отжать клуб не отожмут — кишка тонка связываться со Змеем. Но потеснить Глеба могут. Хотя…

Демон тоже не мальчик из церковного хора, его попробуй подвинь.

На плечи же Тима полностью опустились заботы о клубе. Если бы не Вера, которая тоже практически в нем жила, но круглыми сутками, от чего Демон уже начинал высказывать недовольство, что его женщину такими темпами доведут до нервного тика, он бы даже и не спал. Но и предложить другие варианты сейчас никто не мог.

Доверять можно было только ограниченному кругу лиц.

Тим уже спал и видел, что половину вычисленных крыс Анны он уволит и наймет других людей. От официантов и стриптизерш, до охраны.

Анна сбежала сразу же, как только поняла, что Тим с Борисом и группой поддержки опередили ее "бригаду" буквально на минуту.

При куче свидетелей устраивать скандал и качать права не имело смысла.

Пока ребята успокаивали буйного Глеба, она успела сбежать через главный вход.

Оставленная Тимом охрана сообщила, что Анна не появлялась ни на квартире, ни в том доме, что они вычислили по письму.

Не появилась тогда, и не появлялась до сих пор.

И квартира, и дом, как вымерли.

— Вот, — Борис кинул на стол папку, в которой Тим нашел всего один лист, исписанный от руки знакомым по учебе почерком. — Надеюсь твоих знаний по химии и фармацевтике хватит…

Тим покрутил лист.

— Похоже на эти, как их…возбуждающие, психотроп? Наркота какая-то что ли? Не, Борь, моих знаний тут явно маловато. Формулы вроде знакомые, но по кускам, вот это, например, что такое? — Тим ткнул на органическое соединение в цепочке.

— Это, радость моя, — Борис обвел карандашом большую часть формулы, — так называемый, “блокиратор”. Причем, он не блокирует в том смысле, в котором мы привыкли, а позволяет, как бы это сказать… Не позволяет веществам, направленным на успокоение центральной нервной системы и на торможение в коре и подкорке, вступать в контакт непосредственно с принимающей стороной. И что мы получаем? Правильно, мы получаем нервную, раздаржительную и неадекватную особь. А вот этот блок, — Борис обвел еще один незнакомый фрагмент, — кстати, он тут не полностью, не нужен был. Так вот, вот этот блок компенсирует негативные последствия воздействия блокиратора, а вот это — карандаш опустился дальше, — продлевает симбиоз двух предыдущих. В итоге — ЦНС должна выносить колоссальные нагрузки, включая многодневные бодрствования без потери концентрации и выносливости. Да что там говорить, возможные положительные эффекты можно описывать до бесконечности. Но проблема в том, что и у самих военных все еще на стадии разработки. И я так подозреваю, там не только этим, — он кивнул на листок, — все обойдется. На самом деле формула еще больше, но мне дали только эти куски, чтобы хоть от чего-то оттолкнуть в понимании, чем и как лечить Глеба. Причем и я и тот, кто поделился, очень рискует, в буквальном смысле — головой.

— Так что это за вещество?

— Это еще одна попытка военных сделать идеального воина при помощи вмешательства в нервую систему. Извини, но даже рабочего названия не знаю.

— Подожди, а в Глебе откуда эта хрень оказалась?

— Не эта хрень, а хрень, созданная на основе это хрени. Во как я загнул, — Борис искусственно рассмеялся.

— Ты хочешь сказать, кто-то умудрился спереть образец?

— Часть образца…

Тим перебил нервно:

— Подожди, мне надо закурить, зажигалка есть?

— Ты вообще-то в больнице, какое курево?! — Но тем не менее Борис порылся в одном из ящиков и кинул в Змея черной зажигалкой самого примитивного образца. — Держи, страдалец.

Тим закурил и кивком предложил Борису продолжить.

— Помнишь такого Пашу Очкарика, учился с нами?

