Следующие сутки
— Нажаловалась? — Разве голубые глаза могут быть такими злыми?
— И тебе не хворать. — Ответила на своеобразное приветствие, пропуская Бориса в квартиру.
Он вошел, недовольно, я бы даже сказала, злобно сопя и, разувшись, сразу же направился на кухню. не особо интересуясь моим мнением по этому поводу.
Ну да, квартира же его, чего стесняться.
Поплелась за ним следом, хотя с большим бы удовольствием растянулась на кровати и с головой нырнула в те самые "объятия Морфея".
Борис шарил по полкам в поисках, видимо, заварки. Нашел баночку и включил чайник.
А затем принялся шуршать пакетом, который я раньше и не заметила.
Пироженки? Что-то новое.
— По какому поводу сладости? — Внаглую усевшись за стол, предоставила полное право Борису хозяйничать самому. Раз уж начал, то пусть продолжает, авось не перетрудится.
— Да так… — Борис водружал что-то вроде белковых корзиночек на тарелку. — Не с пустыми же руками к тебе идти. Ты не местная, не поймешь.
В ответ я только фыркнула.
— Да я тебя в любом случае не ждала, что с пирожными, что без них…
Борис хмыкнул.
— Ты прям гостеприимство во плоти, — с явной иронией произнес. — Да уж… Саша сказал, что с трудом узнал в той стерве, что с ним общалась по скайпу “их милую Лену”. — Явно процитировал друга Борис. — Я и не поверил, но он оказался чертовски прав.
— Ну да, стоит чуть строже и равнодушнее с вами, мужиками, начать общаться. Так сразу прилетает клеймо "стерва". — Теперь уже хмыкать пришла моя очередь.
— Так ты не жаловалась? — Борис поставил передо мной чашку с чаем и попытался насыпать в него сахара, но я успела поставить руку сверху и "песок" посыпался в ладонь.
— Ты что на диете? — С удивлением обвел Борис мою фигуру. — Похудела…
— Похудеешь тут… — Пришлось вставать и мыть руки. — Нет, не на диете, твоя мама выделила денег, не так, чтобы много, но на еду и необходимые вещи хватило. А два дня назад еще и первую зарплату выдала, правда, как при стажировке — урезанную. Но все равно, должно хватить еще и на развлечения. А я просто не люблю сладкий чай и кофе тоже… Лучше молока добавить, чем сахара.
Я обернулась к Борису:
— Эй, с тобой все в порядке?
Он сидел како-то бледный и несколько ошарашенный.
— Лена, ты хочешь сказать, что приехала вообще без денег?
— Ну да, я же говорила, что у меня нет средств на переезд. А то, что было и еще должно поступить, родителям оставила. И заморачиваться с обменом и перечислениями не хотела, да и родителям они нужнее. У меня брат младший, несовершеннолетний, поздний ребенок. Мы с ним не особо близки, но он себе на новый год хотел лыжи новые. Пусть будет моим вкладом на подарок от семьи.
— Лен, — Борис, все еще бледный, мешал сахар в чашке. — Можешь мне обещать, что никогда не расскажешь ни Глебу, ни Саше, ни Тиму, особенно Тиму, что я тебя еще и фактически без средств к существованию бросил? Блин, я был уверен, что ребята о тебе позаботятся.
Я пожала плечами. Он думал, что ребята, они думали, что Брис, а если бы не мама Бориса, то мне пришлось, ох, как не сладко.
— Не скажу, хотя и не вижу проблемы. Ты мне предоставил квартиру, твоя мама — работу и средства на первое время, вы и так сделали очень много для постороннего человека.
— Лен, я сделал все только по просьбе Тима. Нужно было мне возиться с малознакомой женщиной. на которую я даже претендовать не могу..
— А вы эгоист, батенька. — Я ухмыльнулась и взяла с тарелки то самое пирожное, к которому уже тянулся Борис. — Так что мне будет?
— За что?
— За молчание.
— Ты же сказала, что нет проблемы. — Прищурил свои голубые глаза Борис.
— А я передумала. — Коварно ухмыльнулась, глядя Борису в глаза.
— Ну ты и…
Вопросительно изогнула бровь. Ну, скажи это!
— Хорошо, с меня досуг. Сейчас много чего интересного под Рождество и на каникулы. Я позвоню завтра вечером. — Борис увлеченно слизывал крем, как ребенок. А я наблюдала за этим детиной и впервые за месяц захотела, чтобы облизывали не пирожное, а меня.
С возвращением, Лена.
Еще три месяца спустя
— Что, так и сказал? — Я смеялась, смотря чуть пьяными глазами. Причем, пьяными в прямом смысле, на Глеба.
