Из рода волхвов

Глава 24

Она вынырнула из видения, словно из омута — и захлебнулась тёплым воздухом, втягивая его с удивительной жадностью. Перед глазами вновь возникла изба, вновь зеркало и мрачное лицо рыжеволосого старца. Реальность на мгновение предстала сном, а сон претворился в реальность. Она не сразу поняла, что являет собой на самом деле — таинственную жрицу Миру или же деревенскую девицу Веселину. Всё в мыслях перемешалось, слилось воедино, стирая всякие грани.

Она и Мира — один человек. Это казалось сумасшествием, но настолько разумным, что у неё не было ни единого довода, который мог бы это оспорить. Её глазами она видела крушение Яруны, её глазами смотрела на мир в каждом из своих видений. Мысль о том, что Лина являлась её перерождением, вызывала дрожь под кожей. Одна душа — два разных лица и две разных судьбы.

— Теперь вспомнили? — с горькой усмешкой спросил Огнедар и накрыл прозрачную зеркальную гладь тёмной материей. — Жизнь в неведении сладка, но лишь до тех пор, пока неприглядная правда сокрыта в тенях.

— Это правда были… мы? — спросила Веселина, и от жуткой догадки похолодела кровь. Она обернулась к Яну, который замер, словно был ни жив, ни мёртв. — Радовид и Мира — наши прошлые перерождения?

Ян дёрнулся от её слов, как от удара, поднимая остекленевшие глаза, в которых не было ни удивления, ни страха. Они были пусты и прозрачны, словно идеально-чистое серебро. И оттого лишь сильнее стали похожи на взгляд юноши, который в зеркальном видении ласково звал её Мирой и умолял вернуться к нему.

— Если это какая-то дерьмовая шутка, жрец, — хрипло произнёс Ян голосом, в котором звенела сталь. — То я лично прирежу тебя здесь и сейчас.

Огнедар весело фыркнул, разглядывая волхва снисходительно, словно ребёнка, который раз за разом наступал на одни и те же грабли.

— А ты всё такой же, мальчишка. Душа у тебя тёмная и злая, совсем как тогда, — хмыкнул он и ткнул длинным посохом ему прямо в грудь, словно предостерегая не совершать опрометчивых действий. — Что, сложно смириться с тем, что тот образ, который ты всю жизнь винил во всех своих бедах, был твоим прошлым воплощением?

Веселина сжала похолодевшие пальцы, когда страшная мысль, наконец, пронзила её голову. Ян и Радовид — две половины одной медали. Один всю жизнь служил княжеским волхвом, скованный цепями клятвы, а другой — всю жизнь убивал людей. Насколько сложно должно быть свыкнуться с тем, что он сам — причина и последствие всего этого кровопролитного цикла. Мира умерла и не видела того, что случилось с Радовидом после её смерти, но людская молва едва ли приукрашивала все его зверства для красного словца. Но Ян помнил, более того — Ян видел.

— Чего ради… ты нам это всё показал? — процедил он звенящим от ярости голосом. — Хочешь сказать, я заплатил недостаточно высокую цену?

Веселина стояла между ними, бледная и перепуганная до смерти, и смотрела на замерших у порога Звану и Вацлава, лица которых исказились непониманием. Ян избегал её взгляда, как мог, словно намеренно пытался отрезать себя от неё. Странное ощущение чужой отчуждённости причиняло ей эфемерную боль, сжимало сердце охотничьим капканом.

— А что, похоже, будто бы твои прошлые ошибки более не тревожат покой людей? — засмеялся Огнедар с прежней насмешливостью. Но что-то холодное притаилось в этом тоне, что-то угрожающе-опасное. — По твоей вине волхвы придумали руны покаяния, по твоей же вине от них желают избавиться. Всё в мире циклично, мальчик. Или ты думаешь, что я шутил, когда говорил, что боги воздадут тебя по заслугам? Неважно, в какой жизни, но они найдут тебя.

Казалось, терпение Яна треснуло по швам, когда он опустил пальцы на меч, сокрытый в ножнах. Веселина кинулась к нему и сжала чужую ладонь, не позволяя свершиться кровопролитию. Его и без того было слишком-слишком много.

