С самого утра Четан вывел девушку из «типи» и, указав на тушу еще двух кроликов, дал понять, что их нужно разделать и приготовить на костре. Анита легко понимала его без слов. Но ее испугало то, что апач стал чуть поодаль и, сложив руки на груди, начал наблюдать за ее работой.
«Наверное, испытывает, на что я гожусь», — печально подумала она, ужасаясь от мысли, что не оправдает его ожиданий и тогда… трудно было сказать, что же будет тогда. Он мог продать ее какому-нибудь другому апачу, а мог просто поколотить, как предыдущий «хозяин». Анита, немного дрожа, глубоко вздохнула. Способен ли этот индеец на подобный поступок? Ей так хотелось верить, что нет. Но никакой гарантии не было. Именно поэтому Анита взялась за работу усердно, хотя руки ее немного дрожали от напряжения.
Но огромный опыт подобной работы сразу отразился и на ее движениях: она двигала ножом уверенно, и дело продвигалось быстро. Буквально через полчаса один кролик уже жарился на костре, а другой лежал наготове. Анита поднялась на ноги, немного боясь взглянуть на своего «хозяина». Ее руки и нож были в крови животного, и ей надо было их где-то вымыть, а потом закопать внутренности разделанной добычи.
Анита посмотрела на индейца и указала на свои руки. Его лицо было по-прежнему сурово и безразлично, но он дал ей знак следовать за ним и пошел через весь поселок к реке, находящейся совсем неподалеку. Это было необычное зрелище: апач, неспешно и грациозно идущий вперед, и его худощавая бледная рабыня с окровавленными руками и большим грязным ножом в руках, неуверенно семенящая за ним, как собачонка. Другие индейцы оборачивались, а некоторые смеялись и указывали пальцами. Анита продолжала дрожать от волнения.
Когда они вышли за пределы поселка, Анита увидела, что совсем рядом протекает неширокая спокойная река, на берегах которой росло небольшое количество деревьев. Берег был пустынным. Анита шла прямо за апачем, и он ни разу не обернулся к ней. Почему он позволил ей идти за собой с оружием в руках? Разве он не опасается, что она может неожиданно напасть на него? Впрочем, только глупец мог наброситься на этого сильного воина в ее положении. Наверное, он испытывает ее — подумала девушка и оказалась совершенно права.
Четан чувствовал каждое ее движение. Имея оружие в руках, попытается ли она атаковать его? Он ждал, что ее шаги замедлятся, что выдаст ее неуверенность, но ее походка оставалась неизменно покорной. Подойдя к воде, Четан замер, не оборачиваясь. Анита подошла тоже и, присев на корточки, тщательно вымыла нож, а потом и руки. Вода была прохладной, что усилило ее дрожь, но она старалась максимально не выдавать своего волнения. Вытерев лезвие ножа о край своего потрепанного платья, девушка встала во весь рост и, не глядя индейцу в глаза, протянула ему оружие.
Четан несколько секунд изучал ее опущенное лицо, а потом молча развернулся и пошел в обратном направлении, так и не взяв нож в руки. «Он продолжает свое испытание,» — немного напряженно подумала Анита и послушно поплелась вслед за ним. Когда они шли посреди деревни, девушка позволила себе посмотреть по сторонам. Апачи суетились каждый у своего жилища, и некоторые посмеивались, глядя на них. Девушка уже собралась снова опустить голову, как вдруг заметила среди однотипных индейских одежд яркое оранжевое платье белого человека. Она поняла, что у одного из «типи» занята работой одна из тех пленниц, с которыми Анита начала свое путешествие. Ее сердце защемило, а шаги, невольно, замедлились.
Четан сразу уловил перемену в ее походке и резко обернулся. Но взгляд пленницы был очень печален и устремлен в сторону. Он понял, что она увидела другую белую женщину, но не позволил ей продолжать туда смотреть. Он тронул ее за плечо, привлекая внимание к себе. Анита вздрогнула и испуганно взглянула на своего хозяина. Он холодно дал знак идти дальше, и они отправились в сторону своего «типи». Анита ругала себя за невнимательность. Ей никак нельзя злить апача. Он должен быть доволен ею, чтобы она могла выжить.