Он осунулся, волосы отрасли до непривычной длины, он даже начал носить челку. Ему шло, но мне пришлось заново привыкать к этому новому человеку. Он изменился и по характеру, а не только внешне. Стал более мягким, иногда привычная настороженность пропала да и ее не было вовсе: и пол часа, и час.
Он вышел на связь вместе с Сашей через два дня после первого разговора.
Я уже собиралась благополучно отойти ко сну, когда раздался вызов. Опять тот же аккаунт и запрос на видео связь. С чуть нервно бьющимся сердцем и сбивающимся дыханием, ответила.
Челюсть так и отвисла, когда увидела сразу две ухмыляющиеся физиономии.
— Лен, тебе не кажется, что твоя ночнушка слишком прозрачна. — Тихо муркнул Глеб вместо приветствия.
Я сначала опешила, потом покраснела и сорвалась с места за халатом, когда услышала:
— Нет! Останься так… Дай хоть полюбоваться.
Так и получилось: он почти не говорил, за них двоих отдувался Саша, а Глеб сидел и тихо "жрал" меня взглядом. После общения чрезвычайно хотелось проверить, а нет ли на коже укусов.
Так и повелось. Они звонили примерно каждые 2–3 дня, то Саша сам, то Саша с Глебом, сегодня впервые Глеб был сам и под другим логином.
— А она что?
— Предложила ему в таком случае венчаться и поститься перед свадьбой по всем канонам.
Я расхохоталась, запрокинув голову, бесстыдно выставляя напоказ беззащитное горло.
— Бедный Демон… — Простонала, вернувшись взглядом к монитору.
Но увидела совершенно не то, что ожидала. Вместо веселого и шутящего Глеба на меня смотрели жгучие глаза человека желающего, жаждущего и голодного. В переносном смысле последних двух определений.
Я сглотнула, с трудом проталкивая слюну сквозь внезапно ставшее сухим горло.
— Глеб?
Мужчина с той стороны словно очнулся ото сна, вздрогнул. Взгляд его стал более осмысленным и менее волчьим.
— Так хочется бросить все нахер и свалить к тебе, ты бы только знала. Я уже тихо ненавижу Бориса, когда ты о нем говоришь. Ты должна была с нами встречать и Новый год, и Рождество. Да хоть даже это гребанное католическое…
В голосе Глеба звучали неподдельные горечь и тоска. Тоска одинокого человека, изголодавшегося по ласке.
Я кусала губы, судорожно думая чтобы сказать, как поддержать. Все слова, что приходили на ум, казались пустыми, ничтожными. Ими только воздух сотрясать. Зря.
Опустила глаза, так и не найдясь с ответом.
— Ты хоть с ним не спишь? — Ворвалось в уши внезапное и подозрительное.
Я вскинулась и расхохоталась:
— Не сплю. У меня и желания то особого нет с кем-то спать. Слишком устаю. Но зато я научилась уже сносно болтать по-немецки, вчера с Борисом в кино были, почти все поняла.
— Опять этот Борис… — Немного нервно протянул Глеб. Я поджала губы и нахмурилась, с укоризной глядя в камеру. Не могла же я сказать, что Борис водит меня в кино, на выставки и даже в музеи, считая себя виноватым. И поскольку из-за напряженного графика работы и учебы знакомиться с и заводить друзей некогда — он отдувается за всех. Тем более, я так или иначе не даю ему забыть, как он опростоволосился по приезду. А реакции Тима Борис боялся панически. Странно, что не Глеба, а именно Тима. Да и вообще, чего этого Тима бояться? Я не понимала. Нужна я ему, как зайцу стоп-сигнал. За три месяца общения с Глебом и с Сашей он не проявился ни разу, хоть как-нибудь.
Обиделся на мое отчуждение и на то, что я повесила на него всех "собак"? Так вроде это правда, чего обижаться?
Пожала плечами на ход собственных мыслей и опять вернулась к своему "ревнивому страдальцу".
— Боюсь, пока я не обзаведусь тут друзьями-подругами, единственным человеком в моем окружении останется Борис. Можешь сказать спасибо Змею.
Глеб, едва услышал от меня прозвище, которое я ни разу не произнесла за все три месяца общения, мгновенно переключился с режима “ревнивые страдания Белого”.
— Ты все еще на него злишься? — Спросил осторожно.
— Злюсь ли? — Я задумалась, тщательно анализируя свои ощущения. — Да. Злюсь. Не просто злюсь. Я разочарована. Понимаешь, Глеб, — я опустила глаза в бокал, по дну которого гоняла остатки итальянского вина, — если бы его проступок был только в том, что он замалчивал информацию, это было бы не так. неприятно. Мужчина сам привык решать свои проблемы, сам себя сделал. Это все можно принять. Обижаться, да, злиться, да, но на короткое время. А тут… Он ведь игрался, игрался моей жизнью, моим здоровьем, моим отношением к нему.
