Когда она расцветает

ГЛАВА 18

ВАЛЕНТИНА

Когда я приоткрываю веки, я несколько раз моргаю, чтобы убедиться, что не сплю. Мои мысли мутные, язык пересох, а запястья очень болят. У меня во рту странный лекарственный привкус, который хочется выплюнуть, но у меня очень мало слюны. Я качаю головой, пытаясь избавиться от тумана, и получаю в награду острую боль в плече.

О, это может быть из-за того, что кто-то связал мои запястья грубой веревкой и оставил меня висеть на руках.

Я в квадратной комнате размером со спальню. Плиточный пол, незаконченные стены и узкое окно под потолком, которое в основном завешено газетами, но через щели пробивается яркий свет. Оно обращено куда-то наружу. Мягкая струйка песни босса-нова пробивается сквозь стекло.

Ужас наваливается быстрее, чем моя память. Где я, черт возьми, и как я сюда попала? Мои пальцы ног ударяются о землю. Я быстро понимаю, что если встану прямо, то смогу снять вес с рук, поэтому я и делаю именно это.

И тут меня осенило. Офис Дамиано. Мартина. Его странная неестественная улыбка, когда он протягивал мне воду.

Он накачал меня наркотиками.

Как долго меня не было? Судя по тому, как болят мои руки, должно быть, это было давно. Я поворачиваюсь в одну сторону, потом в другую. Там дверь без ручки. Я пытаюсь пнуть его ногой, но я слишком далеко, чтобы даже приблизиться к нему. Вместо этого я теряю равновесие и получаю в награду еще большую агонию в своих руках.

Гнев и страх борются за господство в моей груди. Почему он взял меня в это место и связал, как какое-то животное? Я откидываю голову назад, чтобы посмотреть на свои ограничители.

Холодное узнавание распространяется под моей кожей. Веревки подвешены к большому рыболовному крючку. Так Лазаро связал Мартину в нашем подвале.

Нет нет нет. Я борюсь с ужасной паникой и слезами, наворачивающимися на глаза. Это расплата. Он наказывает меня.

Я не понимаю. Я помогла его сестре. Он думает, что я работала с Лазаро? Почему он не дал мне объяснить?

Объяснить, что? — спрашивает голос в моей голове. Ты работала с Лазаро.

Моя нижняя губа дрожит. Я забыла фундаментальную истину о себе.

Я плохой человек.

Никакие объяснения этого не изменят.

Одинокая слеза скатывается по моей щеке, и прежде, чем я успеваю собраться, я слышу, как открывается дверь.

Мой взгляд тут же встречается с его.

Ушел собранный бизнесмен. Волосы Дамиано взлохмачены, и вместо обычного костюма на нем простая черная футболка и рваные джинсы. Он смотрит на меня, как на тушу в мясной лавке. В этих глазах нет и тени нежности. Мои легкие замирают под его ледяным взглядом.

Что он сделает со мной? Он любит свою сестру. Изрубит ли он меня и положит в красивую большую коробку с бантиком, чтобы она могла ее открыть?

Я снова включаю свое воображение. Возможно, он смотрит на меня так, будто готов убить, но в этой комнате только один убийца, и это не он.

Чтобы он ни запланировал для меня, я заслуживаю ее. Но потребность дать ему понять, что я никогда не собиралась причинять вред Мартине, настолько сильна, что у меня зудит под кожей.

— Дамиано…

— Замолчи.

Это слово кажутся пощечиной. Жало от них вонзается в мои щеки. Страх, разбитое сердце и решимость — странные эмоции, которые нужно испытывать вместе.

Его шаги прокладывают медленную дорожку вокруг меня.

Я переношу свой вес с одной ноги на другую. — Пожалуйста, позволь мне объяснить.

Он запускает руку в мои волосы и дергает мою голову назад, вызывая у меня отчаянный вздох. Он смотрит на меня сверху вниз своими темными, беспокойными глазами.

— Нет, позволь мне кое-что тебе объяснить. Когда я говорю тебе что-то сделать, ты затыкаешься и делаешь это.

Он так взбешен, он не похож на себя.

— Это не ты, — говорю я.

— Ты знаешь кто я?

Он приближает свое лицо к моему, ища что-то в моих глазах.

— Я не понимаю.

Он отпускает меня и издает сухой смех. — Ах. Значит, ты знаешь обо мне еще меньше, чем я о тебе.

Я глотаю. Мой взгляд цепляется за татуировку, выглядывающую из-под рукава его футболки. Два раза, когда я видела Дамиано без рубашки, я не могла его заметить.