Четан размышлял. Эта рабыня оказалась благоразумной. Она не напала на него, хотя у нее был шанс. Конечно, она никогда не смогла бы навредить ему, но ее бездействие говорило или о ее настоящей покорности (что было маловероятным, так как бледнолицые рабы всегда проявляли бунтарский характер и при первой же возможности старались сбежать) или о ее мудрости и способности трезво оценивать свои возможности. Выглядела она крайне слабой и нерешительной, но это могла быть просто лживая маска. На самом деле, Четан не любил всю эту возню с рабами. Каждый раб был потенциальным беглецом или даже убийцей. И если бы эта женщина не напоминала ему Табо, он давно отправил бы ее куда подальше от себя. Но… сейчас у него появилась небольшая цель: попытаться раскрыть сущность этой белой пленницы. Ему нужны были зацепки. Семь лет назад Табо спасла незнакомого индейца безо всякой видимой причины. У нее могла быть только одна причина — это Иисус! Табо была смелой, жертвенной и самоотверженной. Если бы сегодня эта пленница напала на него — это доказало бы, что она не Табо! Нужно спровоцировать ее, чтобы вскрылся ее истинный внутренний мир, потому что сердце Табо он знал.
После того, как кролики были приготовлены, Четан зна́ком указал девушке, что хочет есть. Анита сразу поняла его и начала оглядываться в поисках посуды. Найдя лишь одну металлическую миску, которая, скорее всего была трофеем, отнятым у белых переселенцев, Анита отрезала несколько кусков мяса и протянула индейцу. Он не взял еду, а молча зашел в «типи». Анита последовала за ним.
Четан грациозно сел на свои «спальные» шкуры, скрестив ноги в позе «лотоса», откинул назад ниспадающие волосы и высокомерно устремив взгляд в ее сторону, стал ждать, когда девушка подаст ему мясо, напоминая своим выражением лица какого-нибудь капризного императора. И хотя выглядел они при этом даже забавно, Анита не находила в себе сил забавляться. Ее жизнь и ее будущее полностью зависели от настроения и решения этого полураздетого дикаря.
Четан взял протянутую ему миску и стал неторопливо есть. Еду своей рабыне он не предлагал. Она покорно стояла чуть в стороне, уставившись в пол.
Четан размышлял. Она выглядела очень послушной и покладистой. Действительно ли она такова или это искусное притворство, чтобы ослабить его бдительность? Ему нужно было вскрыть ее настоящее лицо. Взглянув на кусок мяса, он принял решение…
Весь оставшийся день Анита выполняла множество поручений: мыла железную посуду, растягивала на рамах свежие шкуры, чистила земляные орехи. Когда солнце начало склоняться к закату, девушка почувствовала сильную слабость. Она была очень голодна, и ее голова немного кружилась. Индеец все время отдыхал на своих шкурах или медленно прохаживался рядом, скрестив руки на груди, как суровый надсмотрщик. Анита чувствовала дрожь от его пристальных взглядов, потому что не совсем понимала, чего же он добивается.
На ужин она снова приготовила кролика, снова поднесла к индейцу в железной посуде, и он снова не накормил ее. Впервые за эти дни он оставил ее голодной, и девушка понимала, что это не просто так. Он хотел заморить ее голодом? Зачем ему это? Если она умрет, он останется в убытке. Он явно делает это намеренно, как и в том случае с ножом. Он испытывает ее реакцию. Но почему? Что он хочет увидеть? Это было для Аниты загадкой. Возможно, это испытание на покорность? Точно! Он проверяет, достаточно ли она удобна ему, как рабыня. Если она проявит максимум кротости, возможно, апач расслабится и расположится к ней. А если он разочаруется в ней, он, в лучшем случае, решит продать ее кому-нибудь еще или же просто убьет ее за ненадобностью. Аните стало страшно, и она решила максимально угождать ему и проявить недюжинное послушание.
На следующее утро девушку разбудил толчок в плечо. С трудом открыв глаза, она увидела, что индеец уже стоит у ее изголовья, скрестив руки на груди.
Она медленно поднялась, пошатываясь на дрожащих ногах. Кое-как поправив прическу и расправив изорванное платье, Анита вышла из «типи» вслед за своим «хозяином».