Не выдержала и встала с дивана, пройдя к окну.
— Понимаешь, я бы согласилась быть приманкой, но только сознательно. А ведь я ему доверяла, больше чем тебе, больше, чем Саше. Сашу я видела не в самых приятных обстоятельствах, как и тебя. И подсознательно была готова в очередному выверту. Вы хотя бы были честны. Грубы, местами отвратительны, но честны. А Змей… Змей всегда был идеальным. Понятливым, заботливым, надежным. Никогда бы и в голову не пришло, что он… Что он играет моими чувствами, как кот с мышкой. Забавляется всего лишь..
Голос дрогнул и я поняла, что скоро банально разревусь пьяными слезами. Кому оно надо?
Выпрямилась и, нацепив улыбку на лицо, обернулась. Глеб смотрел не в камеру, а куда-то сильно поверх. И выражение лица такое, вроде как: ну, извини, приятель, я не виноват, что тебе пришлось все это дерьмо выслушивать.
Улыбка слетела с губ и я хищно прищурилась, подбираясь к ноуту. А я ведь не раз замечала, что, то Саша, то Глеб кидаю взгляды в сторону, то ли советуясь, то ли ища одобрения у кого-то, оставшегося за кадром.
— Он там, да? — Спросила устало у Глеба. Опять они за свое. Хотя. сказал бы сразу, что Тим нас слушает, стала бы я с ним разговаривать? Нет. Или да, но не было бы откровенности. А сейчас… Сейчас я выговорилась и переложила частично весь груз своей обиды на плечи Глеба и самого виновника этих обид.
Глеб кивнул. По лицу видела — боится. Боится, что я сейчас отключу связь и, возможно, больше не выйду. А мне стало безразлично. Ну сидит и сидит, слушает…
— Трус. — Произнесла ясным голосом. Глеб наморщил лоб, то ли осуждая, то ли проявляя недовольство.
— Ты трус, Змей. Мало того, что так и не извинился, так еще и прячешься за спинами друзей. Хочешь поговорить, говори. Но не смей больше приходить и слушать. Эти разговоры не для тебя.
Я все-таки психанули и сбросила вызов. Вот гаденыши. Ну я им устрою.
Звонок в дверь отвлек от мысленного четвертования особо опасных для моих нервов индивидов.
— Борис, — выдохнула, открыв двери.
— Привет, — Голубые глаза скользнули по лицу, — ты расстроена?
Правда? Он вот так, сходу, уже знает, что я чем-то расстроена?
— Есть немного, но это к предстоящему походу в кино не относится. Кстати, я тут подумала, Боря, я очень тебе благодарна за всю возню со мной, но, наверное, хватит уже. Я буду пытаться сама строить свой досуг. Две девушки с работы пригласили в театр на выходных, еще одни ребята в клуб, отметить день рождение нашего общего знакомого. Я и правда увлеклась… Только время у тебя забираю.
Я несмело улыбнулась. В надежде, что Борис сейчас обрадуется и умчится вдаль, в поисках приключений на свои вторые. кхм.
Но, напротив, мужчина вдруг стал раздраженным и сдержанным. От заботливого добродушия, с которым он интересовался о моем душевном состоянии, не осталось и следа.
— И кто это тебя в клуб звал? — Строго спросил, проходя на кухню.
Я пошла следом, не совсем понимая его реакцию.
— Михаэль и Никола, это врачи в госпитале твоих родителей. У Михаэля день рождения через две недели, он решил с друзьями в клубе собраться. Он еще и Юлию, и Катрин, и Сесиль пригласил.
— И каким боком ты относишься к понятию "его друзья"?
— Ну, мы как бы общаемся, на обед вместе ходим. Борис, я не понимаю, ты что не рад? Я же только обузой была…
Борис уткнулся в чашку и даже не знал, что и ответить на это заявление? Что она — слепая дура? Так обидится.
Видел он их на обеде, всех шестерых сразу или по группам, и не раз, да только думал, что дальше совместных обедов общение так и не зашло. И Михаэль этот, смотрит на красивую и успешную, пусть еще и коряво говорящую на немецком женщину, как котяра на сметану. Рыжый такой котяра, наглый, с ирландскими корнями и звонкими яйцами.
Или сказать, что постепенно из навязанной ему, даром не нужной, бабы, она превратилась в женщину, за внимание которой он готов бороться хоть с самим Змеем. Тем более Змей и так не в фаворе.