— Прошу вас, перестаньте, хватит ворошить дела минувших дней, — прошептала она и с надеждой взглянула на него. Жидкое серебро во взгляде волхва невольно обожгло кожу на лице, и Лина усилием воли отвела взор. — Скажите, зачем вы показали нам эту правду? Какой грех мы должны искупить?

Огнедар глянул на неё с сочувствием и плохо сокрытой печалью. Едкость и насмешливость стекли с его лица, словно капли воды, сменяясь печатью нарочитого равнодушия.

— На тебе греха, девочка, нет, — проронил он. — Но тебе его придётся искупить. Если он — причина, то ты — первоначало. Три столетия назад смерть Миры принесла в этот мир беды, но твоё рождение сейчас — может принести благо. Для всех нас.

— Что мне нужно сделать?..

— Ничего тебе не нужно делать, — проскрежетал Ян и резко дёрнул её за руку. — К чёрту это всё, мы уходим.

Веселина непонимающе дёрнулась в его хватке, с тревогой оглядываясь на помрачневшее лицо жреца, и упёрлась пятками в пол. Ян смотрел на её отчаянное упрямство с раздражением и плохо скрываемым страхом, мелькавшим на дне серых глаз. Кажется, он был в шаге от того, чтобы обрушить на её голову шквал ругательств.

— Мы проделали этот путь, чтобы потом уйти?! Ну уж нет, мы останемся и дослушаем, отпусти меня! — рявкнула она, чудом вырывая ладонь. — Я понимаю твои чувства, я знаю, что ты видел. Но оставь прошлое в прошлом, сейчас у нас иные заботы!

Ян упрямо поджал губы и провёл ладонью по побледневшему лицу. Веселина ощутила запоздалый стыд и печаль, узлом стянувшие грудь. Возможно, её слова звучали слишком резко для того, кто только что узнал, что является самым ненавистным колдуном в мире. Им стоило поговорить, непременно стоило — но не здесь, не так и не сейчас. Наедине, когда буря в их сердце уляжется хоть немного. Она осторожно обхватила его ладонь тёплыми пальцами, надеясь хоть на время притупить память, и сказала:

— Мы поговорим, хорошо? Обо всём, что видели.

Ян не ответил, со странной жадностью и плохо сокрытым отчаянием скользя вдоль её лица. Но кивнул, с трудом отводя взгляд. Огнедар, наблюдавший за ними со стороны, молчаливо предложил им присесть за стол. Звана и Вацлав поглядывали на них с осторожностью, совершенно растерянные, а Лютомир, продолжающий корчить из себя дурочка, лениво перекатывал в пальцах несколько ягод рябины, которую не успел убрать хозяин дома.

— Почивать мне вас нечем, господа, а потому отбросим пустую вежливость, — хмыкнул Огнедар, окинув каждого из них внимательным взглядом. — Чтобы избавиться от рун покаяния, необходимо провести ритуал. Я отведу вас на капище, где три столетия назад ваши предки заковали себя добровольными цепями. Однако… зависеть всё будет лишь от тебя, девочка.

— Вы уже прежде говорили мне это, — отозвалась Веселина и приподняла бровь в немом вопросе. — Что именно от меня требуется?

Жрец Велеса криво улыбнулся и, вытянув руку, вдруг указал на её глаза. Старческий палец уткнулся ей прямо в переносицу.

— Глаза полукровки видят многое. В них твоя сила и в них же твоя слабость. Руны покаяния связывают воедино людей и волхвов, подчиняют одних воле других, — он задумчиво глянул в окно. — Но их создал не волхв, а такой же полукровка, как и ты. Ваша кровь — замок и одновременно с этим ключ. Вот только любой ритуал — это жертва. Готова ли ты, девочка, пожертвовать своим зрением, чтобы освободить волхвов от неволи? Твой предшественник некогда отдал своё, желая отстоять свои убеждения. Каков же твой ответ?

Веселина замерла, поражённая жестокими словами, и вгляделась в лицо Огнедара, словно пыталась найти в нём следы обмана. Но он не врал, зелёные глаза были кристально честны. Губы сковало холодом, а язык невольно прилип к нёбу. От мысли, что однажды свет в её глазах потухнет навсегда, стало страшно, словно перед прыжком в пропасть. Темнота ночи пугала Лину всю жизнь, но она всегда знала, что мрак не может длиться вечно — за ним неминуемо следует солнце. Только отдав своё зрение на заклание, Веселина останется в этой тьме навсегда.