На земле около палатки лежали некоторые принадлежности для приготовления пищи: два камня с остатками муки на них, которые, видимо, служили жерновами, сосуд с семенами кукурузы, кувшин с водой и немного листьев незнакомого растения. Четан присел на корточки и показал, как жерновами растереть зерна кукурузы в муку. Анита присела рядом, чувствуя, что у нее дрожит все тело. Ей было так плохо, что она даже не смутилась от того, что плечом прикоснулась к его плечу. С трудом взяв камни из рук индейца, она попробовала растирать зерна, но ей было крайне трудно.
Четан встал на ноги и какое-то время наблюдал за ней. Его план состоял в том, чтобы проверить, как она поведет себя в состоянии крайней нужды — голода. Ему нужна была реакция.
Он намеренно громко вошел обратно в «типи», создавая впечатление, что девушка осталась одна, но потом бесшумно выскользнул обратно и стал в паре метров от нее, наблюдая за каждым ее движением.
Анита боролась с твердыми зернами, и каждое движение было для нее мучительным. Ей срочно была нужна еда. Полученная мука была съедобна, и ей хотелось немного подкрепиться ею, но девушка чувствовала, что этого делать нельзя. Она приняла решение быть усердной рабыней, доказать свою покорность, чтобы выжить. А для этого нужно было быть послушной.
«Но ты умрешь! — вдруг поднялся панический страх, и мурашки побежали по ее телу. — Этот индеец просто заморит тебя голодом, а потом выбросит твое бездыханное тело на съедение падальщикам. Не верь ему! Позаботься о себе сама! Если ты не накормишь себя, ты погибнешь!».
Анита заколебалась. Инстинкт самосохранения требовал немедленных действий, но интуиция подсказывала, что сейчас нельзя идти на поводу сигналов желудка. Анита сглотнула слюну и принялась усерднее растирать зерна. Ей было так трудно, как никогда в жизни. Она больше не имела сил сидеть на корточках, поэтому просто села на землю. Муку она осторожно пересыпала в глиняный сосуд и снова растирала следующую партию. Это длилось больше часа. Ее руки больше не могли двигаться, а в глазах рябило. Чувствуя, что отчаяние все больше охватывает ее, Анита всхлипнула. Неуклюже давя твердую прожаренную кукурузу, она почувствовала, как пелена бессознательности начинает застилать ее разум.
Четан, больше часа наблюдавший за своей пленницей, с каждой минутой удивлялся все больше. Рабыня проявила упорство и полное послушание. Она не стала воровать еду и не бросила работу до последнего, пока не начала падать от бессилия.
Четан молниеносно подхватил ее и поднял на руки. Его соплеменники, наблюдавшие за ними все это время, стали перебрасываться ухмылками и подмигивать друг другу, говоря, что Четан наверняка планирует сделать рабыню своей наложницей.
Анита стала приходить в себя сразу, как только оказалась в руках индейца. Она открыла глаза и почувствовала, что он крепко прижимает ее к себе, заходя в «типи». Он был так близок, что ее лицо уткнулось в его волосы, и она чувствовала биение его сердца. Паническая атака, вызванная таким тесным соприкосновением, не заставила себя ждать, и Анита безумно затряслась, смотря на своего грозного «хозяина» полными слез глазами. Он подошел к шкурам и собрался девушку на них опустить, но, взглянув в ее лицо, искаженное ужасом, остановился. Совесть, которую он обычно старался подавить, с новой силой заговорила, нет, закричала в нем: «Не мучь ее! Она слишком боится тебя. Отпусти ее, пусть идет с миром к своему народу…».
Несколько секунд он стоял в нерешительности, неотрывно глядя в ее большие заплаканные глаза, и сердце его пронзала нестерпимая и ненавистная ему боль. «Да, я должен отпустить ее, я должен оставить ее в покое…» — подумал он сокрушенно, но вдруг девушка закрыла глаза.
Анита не понимала, почему индеец замер, не выпуская ее из рук. Она боялась, что прямо сейчас может случиться самое страшное, чего она боялась больше смерти: он может взять ее силой и сделать ее своей наложницей. Она не выдержала паники и ужаса, которые навалились на нее, и громко отчаянно простонала:
— Иисус! Забери меня к Себе! Дай мне смерть!..