Они там. А он тут. Постоянно видит эти улыбки, слышит низкий веселый смех. Она удивительно не сдержанна, когда смеется, запрокидывает голову, но глядя на нее не становится противно, наоборот, ты заражаешься этим весельем. И улыбаешься, как дурак. Она вся искренняя. И ее сочувствие, когда приходишь с работы выжатый, как лимон, а она предлагает отменить поход на каток, ссылаясь на то. что кататься не умеет и ей до чертиков стыдно будет. И вместо прогулки ставит тебе фильм на ноуте и окружает заботой. “Слушай, а ты какао любишь? Давай приготовим. Ты как любишь: больше какао или сахара? Представляешь, нашла сегодня в одном из магазинов НОРМАЛЬНЫЙ какао, а не синтетический подслащенный суррогат. Даже не представляю, как на полки занесло в приличную и вымерянную до залысин Германию.” И улыбается так ярко. А ты ловишь себя на мысли, что готов самолично пригнать фуру с этим долбанным какао, лишь бы она вот так улыбалась. Еще и еще, слегка морща при этом вздернутый носик.
И улыбалась только тебе.
Или, как они спорили и она шутливо дала ему подзатыльник. Он тогда от возмущения чуть не поперхнулся. С ней можно было и поговорить на отвлеченные темы, и весело провести время и помолчать. Главное — помолчать. Без неловкости и неудобства, когда так и тянет сказать какой-нибудь бред.
И ты выдыхаешь, расслабляешься, окруженный заботой. Все проблемы с юристами и больными отступают на задний план. Он уже втайне мечтал о том, что за два года все четверо настолько отвыкнут друг от друга, что больше не сойдутся. А он будет рядом.
Эгоистично? Пусть. Зато ему хорошо. И ей тоже будет. И друзей у нее будет много, а вот это плохо. К ней и так тянутся в коллективе. Диковатая русская превратилась в "свою" за какие-то четыре месяца, а что будет дальше? Поклонников тяпкой по больнице гонять? Тем более была бы еще дурой, а то мама на нее не нахвалится. И язык сходу хватает.
И тут Борис с ужасом подумал, что все перечисленное имело значение только для него. А она… Для нее это просто обязательства с его стороны и не более. Поэтому она ни разу кокетливо не посмотрела, не прикоснулась со значением… От промелькнувшей мысли внутренности стянуло в узел, а затем затянуло еще и коркой льда. Ну уж нет. Он просто так еще не сдавался.
— Лен, давай встречаться? — Вот и все. Он это сказал. Борис чуть трусливо не зажмурился, но в последний момент одумался и поднял глаза, испытывающе смотря на сидящую перед ним женщину.
— Э, не-е-ет… Нет-нет-нет. Не надо мне этого. Не хочу. — Я вдруг рассмеялась, как безумная. — Борис, ты с ума сошел? А этих троих мне куда девать?
— Ну так между вами ничего нет. — С трудом сохраняя спокойствие, давил на логику и здравомыслие Борис. — Общение по скайпу — это общение по скайпу. Лен, два года. Практически еще два года. Ты же не думаешь, что это реально?
— Не знаю, — я отвернулась, не хотела видеть разочарование в глазах мужчины. Я ведь и не воспринимала его, как возможного спутника жизни. Слишком оказалась занята проблемами, мыслями и другими мужчинами. А тут вдруг… Как же неловко. И сочувствую. Но зачем ему я и мои тараканы? Три огромных, адски нудных таракана.
— Это значит нет? Ты уверена? — Борис уже стоял на выходе из кухни. Я оглянулась и посмотрела на него еще раз, присматриваясь, словно впервые увидела.
А ведь с ним и правда все это время было хорошо. Он веселый, умный, галантный… Мне не противно с ним целоваться. Неужели Глеб был прав? Не зря он завел "шарманку" про Бориса.
— Нет. Я дала обещание Глебу и Саше, что дождусь… — Я твердо и без сожаления ответила отказом.
— А Тиму? Тиму давала обещание?
— Нет, не давала. Но при чем тут Тим?
— Как причем? Было трое, останется трое. Я все равно не отступлю. — Борис радостно улыбнулся, явно прокручивая какие-то мысли по моему завоеванию в голове. — Кстати, если ты поторопишься, то мы еще успеем в кино, как и собирались.
Кино? Я вздохнула. Теперь с Борисом не так просто будет общаться, зная о его увлечении. Но билеты "пропадут", да и отказываться от общения с ним из-за его бзика — глупо. Буду надеяться, что это временное помешательство. Свести их с начальницей что ли поближе? С этими мыслями я согласно кивнула и отправилась переодеваться.