И она не была уверена, что готова пойти на такую жертву.

— Её ответ — нет, — голос Яна обжёг их холодом. — Почему за ошибку наших предшественников должна расплачиваться девчонка, которая отношения к нам не имеет?

— Потому что она — единственная полукровка. Других более нет — и едва ли будет в ближайшую сотню лет.

— Это слишком жестоко, — проронила Звана и посмотрела на неё с сожалением, омрачившим голубые глаза. — Неужели иного способа нет? Совсем никакого? Там же наши семьи, наши друзья… Их никак нельзя освободить иначе?

— Сказано же тебе, Звана, нельзя, — пробурчал Вацлав, опуская голову на сложенные на столе руки. — Это выше моих сил, мне слишком стыдно сейчас просить её согласиться на это. Но мои родители в Вороньей долине…

Лютомир наблюдал за их душевными метаниями с беззаботной усмешкой и разжал пальцы — ягоды рябины с тихим стуком рассыпались по деревянной поверхности стола. В его тёмных глазах шевельнулось что-то острое и злое.

— Что может быть важнее семьи? — пропел он, разглядывая их с насмешливой снисходительностью, словно робких детей, не смыслящих в жизни. Маска дурочка удивительно быстро слетела с него, обнажая злое лукавство. — Вы столь сильно трясётесь над этой девицей, которая даже не принадлежит до конца нашему роду? Её рождение — это ошибка, пятно, от которого необходимо избавиться. Быстро и безболезненно.

Лезвие короткого кинжала бесшумно вонзилось в поверхность стола, прямо между пальцами Лютомира. Веселина испуганно посмотрела на Яна, который, кажется, едва сдержал себя, чтобы не воткнуть клинок в чужое беззащитное горло. Но юноша даже не дёрнулась, лишь сильнее растянул губы в едкой ухмылке, ни капли не смущённый чужим гневом.

— Никакого кровопролития в моём доме, — гневно проговорил Огнедар. — Хотите показать свою удаль — тогда вон за дверь!

Лина привычным движением опустила пальцы на чужое предплечье, пытаясь беззвучно успокоить разрастающуюся, как лесной пожар, ярость. Мысли её были далеки отсюда, словно птицы, покинувшие родные края в преддверии зимы. В воспоминаниях мелькали лица матери и дедушки, с которыми она простилась столь эгоистично и скоропостижно. Решающие слова вертелись на кончике языка, но Лина не решалась произнести их вслух, потому что, казалось, они навсегда отрежут её от этого мира. Но отчаявшийся взгляд Званы проникал ей под кожу, въедливо ворошил совесть, бестактно указывая ей на очевидную трусость. Зрение за сотни жизней — расклад, как ни крути, не в её пользу.

— Хорошо, — выдавила Веселина и добавила для верности, пытаясь убедить и саму себя в правильности сказанного: — Хорошо. Давайте так и поступим.

Ян дёрнулся под её пальцами и в серых глазах, обращённых к ней, мелькнул страх — настолько очевидный, что у неё похолодело под кожей. Он без слов подхватил её за руку и буквально выволок из избы. Она почти не сопротивлялась, хотя от лёгкой боли немело предплечье. Оттащив её подальше от дома, Ян буквально вдавил Веселину в стену, с яростью вглядываясь в искажённые спокойствием черты. Тяжёлое дыхание вырывалось из его рта и, казалось, ещё чуть-чуть — и его хлипкое терпение окончательно лопнет, как раскалённое до предела стекло.

— Что за пустое геройство? Кто тебе они, чтобы жертвовать ради них стольким? — рявкнул Ян, которому уже претило её нарочитое равнодушие.

— Стольким? Это всего лишь зрение, — Веселина устало нахмурилась. — И с его помощью мы сможем спасти всех волхвов, живущих в Вороньей долине. Так в чём проблема? Если цена их свободы — мои глаза, то я охотно отдам их. Ты ведь и сам привёл меня в Яруну ради этого!

— Я этого не хотел!