Четан вздрогнул и еще более изумленно посмотрел на дрожащую девушку в своих руках. Она призвала имя Иисуса! Она верит в Иисуса! Он почувствовал, что сердце его застучало сильнее, а в ногах появилась слабость. Он опустил девушку на шкуры и стремительно выскочил из «типи».
Выбежав за территорию деревни, он в одиночестве присел на камни недалеко от реки и ошеломленно уставился в одну точку немигающим взглядом. Она верит в Иисуса! Неужели она и есть Табо? Она не напала на него с ножом, она не стала воровать еду и была послушной, она стала молиться Иисусу, глядя на него испуганными, как у лани глазами. Или испуганными, как у кролика…
Табо, неужели это ты? Как мне быть уверенным, что это ты?
Его сердце стучало так быстро, что, казалось, сейчас выскочит из груди. Он не был уверен, что эта девушка и есть Табо, но в то же время, она вполне могла ею быть. Как узнать об этом точно? Как? Он слишком часто за последние семь лет мечтал о встрече с ней, поэтому отпустить сейчас эту рабыню без исследования просто не мог. Но у Четана закончились идеи, как именно распознать в ней Табо.
Надежда, что это может быть действительно она, окрылила парня. Он возвратился в деревню и первым делом принес пленнице поесть.
Он нашел Аниту спящей от изнеможения. Она проснулась от его прикосновения и испуганно распахнула глаза. Он молча протянул ей свежие лепешки и кувшин с водой, и девушке показалось, что его взгляд изменился. Индеец выглядел по-прежнему безэмоциональным, но в его глазах исчез ледяной огонек.
Анита, присев, немного поела, и ей стало легче. Четан лег на свои шкуры и закрыл глаза, давая понять, что он не будет ее трогать. Анита расслабилась. Почему он накормил ее сейчас? Наверное, испугался, что она умрет от голода и не сможет ему служить. Очень долго девушка, замерев, сидела на своем спальном месте, прислушиваясь к дыханию апача. Когда ей показалось, что он уснул, она осторожно поднялась и, пошатываясь, вышла из «типи». Она хотела закончить свою работу, поэтому, присев, продолжила растирать кукурузные зерна в муку.
Четан не спал. Он слышал каждое ее движение. Когда девушка вышла из «типи», он напрягся. Не решила ли она сбежать? Но как только он услышал звук работающих жерновов, он удивленно приподнял брови и молча присел. Она пошла работать! Она действительно так сильно не похожа на других бледнолицых!
Как же ему теперь поступить? Отпустить ее на свободу как можно скорее? Или же оставить пока здесь и позаботиться о ней? А вдруг она все-таки не Табо? У юноши закружилась голова от массы нерешенных вопросов, и он решил пока подождать, позволяя времени расставить все на свои места.
***
В последующие дни Анита изумленно наблюдала за переменами, произошедшими с индейцем. Он больше не смотрел на нее холодно и не морил голодом. Каждое утро он будил ее для приготовления завтрака, и ели они вместе, сидя на шкурах в полутемном «типи». Анита заметно окрепла, потому что они принимали пищу даже по несколько раз в день. Она никак не могла понять, что же именно произошло и почему апач так сильно изменил свое отношение к ней.
Однажды он жестом показал ей место напротив себя, не отпустив ее завтракать в своем «углу». Анита нерешительно присела, подогнув ноги под себя. От неловкости она начала рассматривать свое захудалое платье и вдруг поразилась, насколько ветхим и изорванным оно стало. Все тяготы недавних дней не давали ей возможности обратить на себя должного внимания, но в это мгновение она поняла, что ее плечи почти полностью оголены, а подол юбки в одном месте так истрепан, что при ходьбе виднелось колено. Анита сильно смутилась, осознав, насколько неприлично выглядит сейчас, но потом бросила взгляд на индейца и… остановила поток своих эмоций. Он был обнажен до пояса, и лишь волосы слегка прикрывали его смуглое сильное тело. Анита подумала, что глупо в данной обстановке думать о приличиях белых людей, потому что в этом обществе царили совсем другие правила. Ни ее оголенные плечи, ни ее колено не имело никакого значения в индейском «типи» рядом с полуголым краснокожим. Эти мысли ее успокоили, и она начала неспешно откусывать кусочки мяса, стараясь на индейца не смотреть.