Он видит то, на что я смотрю.

— Это не то, что я рекламирую, но, поскольку ты, похоже, не понимаешь, что здесь происходит, я сделаю исключение.

Он поворачивает ко мне руку и поднимает рукав рубашки.

Это какой-то знак отличия. Две ветки листьев вокруг замка с двумя башнями. Над замком находится затейливая корона. Я никогда не видела его раньше.

— Это герб Казаль-ди-Принсипи, городка в Кампане, где я родился, — говорит он.

Казаль-ди-Принсипе. Что-то упирается в мою память. Где я уже слышала это имя?

— Это город с населением двадцать одна тысяча человек. Три тысячи из них находятся под постоянным наблюдением полиции. Ты знаешь почему?

У меня есть некоторые предположения. Волосы на затылке встают прямо. Почему Лазаро забрал Мартину? Что он сказал…

— Это потому, что этот городок — оплот клана Казалезе. Один из самых могущественных кланов Каморры. Мне кажется, ты знаешь, что такое Каморра.

Неаполитанская мафия. Я натягиваю свои путы не потому, что думаю, что на этот раз они могут внезапно сломаться, а потому, что во мне просыпается что-то гораздо более первобытное и страшное.

— Полиция считает, что за последние тридцать лет клан совершил около тысячи убийств. Они ошибаются. Я знаю, потому что мой отец управлял Казалезе и вел точный подсчет.

Он берет меня за подбородок и заставляет смотреть ему в глаза.

— Настоящее число — десять тысяч человек, — шепчет он. — И, если ты не скажешь мне, кто ты такая, твое имя в гроссбухе поднимется до десяти тысяч одного.

Моя грудь поднимается и опускается от слишком быстрого дыхания. Я не могу в это поверить. Он не бизнесмен. Он просто еще одна часть жестокого мира, из которого, как мне казалось, мне удалось сбежать.

Я пропустила все знаки.

Теперь мой мозг спешит собрать все воедино. Его отец управлял кланом — он использовал прошедшее время, так что я предполагаю, что это означает, что он мертв. Дамиано нынешний дон? Не поэтому ли все всегда так боятся его?

Это все меняет. Если я скажу ему, кто я, я снова стану разменной монетой.

— Ах. Теперь ты понимаешь, — говорит он, впиваясь пальцами в мой подбородок. — Кто ты?

Я зажмуриваюсь. Песня снаружи меняется на другую мелодию босса-новы. Каковы шансы, что кто-то придет мне на помощь, если я закричу? Наверное ноль. У меня нет причин сомневаться в том, что он мне только что сказал, а это значит, что он знает, как спрятать человека, которого не хочет, чтобы его нашли.

Я выдергиваю подбородок из его хватки и отворачиваюсь от него. — Отпусти меня.

Наступает момент молчания, а затем он горько смеется. — Зачем мне это делать?

— Я помогла твоей сестре уйти. Пожалуйста, просто отпусти меня.

— Я так не думаю. — Он проводит языком по своим верхним зубам и изучает меня. — Но, может быть, я подумаю, если ты ответишь на мои вопросы. Почему ты последовала за Мартиной на Ибицу?

— Я не пошла за ней. Я понятия не имела, что она окажется здесь. Мы летели одним рейсом в Барселону, но потом я приехала сюда одна.

— Ты думаешь, я поверю, что ты здесь случайно?

— А что еще?

— Назначение.

Мое сердце колотится о грудь. Он думает, что я работаю на отца?

— Я не работаю ни на кого, кроме тебя. Я уже сказала тебе правду. Я здесь, потому что хотела уйти от своей семьи.

— Ты не знала, что я брат Мартины?

— Нет! Я даже не знала ее имени, пока ты не представил нас в своем кабинете.

— Почему твой муж забрал ее?

Я не могу не заметить интонацию в его тоне при слове «муж». Я могла бы рассказать Дамиано, что Лазаро сказал мне о Мартине, но это может быть единственным рычагом, который у меня есть. Пока я не получу лучшего представления о том, что он планирует со мной сделать, я не могу открыть ему это. — Я не знаю.

— Ты врешь.

Я отвожу взгляд от него. — Мой муж никогда мне ничего не говорил.

— Мартина сказала мне, что ты его застрелила.

— Я понятия не имею, жив он или мертв.

Он обхватывает мое лицо ладонями и двигает моей головой, пока я снова не смотрю на него. — Ты, кажется, не разочаровываешься по этому поводу.

— Это был брак по расчету, а не брак по любви.