— Но это случилось! И что теперь? Будем продолжать спор до тех пор, пока эта обезумевшая женщина, которая сейчас сидит на троне в Пряценске, не перебьёт всех твоих товарищей?!

— Речь идёт о тебе, а не о них, — раздражённо вскинулся Ян, встряхивая её, словно тряпичную куклу. — Я не хочу, чтобы ты ради незнакомых тебе людей обрекла себя на жизнь во тьме. Мы найдём другой способ. И меня не волнует, что ты на это скажешь…

— Точно также как тебя не волновали предостережения Миры в прошлом? — звенящим от негодования голосом спросила она. Ян замер, вглядываясь в её глаза затравленно, словно зверь, загнанный в угол. — Твоё упрямство и эгоизм — следствие того, что происходит сейчас. Мы виноваты оба, в равной степени. И я готова отдать зрение ради того, чтобы исправить хоть что-то… Это, в самом деле, небольшая цена.

Веселина устало вздохнула и скользнула ладонями по холодным щекам, аккуратно приблизив к себе его лицо. Они соприкоснулись лбами, ловя губами дыхание друг друга. Ян сдался первым, целуя её жадно и отчаянно, словно в любую секунду она могла рассыпаться в его пальцах, словно фигурка из песка.

— Я не Мира и я не умру, просто потеряю зрение, — сказала Лина, пытаясь успокоить и его, и себя. — Прошлое остаётся прошлым. Оно — урок, который мы должны усвоить, чтобы не повторять одни и те же ошибки вновь.

— Я до сих пор не могу до конца принять то, что душа Радовида живёт во мне, — усмехнулся Ян, притягивая её ближе к себе. — Но самое жуткое в этом всём то, что я не могу его осудить. Да, он безумец, который был одержим войной и смертью. Но иногда мне кажется, что если бы я потерял тебя — то поступил бы точно также…

Веселина вздрогнула от этих слов, но не отпрянула — прижалась лишь теснее. Прошлое тянулось за ними всю жизнь, подобно мрачным теням, готовым поглотить их и утащить в свою непроглядную мглу в тот миг, когда кто-то из них оступится. И до тех пор, пока они будут наступать на те же грабли, боги будут продолжать разлучать их. Это бесконечный цикл, из которого невозможно выбраться. По крайней мере, до тех пор, пока они продолжают потворствовать своему эгоизму.

— Если хочешь любить, то научись жертвовать. Я готова пожертвовать глазами, чтобы волхвы, наконец, смогли обрести свободу. Но тогда и ты, — она подняла на него взор. — Ты тоже должен отдать что-то. Отбрось свой эгоизм, Ян. В конце концов, я ведь не намереваюсь умирать.

Растянув губы в весёлой улыбке, Лина спросила, слыша, как взволнованное сердце учащённо скакало в грудной клетке:

— Да и чего мне бояться, если рядом со мной будешь ты? Командиру Громового взвода ведь не составит труда присмотреть за слепой девушкой?

Он поморщился, словно её слова причинили ему невероятную боль, и аккуратно сжал её тонкие пальцы в своей ладони.

— Когда всё закончится, мы уедем отсюда. Настолько далеко, насколько возможно. Я более не хочу ввязываться во все эти распри — отныне это будет чужой заботой, — сказал Ян и поцеловал её побледневшие от напряжения костяшки.

— Конечно, мы уедем.

Огнедар не отличался особым гостеприимством, а потому даже не дал возможности отдохнуть в его доме. Они выдвинулись к выходу из города, когда солнце стало клониться к закату. Сумерки — время колдунов, время, когда нечисть начинает понемногу шевелиться в своих могилах. По пути им попалось несколько упырей, привлечённых в заброшенный город запахом смерти, но, к счастью, огняники более не тревожили их. Хотя крики их слышались где-то в отдалении, разносились в облаках подобно грому.

Они покинули город через западные ворота и ступали вдоль заросшей тропы, за которой когда-то давно пристально следили и ухаживали. Но теперь этим было некому заниматься. Древнее капище заброшено уже несколько столетий, а мёртвые жители этих краёв едва ли считают нужным поклоняться богам.