Все это время Четан наблюдал за ней и, казалось, по микродвижениям тела читал ее мысли. Вот она коснулась дыр на платье, а потом бросила взгляд на свое оголенное колено, тут же спрятав его под рваным подолом. В следующее мгновение она коротко посмотрела в его лицо, а потом взглядом скользнула по его телу, мгновенно опустив глаза в землю. Она смущена. Ей не нравится ее рваная одежда. Четан слегка улыбнулся. Она оживает. Ее страх уходит.
Покончив с едой, индеец поднялся на ноги и молча вышел из «типи». Прихватив пару охотничьих трофеев, он отправился к Квато, чтобы обменять их на новую женскую одежду.
Когда Четан вернулся, Анита уже убрала остатки еды и ждала его, сидя на своем спальном месте. Когда он вошел, она поднялась на ноги. Он протянул ей одежду, и когда она поняла, что это новая одежда для нее, изумленно взглянула в его лицо, на котором вместо привычной суровости играла легкая улыбка. Он каким-то образом прочитал ее мысли о ветхости ее одежды? Но как это возможно? Он настолько умен и внимателен? Вдруг она вспомнила, что в последние дни несколько раз думала о том, насколько он невероятно красив. А вдруг он и это «прочитал»? Анита залилась краской смущения и, опустив голову, пробормотала короткое «спасибо» на индейском языке.
Четан вышел из жилища, радуясь, как ребенок. Вдруг он остановился и задумался. Почему он так рад? Он уже действительно считает ее настоящей Табо? Только для Табо могло бы открыться его сердце, потому что она была такой же, как Кэлетэка. Эта девушка уже Табо для него? И хотя у него не было стопроцентной уверенности в этом, но он уже сильно этого хотел.
Когда Анита предстала перед ним в индейском платье, его дыхание на мгновение замерло. Она показалась ему такой красивой, что он впервые в жизни почувствовал, как смутился и стушевался перед женщиной. Он был изумлен от себя самого и просто сбежал, оставив девушку в некотором недоумении.
Анита не поняла реакции индейца, который вдруг замер, глядя на нее, а потом опустил взгляд в пол и стремительно выскочил из «типи». Ему стало неприятно видеть ее в одежде его народа? Зачем же он тогда ее принес?
Девушка решила быть осторожной, чтобы не навлечь на себя его непредсказуемый гнев, и принялась за уборку жилища, позже перейдя к уже привычным жерновам.
Четан долго приходил в себя, гуляя за пределами деревни. Его многочисленные жизненные страдания и характер заядлого одиночки давно выработали в нем решимость никогда не заводить семью. Он категорически отказывался смотреть на женщин и никогда не впускал ни одну из них в свое сердце. Табо он уважал и был ей очень благодарен. Она была удивительной для него, но он никогда не думал о ней с романической точки зрения. Однако эта девушка, которая, возможно, и есть та самая Табо, вдруг всколыхнула в нем сильные и неведомые до сего момента чувства. Юноша удивлялся им, и, честно говоря, его это пугало. Он не хотел привязанностей в этой жизни, потому что это слишком больно — терять близких. Ему не нужны были любимые — сердце рвется на части, когда они уходят. Нет!
Четан тряхнул головой и решительно сжал зубы: он решил во что бы то ни стало противиться любым неуместным эмоциям, если те вдруг снова попытаются наползти на его душу. Да и, в любом случае, она — бледнолицая, а значит, он скоро отправит ее домой.
Когда Четан вернулся в «типи», он постарался на Аниту не смотреть. Девушка заметила его холодность и отчужденность, и смутилась еще больше. Что же она опять сделала не так? Ей почему-то стало так больно, словно опять наступили дни полной тьмы. В этот момент она поняла, что в последнее время, когда индеец начал располагаться с ней и быть дружелюбным, ее сердце начало оттаивать и успокаиваться. Его отношение к ней было для нее важным. Она хотела его одобрения. Она хотела его доверия. Это открытие снова повергло Аниту в некоторый шок. Она что, привязалась к нему? Он ей не безразличен?