Во взгляде Дамиано мелькает нежность. Достучалась ли я до него? Может быть, я все-таки смогу убедить его отпустить меня.

— Почему ты помогла Мартине? — он спрашивает.

— Потому что я хотела. Я не хотела, чтобы она пострадала.

Он проводит большим пальцем по моей щеке. — Как тебя зовут?

— Але Ромеро.

Эта мягкость исчезла в мгновение ока.

— Ты не хуже меня знаешь, что Але Ромеро не существует, — отрезает он, убирая с меня руки. — Как тебя зовут?

— Почему это имеет значение? Я здесь не для того, чтобы создавать проблемы. Я никогда не думала, что снова увижу Мартину. Почему ты не отпускаешь меня?

— Потому что я не успокоюсь, пока все ответственные за то, что случилось с моей сестрой и ее подругой, не будут превращены в удобрение. Назови мне свое имя и скажи, на кого работал твой муж.

Он хочет отомстить Папе. Он уже на полпути, неосознанно держа в руках старшую дочь дона. Если он узнает, кто я, он убьет меня или обменяет на что-то более ценное.

— Я не скажу тебе своего имени.

Тьма омрачает его черты. — Я думал, ты хочешь все объяснить.

— Это было до того, как я узнала, кто ты на самом деле.

Он обрабатывает мои слова долгую секунду. — Ты действительно так верна тому, к какому бы отряду ты ни принадлежала? Ты лучше останешься здесь, чем вовлечешь их?

Сломанный смех срывается с моих губ. У него все совершенно неправильно. Я бы сказала ему правду, если бы думала, что смогу добиться от него обещания. Обещание не вернуть меня папе, несмотря ни на что. Но я знаю, что он никогда не скажет мне этого всерьез, пока жаждет мести. По крайней мере, если Дамиано решит убить меня, я могу быстро умереть.

— Делай, что должен.

Он ходит вокруг меня, пока я не чувствую его присутствие у себя за спиной. Мое сердце громко бьется в далеких звуках этой гипнотической музыки. Что он собирается сделать со мной?

Он подходит ближе, выстраивая наши тела. Откинув мои волосы набок, он подносит губы к моей обнаженной шее.

— Назови мне свое имя, или, клянусь, я заставлю тебя кричать.

По моему позвоночнику пробегает дрожь.

— Я не боюсь боли, — говорю я, но это звучит неубедительно даже для моих собственных ушей. По правде говоря, я боюсь быть раненной. Увидев весь спектр боли в подвале Лазаро, я думаю, что любой, кто говорит иначе, — лжец.

Если Дамиано начнет врезаться в мою плоть, я не знаю, как долго я смогу держать рот на замке.

Рука приземляется на мой обнаженный живот. Я втягиваю воздух, когда его пальцы начинают водить кругами по моей коже.

Его губы касаются раковины моего уха. — Все, что ты мне говорила, было ложью?

— Не все, — говорю.

— Ты замужняя женщина. Почему ты солгала мне о своей неопытности в постели?

Мое горло сжимается. — Я… я не лгала об этом.

Его движения останавливаются на мгновение. — Твой муж тебя не трахал?

— Он выполнил свой супружеский долг в нашу брачную ночь, вот и все. Как я уже сказала, это не был брак по любви.

— Почему ты решила завязать со мной отношения?

Я выдыхаю. — Потому что ты мне нравился.

Он проводит рукой по моим шортам, пока не оказывается над моей лобковой костью. Тепло циркулирует по моему телу. Кажется, мое тело не уловило нашу нынешнюю ситуацию и все еще реагирует на него таким же нуждающимся образом. Он прижимается ко мне всем телом и позволяет мне почувствовать его стояк на пояснице. — Тебе понравилось, когда я заставил тебя кончить?

Слова рокочут у него в горле.

Я откидываю голову назад, кладя ее ему на грудь. Он смотрит на мою рубашку, и я знаю, что он может видеть очертания моих твердых сосков. — Да.

Он расстегивает пуговицы на моих шортах одну за другой, как будто ведет обратный отсчет. До меня доходит, что только потому, что я солгала ему о многих вещах, не означает, что он лгал мне. Даже у мужчин бывают моменты истины. Что если, несмотря ни на что, он все еще испытывает ко мне привязанность? Что, если он не хочет причинять мне боль?

Его пальцы ныряют в мое нижнее белье и находят мой клитор.

— Если ты не боишься боли, — говорит он так, что становится ясно, что он знает, что я лгу, — тогда чего ты боишься?

Я задыхаюсь с первым кругом, который он делает. — Это интересный метод допроса.