— Конопенко что ли? Помню, он потом на хим. профиль перекинулся. Насколько я знаю, в науку с головой ушел. А он тут каким боком?

— Приходил он ко мне с пол года назад, по-дружески, но с таким сопровождением, что меня даже в дрожь бросило. От возбуждения. Все трое — косая сажень в плечах, сталь в глазах, шаг чеканный. Военные в общем. Один такой противный, все намекал на некие отношения, которые лучше бы не вплывали в моей биографии. Я весь разговор то и дело склонялся к мысли, что с удовольствием засадил бы ему по самые гланды, чтобы его намеки уже, наконец, обрели твердую почву.

Тим скривился:

— Боря, давай без твоих сексуальных фантазий.

— Так вот, попросил меня Паша, конечно, по-дружески, но с намеком на “мир тесен”, что, если всплывут в клинике пациенты со странными симптомами, типа отсутствия реакции на транквилизаторы и барбитураты, не говоря уж о классических седативных, которых и в аптеках полно, то обязательно связаться с ним. Среди перечисленных им признаков также числились: сильное сексуальное возбуждение, агрессия вплоть до симптома берсерка. И представь себе, мое удивление, когда ты приносишь мне конфетки на анализ, с таким дерьмом внутри, что и передать страшно. Естественно, поскольку пациентов не было, то и с меня взятки гладки, проверил конфетки, информацию сохранил, сами конфетки в утиль. Следующее звено в цепочки — твоя Лена..

— Наша..

— Что?

— Наша Лена, говорю…

— Тоже мне, шведская семья, извращенцы чертовы. Хорошо, ваша Лена. Ты знаешь, что на нее не действуют ни седативные, ни транквилизаторы? Мне такую дозу ей пришлось вколоть, которая и быка свалит. И только после этого она уснула. Так вот, судя по ее крови ей в конфетках как раз и достался один из вариантов “хрени, которая на основе изначальной хрени”. И обрати внимание, блокиратор из формулы действует до сих пор, то есть присадки вымыло, а основа осталась. Тут я тоже решил деликатно промолчать: девушка с нервным истощением поступила, ничего удивительного. И только когда она два дня назад не заснула в ночь — меня начали терзать некоторые сомнения по поводу природы ее обморока. Да, нервное истощение, но чем вызвано? Побочка у этого препарата пиздец какая аховая, вот чем. Возможно, на всю жизнь. Она будет спокойна, как удав практически во всех стрессовых ситуациях, ну, слезы — это максимум, а потом вот такой вот срыв. Сложно представить в какие проблемы это выльется в дальнейшем. А в дальнейшем у нас Глеб. Извини, Тим, но для того, чтобы вытащить Глеба пришлось привлечь Пашу, собственно, без его помощи мы бы Глеба не вытащили. Хотя… Назвать кому исцелением тоже сложно. Паша дал нам три дня. Истекают завтра. После этого он сливает нас военным, а дальше… А дальше я за наше будущее не дам и ломаного гроша. Я то может и выкручусь, и ты с Глебом, а вот Лена…

— Что Лена? — Тим уже догадывался к чему клонит Борис, но отгонял от себя мысль, как надоедливую, настолько она была страшной и несовместимой с тем будущим, на которое он уже настроился.

— Они ее на запчасти разберут, Змей. — Тихо, спокойно произнес Борис. Только подчеркивая страшную суть приговора. — На людях еще ничего не испытывалось, все на мышках. Даже на приматах еще нет. А тут — ходячий подопытный. Ее можно и родить заставить. Представляешь какой простор для деятельности? И сама в руки пришла. Кто ее хватится?

Тим тяжело сглотнул… Против этой многоголовой гидры, интересы которой начинались во многих кошельках, даже он со своими связями — тьфу на ровном месте. Плюнуть и растереть. И забыть.

— Но ты же не просто так этот разговор затеял? Есть варианты? И один из них… — Тим не успел договорить, когда его перебил Борис

— Дом, вернее лаборатория, которою по своей дурости и в поспешности выдала Анна.