Анита почувствовала, что ей становится страшно. Нет, она не хотела, совсем не хотела никаких привязанностей, а особенно к дикарю, у которого она была пленницей. Вспоминая смерть родителей, ужасную бойню в лагере переселенцев и, особенно, страшную участь Майры, девушка приходила в ужас и трепет, но… она чувствовала, что этот индеец с флейтой — он не такой… Она поняла, что не ассоциирует его, как одно целое, с его народом. Он казался… человечным!
Анита совсем запуталась. И устала. Устала жить в постоянном страхе и неуверенности. Всю свою жизнь она не имела покоя, особенно после того, как ее семья была убита. Много лет она мечтала о том, чтобы закрыться от всего мира в полном одиночестве и жить спокойной жизнью, где не нужно опасаться за свою безопасность, где никто не норовит обесчестить тебя и где не нужны прикосновения… Жизнь вдали от кого бы то ни было…
Но сейчас она была так близка к одному необычному человеку, который, вероятно, опасен, но все-таки добр, и каким-то чудом он всё сильнее овладевал её сердцем. Каким-то чудом, несмотря на его происхождение и образ жизни, он не казался отталкивающим, как остальные мужчины, и не вел себя, как мерзкое похотливое животное, как часто вели себя мужчины, гордо именующие себя «белыми». Наверное, именно поэтому она начала чувствовать влечение к нему…
Анита бросила короткий взгляд на индейца, который неподвижно лежал на своем ложе буквально в метре от нее. «Постой-ка, — подумала она, — а я ведь даже не знаю его имени!».
Это было странное открытие. Она привыкла называть его про себя просто индейцем, а ведь у него есть имя! Интересно, какое оно? Возможно, он странное и сложное для произношения, а, может, красивое и мелодичное… Его имя должно быть таким же красивым, как и его музыка!
С этими мыслями Анита погрузилась в глубокий сон.
Четан долго смотрел вверх, видя в отверстии «типи» полную круглую луну. Он вспоминал то время, когда каждое полнолуние посещал Священную Долину Уединения, где однажды Табо спасла его. Именно тогда его ненависть к бледнолицым дала серьезную трещину. Если бы не Табо и ее доброта, он умер бы не только телом, но и духом, потому что та всепоглощающая ненависть уже давно бы его погубила.
Юноша повернул голову в сторону, где недалеко от него лежала его бледнолицая рабыня. Он слышал, что она уже спит. Если бы она оказалась настоящей Табо, он был бы счастлив. Он открылся бы ей, рассказав, что тоже христианин, и поблагодарил бы ее от всего сердца. Но Табо ли она?..
Четан не мог уснуть. Он выбрался из-под своих шкур и нерешительно остановился напротив своей флейты, которая была прикреплена к каркасу жилища. Вспомнив Долину Уединения, его душа сильно затосковала. Он так давно не играл! Мучительное чувство неуверенности ни в чем так сильно подступило к сердцу, что угрожало повергнуть Четана в еще большую тьму. Наконец, он пересилил свои эмоции и снял флейту. Оглянувшись еще раз на спящую девушку, он вышел из «типи» и отправился к реке.
Полная луна осветила местность так ярко, что можно было разглядеть рисунок на мокасинах. Четан присел на камень прямо на берегу и заиграл. Мелодия вышла печальной и тревожной, как сама жизнь. Длинные паузы между переливами делали музыку загадочной, а высокие ноты создавали поток сильного волнительного чувства. Четан почувствовал, что вместо облегчения его тревога и нерешительность возрастают, но играть не перестал. Его музыка стала отражением его внутренней борьбы…
Анита проснулась от тонких и едва слышимых, но таких прекрасных звуков! Флейта-сихутанка! Она резко присела и прислушалась: откуда-то издалека доносилось удивительное и такое дорогое звучание! Ее сердце забилось сильнее. Она столько лет не слышала этой неземной музыки!