Лютомир, к их общему неудовольствию, увязался следом за ними. Ян поглядывал на него косо, не скрывая своих подозрений, которые разделяли они все. Но Огнедар ясно дал им понять, что у них не так много времени, чтобы растрачивать его на пустые ссоры. А потому они, сцепив зубы, смирились с его нежелательным присутствием.

— Я знаю это место, — вдруг сказал Ян, когда вдали показались изваяния богов, стоящие полукругом. — Здесь Радовид убил Вереского князя.

— Так странно, — Лина тоскливо усмехнулась. — Мы вновь идём теми же тропами, какими ходили столетия назад. Но хочется верить, что они не приведут нас к тому же итогу…

— И что же дурного в том итоге, полукровка? — спросил Лютомир, лукаво улыбаясь им обоим и лениво пожевывая зелёное яблоко, сорванное с дикой яблони. — Во времена Радовида люди получали по заслугам, а волхвы упивались справедливостью. Разве это не равновесие?

— Нет равновесия там, где кровь льётся рекой, — проронила она, нахмурив брови.

— Но она всегда будет литься, это естественно ровно настолько же, насколько естественно дышать, — сощурился волхв и вдруг глянул на Яна, который не скрывал своего молчаливого раздражения. — А что насчёт тебя, Радовид? Разве не хочешь вновь обратить этот мир в пепел? Я же чувствую — у тебя достаточно сил для этого.

— Закрой рот, пока я не прирезал тебя. И не зови меня этим клятым именем.

Угроза в его голоса была настолько явной, что не понял бы её только редкостный дурак. Но Лютомир был либо шутом, либо идиотом, потому что совершенно не испугался, лишь зашёлся смехом, словно безумец. Но весь оставшийся путь молчал, искоса поглядывая на них хитрыми тёмными глазами. Веселине он нравился всё меньше и меньше. Её и без того взволнованное сознание хотело скрыться куда подальше от этого волхва.

Заброшенное капище встретило их равнодушным молчанием и порывистым ветром, сносящим с ног. Она огляделась и со всех сторон увидела лишь лики богов, которые, казалось, взирали на неё с узнаванием. Этого места не было в воспоминаниях Миры, но она его узнавала. Странное ощущение спокойствия омыло её душу, подобно речной воде, успокаивая кипящее от тревоги и страха сердце. У Веселины было не так много времени, чтобы смириться с тем, что белый свет она видела последний раз.

— Подойди ко мне, девочка, — попросил Огнедар и раскрыл холщовый мешок, который всё это время нёс с собой. — Положи это на алатырь-камень.

Она с интересом оглядела небольшой костяной нож, старый, но сделанный изящно, тонко. Руническая вязь тянулась вдоль лезвия, похожая на замысловатый узор.

— Чьё это?

Огнедар хитро улыбнулся и бросил пристальный взгляд в сторону Яна, который в ответ лишь напряжённо вздёрнул бровь. Лина поняла всё без слов и послушно исполнила просьбу. Деревянный лик Макошь смотрел на неё сверху вниз — и странное чувство сковало её душу. Судьба не пощадила её ни в первой жизни, ни во второй. И ей бы хотелось спросить — в чём причина? Но на один вопрос она уже получила ответ — и более не хотела проливать свет на вещи, которым лучше остаться в тени.

Ян бесшумно приблизился к ней и положил подле костяного ножа изящную лунную подвеску. Но долго не мог оторвать взор от неё, словно без этого незамысловатого украшения чувствовал себя потерянным. Веселина ласково улыбнулась и переплела их пальцы, получая в ответ слабый блеск в серебристых глазах. Ей хотелось запомнить его лицо как следует, чтобы потом, находясь в кромешной темноте, представлять себе без труда.

— Кое-чего не хватает, — задумчиво произнёс Огнедар и вдруг обернулся в сторону Лютомира. — Принеси мне проклятый меч Яромира, мальчишка. Он не принадлежит «Велесову братству».

Они замерли на месте от неожиданности. Но Лютомир, казалось, не выглядел удивлённым, не выглядел раздосадованным — он смотрел на них с будничным выражением лица, как обычно смотрят на букашек, ползущих мимо. Равнодушно отбросив огрызок яблока, волхв улыбнулся и склонил голову с интересом.