— Ты уверен, что она там?

— Не уверен, но это лучше, чем ничего. С нашей стороны — информация, с их стороны — они закрывают глаза на некоторые детали. И не мешают нам жить.

Борис взял зажигалку и поднес огонек к листу с формулами.

— И все-таки, кто украл образец и кому продал? — Поинтересовался Тим.

— Тот кто продал — его уже нет в живых, прикончили как раз те, кому он образец и продавал. А кому… можно было бы узнать у сестры Глеба, только есть вероятность, что и ее уже нет в живых… Тот, кто отвалил такое бабло за образец, за подпольную лабораторию, просто так не оставит утечку. Что-то мне подсказывает, что и конфеты, и то, чем накормили Глеба, тоже не протестированные образцы. Чего именно — можно только догадываться, на наркотик не похоже. Мне гораздо интереснее как в это все Анна ввязалась? И не были ли целью подпольного химика Глеб и Демон со своими бойцами? Что скажешь?

Тим смотрел, как тетрадный лист тихо осыпается пеплом на паркетный пол и думал, что, если Борис во всем окажется прав, то на новое место жительства он поедет не один, но, вот, отнюдь не с ним, с Тимом.

Шли вторые сутки этого странного состояния. Я не могла спать, но и толком не бодрствовала, словно сомнамбула, сидела у кровати Глеба и таращилась то в пространство, то на его заострившиеся черты и все еще сероватого цвета кожу.

Где-то сзади Саша или стучал по клавиатуре ноутбука, или вполголоса с кем-то разговаривал. Сейчас он говорил о каких-то поставках. Я особо не вникала.

Тим и Демон сменяли друг друга каждые сутки, но приходили, спрашивали как дела, ели и заваливались с пать на одну из кроватей в палате. Четыре кровати, на одной из которых спала я, еще на одной — устроился Саша. Борис разрешил фактически всем жить во временном пристанище Глеба, скрепя зубами и сверкая глазами. Забавный.

Судя по внутренним часам, скоро должна прийти сестра, принести еду. Меня больше не кололи, только давали витамины, но Борис то и дело наведывался и контролировал не только состояние Глеба, но и меня расспрашивал с маниакальной настойчивостью о самочувствии и желаниях, реакциях.

По его внешнему виду становилось заметно, что последние двое суток дались тяжело не только нам. Если раньше я Бориса видела несколько манерным, прилизанным до тошноты: ни пятнышка на халате, ни отросшей щетины, ни одной выбивающейся из прически прядки, даже когда он нарочно ерошил свою блондинистую шевелюру.

Сейчас же явная трехдневная щетина хоть и придавала ему шарма, но и говорила о некоторой запущенности, скулы заострились, кожа казалась бледнее, а в глазах застыла тревога.

Вчера вечером он вызвал к себе Тима, не знаю о чем они разговаривали, Тим так и н признался, но и он теперь нет-нет, но терял контроль над эмоциями и то хмурился, впадая в длительные размышления, то его взгляд останавливался на мне и застывал. Что происходило в голове Змея — загадка. Но в глазах плескались отчаяние и решимость.

От этих эмоций и его уходов "внутрь себя" становилось страшно.

Анна пропала. Ее так и не смогли найти, ни у друзей, ни у знакомых. Возможно, именно это беспокоило Бориса и Тима. Не натворит ли она еще бед или не натворит ли бед Глеб, когда очнется и поймет, что ее обвиняют во всех смертных грехах? Пусть и заслуженно. Но я же видела, как он реагировал на обвинения в ее адрес, которые предъявлял Тим. Во всем, что касалось собственной сестры, Глеб не видел дальше собственного носа. И не пытался даже увидеть.

Я провела по щеке Белого пальцами. Отросшая щетина кололась и начала скрывать очаровательную ямочку на подбородке. Когда Глеб улыбался, именно улыбался, а не ухмылялся, еще одна появлялась на правой щеке.