Отбросив всякую предосторожность, Анита просто вышла из «типи» и пошла на звук к реке. Приблизившись достаточно близко, она выглянула из-за деревьев. Увиденное почему-то заставило ее затаить дыхание от восхищения. При лунном свете, который таинственно отражался от спокойных вод реки многочисленными бликами, на камне сидел молодой индеец и вдохновенно играл. Его статный силуэт с ниспадающими длинными волосами казался изваянием совершенного мастера, а его игра была настолько прекрасной и проникновенной, что у Аниты просто закружилась голова.
Ее сердце запело вместе с флейтой. Вся накопившаяся боль последних лет вышла наружу в слезной молитве, заставив Аниту потерять всякую бдительность. Так продолжалось довольно долгое время. Девушка так погрузилась в себя, что не заметила, как музыка умолкла.
Вдруг кто-то резко схватил ее за руку, что заставило Аниту вскрикнуть и испуганно открыть глаза. Прямо перед нею стоял ее «хозяин», и лицо его стало выглядело крайне суровым.
Четан действительно учащенно дышал и чувствовал, как его захлестывает гнев. Он даже до конца не мог понять, что же именно его так разозлило. Когда он закончил играть последнюю мелодию, его чуткий слух различил едва уловимые звуки со стороны густых зарослей. Ловко преодолев расстояние к ним, юноша заметил свою пленницу, стоящую с закрытыми глазами. Увидев ее здесь, а не в «типи», он понял, что она очень легко может сбежать от него, когда ей того захочется. Мысль о том, что она может в любой момент оставить его, и привела его в состояние крайнего гнева. Она не может уйти! Она принадлежит ему!!! Четан даже не осознавал до этого момента, насколько собственническими были его побуждения, но чувствовал, что эта бледнолицая ни в коем случае не должна его покинуть! Ни за что!!!
Анита смотрела на него испуганными глазами, которые становились все больше и испуганней по мере того, как она осознавала, что именно натворила. Придя сюда, она проявила откровенную непокорность и разрушила плоды всех своих стараний: теперь апач посчитает ее плохой рабыней и кому-нибудь продаст! Эта мысль так ужаснула ее, что она тихо прошептала:
— Прости меня… Я услышала твою музыку… Я люблю твою музыку… Я так давно не слышала её…
Но тут же замолчала и пораженно опустила голову, понимая, что все объяснения бесполезны: индеец не понимает ни слова!
Вместо ответа, Четан схватил Аниту в охапку и грубо закинул ее себе на плечо, как мешок с провизией, чем привел ее в ужас и стыд. Она замерла и зажмурила глаза, позволив индейцу отнести ее в деревню.
Через несколько минут они вошли в «типи», и Четан бесцеремонно бросил девушку на ее спальное место, а сам сел на свое ложе и замер, давая понять, что будет сторожить ее до самого утра. Анита не смела даже шевелиться, боясь усилить его и без того страшный гнев. Что теперь с ней будет?
Только под утро ее веки отяжелели, и она погрузилась в беспокойный сон.
Утром апач разбудил ее толчком в плечо. Анита вскочила, наспех поправляя сбившиеся волосы. Она лишь мельком взглянула в лицо индейца, пытаясь оценить его настроение. Он выглядел холодно и бесстрастно.
Они позавтракали орехами, при этом Четан старался на рабыню не смотреть. Он был всё еще немного зол на нее. А может на себя. А может, вообще на судьбу…
Юноша осознал, что по-настоящему не может ее удержать, и ему это было неприятно.
Он немного удивлялся самому себе. Почему он не готов расстаться с нею, ведь он собирался в ближайшем будущем отпустить ее? Он сам не мог дать ответ на этот вопрос.
Вдруг он услышал, что кто-то зовет его у стен его жилища.
— Я иду! — крикнул он в ответ на своем языке и, не глядя на рабыню, вышел из «типи».
Анита вздрогнула при звуках его голоса. Она так редко слышала его речь. Почему он совсем не разговаривал с ней? Он ни разу ни сказал ей ни слова даже на своем языке. Он считает недостойным разговаривать с рабыней? Наверное. Ведь рабыня — это все равно, что вещь. О чем с ней разговаривать?
Анита печально вздохнула и съела еще один орех. Так как индеец ее сегодня все-таки накормил, может, он уже не так сильно злится? А может, он боится, что она потеряет товарный вид, и ему не удастся ее выгодно продать?