Он щиплет меня указательным и большим пальцами, и удовольствие усиливается скрытой болью. Я кричу. Множество вещей, которые он заставляет меня чувствовать, затуманивают мой разум не совсем неприятным туманом.

Он тыкается носом в мою шею и вызывает щекотливое дрожание кожи. — Скажи мне свое имя.

Он пытается запутать меня. Чтобы сломать меня. Я пытаюсь дергать за веревки, но мои руки онемели из-за того, что я так долго была подвешена. — Нет.

Другая его рука обнимает меня за талию, и он сильно притягивает меня к себе.

— Я думаю, ты мне лжешь, — хрипит он. — Ты можешь не бояться смерти, но ты не хочешь, чтобы это было больно. И, Але. — Он оставляет мой клитор в покое, обеими руками хватает мои шорты и стягивает их до колен. — Я могу причинить боль.

Первый сильный шлепок по моей заднице настолько шокирует, что я не в состоянии подавить вырывающийся визг. — Черт!

Я не вижу его позади себя, но его долгий вздох заставляет меня думать, что ему это нравится. Моя задница горит, а лицо будто превратилось в жидкий огонь. Затем он делает что-то гораздо хуже. Он хватает пульсирующую плоть и разминает ее своими длинными пальцами, словно пытаясь унять боль. Физические ощущения вызывают у меня желание плакать — от удовольствия и от боли. Я прикусываю губу. Это унизительно, и все же глубоко внутри меня формируется томное возбуждение.

— Ты болен, — шепчу я.

Еще один сильный шлепок. Я хнычу.

— Да, — говорит он, снова массируя мою плоть. — Я собираюсь получить удовольствие, делая эту задницу мокрой.

Когда он начинает опускать руку ниже, я пытаюсь отодвинуться, но он кладет одну твердую руку мне на бедра и снова притягивает к себе. Его пальцы находят мой вход, и он издает звук удовлетворения.

— Черт. Разве не хуже, что ты, кажется, наслаждаешься этим? Или это моя сперма, от которой ты все еще мокрая?

Он проталкивается внутрь моей влаги и несколько раз входит и выходит пальцами. Я зажмуриваюсь и пытаюсь умерить удовольствие.

— Я могу сделать тебя своей игрушкой, — говорит он, продолжая двигать пальцами. — Я могу заставить тебя чувствовать любую боль. Может быть, я оставлю тебя висеть здесь на несколько недель, используя тебя по своему усмотрению, пока ты не будешь капать моей спермой из каждой своей дырочки.

Из моего горла вырывается стон. Он тянется вокруг меня и начинает тереть мой клитор левой рукой, в то время как его правая входит и выходит из меня в идеальном ритме. Образы с пляжа мелькают за моими веками. Боже, как хорошо было быть полностью наполненной им.

Музыка снаружи завораживает меня своим очарованием. Я трусь об него своей задницей и чувствую, как он тверд в своих джинсах. Как это возможно, что мы перешли от того нежного момента у океана к этому всего за несколько часов?

— Тебе это нравится? — он спрашивает. — Хочешь быть моей пленной шлюхой? Я заставлю тебя носить мою сперму несколько дней, прежде чем я позволю тебе смыть меня с твоей кожи.

— Дерьмо.

Я слишком далеко зашла на пути к земле обетованной, чтобы анализировать то, что он говорит, и почему это сводит меня с ума. Потребность кончить нарастает до тех пор, пока это не становится единственной значимой вещью во всем мире.

Потом все останавливается. — Скажи мне свое имя.

— Нет, нет, нет, — задыхаюсь я. — Пожалуйста.

Он не позволит мне тереться о его руку. — Имя.

Я стону от разочарования, когда оргазм все дальше и дальше уходит от меня. Но с каждой секундой мой мозг снова включается. — Нет.

Он издает сердитый звук. — Я позволю тебе подумать над этим на ночь.

— Пожалуйста, опусти меня. Мои руки болят.

Он останавливается передо мной. Его глаза горят, и я вижу, что он все еще возбужден, но я знаю лучше, чем думать, что его физическое влечение ко мне заставит его уступить моей просьбе.

— Нет, — говорит он, насмехаясь над моей последовательной реакцией. Его взгляд скользит вверх по моим рукам, и его лицо окрашивает вспышка гнева, но затем она исчезает.

Я смотрю на его широкую спину, когда он уходит, а потом смотрю в окно.

Солнце еще не зашло за окном.

У меня будет бесконечная ночь, чтобы выжить здесь в одиночестве.