— Давно узнали, старейший?

— А ты и не таился, Лютобор. Как и все твои братья и сёстры, которые прямо сейчас прячутся поблизости. Выходите, ну же!

Его голосу вторили вороны, стаей поднявшиеся над вершинами деревьев. Веселина с ужасом прокручивала в голове это имя, вспоминала события минувших дней и, наконец, начинала понимать. Ей не зря показалось знакомым его имя — ведь они с Соней казались почти близнецами, разделёнными на два тела. Лютобор удручённо усмехнулся и развёл руками.

— Ладно-ладно, твоя взяла, жрец. Мы и правда вас заждались.

Порыв ветра налетел на них и почти снёс с ног. Велесина зажмурилась, покачнулась и потянулась к Яну, надеясь схватиться за него, словно утопающий за соломинку. Но словила лишь пустоту. И вдруг чьи-то тонкие пальцы вцепились в неё и сжали в цепкой хватке. Горло обожгло холодное лезвие — всего миг, но этого хватило, чтобы сердце рухнуло куда-то в пятки.

— Здравствуй, милая, как поживаешь? — пропела над её ухом Соня и сверкнула безумными глазами. — Вы так жестоко обошлись со мной в последний раз… Как не стыдно!

— Отойди от неё! — закричала Звана и обнажила меч, но не успела сделать ни шагу, как за её спиной возникло ещё несколько фигур в тёмных плащах. Звякнула сталь.

Их было не меньше двух десятков, а то и больше. Их не смущало даже то, что они стояли перед ликами богов, на капище. Подобная жажда крови внушала ей ужас куда более сильный, чем ощущение ножа на шее. Поймав испуганный взгляд Яна, она аккуратно подняла ладонь, призывая его не совершать опрометчивых поступков. Если бы «Велесово братство» желало её смерти — они бы уже сделали это. Ведь все нужные артефакты на месте, прямо перед ними.

— Не боитесь осквернять священные места? — напряжённо спросил Огнедар, который взирал на них с мрачным спокойствием. — Радовид пустил дурное зерно в землю, а оно вон как разрослось… Как тебе, мальчик, нравится результат своих трудов?

— С радостью бы вырвал эти сорняки с корнем, если бы мог, — процедил Ян, сжимавший меч столь сильно, что костяшки на руках побелели. Взгляд его был прикован лишь к Веселине — и что-то отдалённо похожее на безумие плавилось там, подобно жидкому серебру. — На кой чёрт вам это всё? Если вы убьёте её — я убью вас следом же. И плевать мне будет на все эти клятые предсказания, которым вы столь слепо верите.

— Теперь твои слова куда меньше напоминают мне причитания княжеских псов из Вороньей долины, — хмыкнул Лютобор и склонил голову к плечу. — Но, честно сказать, я всё ещё разочарован. Не так я себе представлял колдуна, который стёр с лица земли целое государство…

— Государство мне ни к чему, а вот вас бы с радостью прирезал.

Веселина испуганно билась в руках Сони, напуганная ножом у своего горла меньше, чем тем, какие последствия могла принести её очередная смерть. Слишком далеко это всё зашло.

— А ну угомонитесь!

Огнедар со всей силы стукнул о землю своим посох — и их разбросало в разных стороны, словно пожухлые листья. Мечи и всё прочее оружие, которые успело покинуть ножны, поднялось в воздух и оказалось выброшено с холма, подобно ненужному хламу, оскорбляющему взор. Она торопливо поднялась с земли, с удивлением оглядывая множество мелких ран, которые появились на коже вторженцев. Они не выглядели смертельными, но судя по слабым и болезненным стонам, причиняли серьёзные неудобства.

— За эти годы вы совсем поросли своей постылой ненавистью! Ненавидите своих, ненавидите чужих! — пробасил Огнедар и встал подле неё. И только теперь Веселина заметила, как от гнева полыхали глаза жреца. Что-то нечеловеческое ощущалось вокруг него, что-то необычайно мощное давило на её плечи в его присутствии. — Всех, кто приблизится к этой девочке со злыми умыслами, я лично скормлю лесным тварям.