Если бы не вечная настороженность, вспыльчивость, циничность, нежелание видеть положительные стороны в событиях, вещах и людях, излишняя жестокость, то Глеб был бы идеальным мужчиной. Его красоту не портил ни кривоватый нос, ни шрам, а заботливость, цельность, грубоватая доброта, цепкий ум, наглость, уверенность в себе, добавляли шарма и привлекательности.

Но кто их видел, эти положительные стороны?

Не думаю, что он кому-то кроме самых близких вообще их показывал.

Я потянулась и прикоснулась щекой к его щеке, прошептав:

— Глеб, возвращайся, пожалуйста, нам так тебя не хватает…

— Елена, как Вы себя сегодня чувствуете? — Вошедший в палату Борис Константинович сразу начал, как всегда, даже не с приветствия.

Я пожала плечами, по-прежнему не отводя взгляда от Глеба.

— Меня больше заботит состояние моего… Глеба. — Почему-то назвать его своим мужчиной в данный момент язык не поворачивался. Последний раз мы виделись не при самых лучших обстоятельствах и кто знает, как он поведет себя после пробуждения.

— Ничего не болит, не нервирует, не раздражает, не угнетает? — Врач словно и не заметил моей оговорки, продолжая гнуть свою линию.

Я, наконец, перевела на него взгляд, пытаясь всем своим видом выразить то, что думаю по поводу его вопроса.

Борис криво ухмыльнулся:

— Нервирую и раздражаю — я?

Кивнула немного заторможенно:

— И угнетает собственное состояние, я словно в холодце: застыла и даже не шевелюсь.

— Как интересно… — Борис пододвинул стул и присел на него, оказавшись совсем близко. С такого расстояния его осунувшийся вид еще больше бросался в глаза. Длинная челка упала на лоб, частично прикрыв глаз, непроизвольно протянула руку и поправила непокорную прядь, откинув ее назад.

И только потом поняла, что именно сделала, когда встретилась с бесконечным удивлением в голубых, как летнее южное море, глазах.

— Извините, — пробормотала смущенно.

— Все хорошо. Это было даже приятно… — Борис Константинович коротко хохотнул и поднялся со своего стула, направляясь к двери.

— Кажется, ты смутила Бориса, надо же. я и не знал, что так можно, — беззлобно, но с легкой иронией рассмеялся Саша, подкатываясь ко мне с той стороны, где не было стула.

— Да, глупо получилось…

— Уже нашла мне замену? — Тихо прошелестело, практически на грани слышимости.

Мы с Сашей одновременно дернулись, оборачиваясь к изголовью больничной кровати. С нее на нас смотрели чуть злые глаза цвета молочного шоколада.

Суету, поднявшуюся после того, как Глеб пришел в себя, сложно описать и невозможно продемонстрировать.

Борис Константинович, не успевший далеко уйти, вернулся по первому моему зову, вернее будет сказать — крику.

Сразу же набежали и медсестры, и еще какие-то врачи, нас с Сашей сначала оттеснили в сторону, а потом вообще очень вежливо и корректно спровадили в коридор.

Я, со счастливым до идиотизма выражением лица, сидела у Саши на коленях и набирала номер Тима на Сашином же телефоне, поскольку мой остался в палате.

— Тим, привет, говорить можешь?

— Могу. — По голосу поняла, что Тим несколько насторожился, отвечая на вопрос.

— Глеб очнулся. — Выдохнула радостно.

— О-о! Ты не представляешь, как я рад, наконец-то можно будет на него спихнуть всю бумажную волокиту. — Немного кривовато, возможно, из-за накрывшиех его эмоций, пошутил Змей. — Он что-то говорил?

— Нет еще, ничего толком, нас с Сашей выгнали из палаты, там сейчас Борис Константинович и с ним куча помощников.

— Понял, скоро буду. — Тим, как всегда, краток.

— Буду ждать. — С той стороны раздались гудки.