Со стороны леса донёсся пронзительный вой, которому вторили остальные, с разных уголков леса. У Лины мурашки пробежали вдоль спины от этого звука, и она робко придвинулась к своему нежданному защитнику. Смутная мысль шевельнулась в голове, но Веселина не решилась спрашивать. На это ещё будет время.

Но, видимо, Соня таким терпением не славилась.

— Ты ещё кто такой, старый?.. — процедила она и тут же скривилась от боли.

— Тот, кому вы все столь рьяно возносите молитвы, дурная твоя голова, — отозвался Ян, окидывая их всех насмешливым и едким взором. — Неужто покровителя своего не узнали?

Вдоль толпы прошёлся шёпот — неверящий и поражённый. Лютобор распахнул глаза и широко улыбнулся, словно ему только что сказали какую-то невероятно дурную и глупую шутку.

— Это чушь, вы лжете, — съязвил он, но тут же скривился от боли.

В тот миг, когда солнце окончательно утонуло за горизонтом, накинув мрак на землю плотным покрывалом, вдоль молчаливых изваяний зажглись факелы. Один за другим — сами по себе, словно ведомые чьей-то рукой. Веселина с затаённым сердцем наблюдала, как озарялись золотым светом лики богов. Перун, Сварог, Род, Макошь… И все остальные вместе с ними взирали на них со своих мест. И во взглядах их читался упрёк. Не того они желали, не того они хотели.

Воздух вокруг Огнедара сгустился, стал плотным, словно предвещающим бурю. И на мгновение ей почудилось, будто бы его тень стала похожа на медвежью.

— Повторяю в последний раз — отдайте мне меч Яромира и убирайтесь отсюда, — пророкотал Велес, голос которого стал походить на животный рык. Его человеческий облик медленно таял по крупицам. — Или же примкните к нам. Решайте да побыстрее.

Змееголовые попятились назад, перепуганные неведомой силой до смерти. Даже по лицу Сони скользнула тень ужаса, и она с тревогой глянула в сторону брата, словно спрашивала — что им всем делать. Лютобор с трудом поднялся на дрожащих ногах, и глянул на своего бога-покровителя, словно обиженный ребёнок на родителя. Возможно, он многое хотел бы спросить у него — и ещё больше хотел бы сказать. Но страх и почтение пересилило это желание, и он лишь молча махнул рукой. Вскоре меч, длинный и ржавый, смердящий смертью и тёмным колдовством, занял своё место подле ножа и лунной подвески. Все три составляющие найдены — Мира, Радовид и Яромир.

Факелы полыхнули ещё ярче, взмываясь дымом ввысь и озаряя своим огнём холм. Огнедар помог ей подняться и по-отечески погладил по плечу, словно старался утешить. Но Веселина сама себе казалась до странного спокойной — неправильно спокойной для человека, у которого вот-вот отнимут возможность видеть.

— Дай мне свою руку, девочка.

Она послушно раскрыла перед ним ладонь и тут же поморщилась от боли, когда лезвие костяного ножа полоснуло её до крови. Огнедар аккуратно сжал её пальцы и направил на алтарь, позволяя каплям окропить камень. Алые линии скользнули вдоль её запястий, словно множество змей, и Веселина на мгновение испугалась, когда они вдруг стали принимать форму затейливых узоров, в которых она узнала руны. Они поднялись по плечу, коснулись лица — и холодом очертили глаза. Костры запылали ещё ярче, и Лина поспешно нашла взглядом лицо Яна. Он был бледен, словно сама смерть, и, казалось, едва удерживал себя в руках. Его лицо она видела в последний раз.

— То, что кровь скрепляет — только кровь и разрушает.

Но это вовсе не значило, что их жизнь на этом заканчивалась. Веселина широко улыбнулась ему, надеясь притупить его тревоги хотя бы ненадолго, и покорно опустила веки. Пожалуй, об этом выборе она сожалеть не будет. Когда глаза обожгло болью, Лина была готова, но всё равно не сдержала крика. В них словно вонзали множество острых иголочек, которые кусали её раз за разом. Перед внутренним взором вдруг возникли картины из прошлого — смех Радовида и Миры, первая встреча с Яном, лица матери и дедушки, Берёзовка, в которой она провела большую часть своей жизни…

А когда она вновь распахнула глаза — мир погрузился во тьму.