Ее безрадостные размышления были прерваны появлением индейца. Он молча снял со стен лук, колчан со стрелами и кожаную куртку, а потом остановился и взглянул на девушку. Их взгляды встретились. В его глазах она прочитала предупреждение, и тут же испуганно опустила взгляд. Она поняла, что «хозяин» отправляется на охоту, а ей приказано быть послушной.
Четан вышел из «типи» с тревогой в сердце. Он не хотел оставлять рабыню, но долг требовал отправляться на охоту, потому что провизия в деревне почти закончилась. У него не было родных, которые могли бы присмотреть за рабыней, ведь он мог отсутствовать несколько дней, а после вчерашней ее выходки он не был уверен, что она не сбежит. Мало того, что он не хотел ее пока отпускать, но и необдуманный побег мог быть опасен для ее жизни.
Поговорив с Квато, он решил наведаться домой к вечеру, если охота будет удачной.
Оставшись одна, Анита немного свободней вздохнула. Она убрала посуду, нажарила лепешек, а остальную часть дня просто лежала на своем спальном месте.
Тревога сильно бередила ее сердце, а минуты тянулись, как часы, превращая ожидание в какую-то муку. Но чего она все-таки ждет? Она просто хотела удостовериться, что индеец не продаст ее какому-нибудь страшному соплеменнику, у которого ее точно ждет неминуемая смерть. Душа девушки так измоталась, что у нее уже не осталось сил ждать.
В какой-то момент Анита посмотрела туда, где висела драгоценная флейта-сихутанка. Ей так сильно захотелось на ней поиграть! Ее флейта пропала где-то после нападения индейцев на караван. Возможно, она стала имуществом кого-то из этой деревни или сгорела среди груды полыхающих повозок.
Девушка поднялась на ноги и с трепетом подошла к флейте. Она неуверенно притронулась к ней, словно она была священной. На самом деле, где-то это так и было: для Аниты этот инструмент был очень особенным и очень важным. Она боялась взять ее в руки, так как в любой момент мог вернуться ее владелец, но… желание играть было слишком сильным, поэтому Анита осторожно сняла флейту с крючка. На всякий случай, она выглянула из «типи». Мужчин в деревне почти не осталось, лишь женщины маленькими группами собрались у некоторых жилищ, занимаясь хозяйственными делами или просто болтая о чем-то на своем необычном языке.
Анита прикинула, что охотники должны вернуться позднее, и только после этого посмела приложить флейту к губам. Вспомнить дорогие мелодии было несложно: она знала их в совершенстве, потому что играла много лет. Эти мелодии были творением ее нынешнего «хозяина». Ей удалось запомнить их тогда, в Долине Холмов, и воспроизвести на слух впоследствии.
Анита играла негромко, закрыв глаза и наслаждаясь дорогим звучанием. Она сразу забыла обо всем на свете: о том, что она пленница в племени апачей, о том, что ее могут в любой момент продать, о том, что у нее на целом свете никого нет, кому она была бы нужна. Она играла, духом и душой взлетая в небеса…
Четан, везя убитого жирного оленя, остановился у жилища Квато. Он передал его жене пару указаний от него, сгрузил у нее оленя, а потом направился к своему «типи», намереваясь переночевать дома, а утром снова присоединиться к отряду охотников.
Еще издалека его чуткий слух уловил необычные звуки: звучала его «сихутанка». Он недоуменно раздумывал, кто же мог наведаться к нему в его отсутствие и взять его флейту. В деревне лишь несколько человек могли играть на этом инструменте, но никто из них не пришел бы к нему в дом.
Когда же он приблизился к «типи», его изумление во много раз увеличилось, а потом и вовсе переросло в абсолютный шок: это была его заветная песня, посвященная родителям и созданная исключительно для того, чтобы чтить их память. В последний раз он играл эту мелодию семь лет назад в Долине Уединения, а после того не играл никогда, потому что она не предназначалась для чьих-либо ушей. Кто же может повторять ее с такой поразительной точностью?
Четан, как осторожный и предусмотрительный воин, не стал врываться в «типи», а бесшумно заглянул в него, приподняв ткань, закрывающую вход. То, что он увидел, озадачило и изумило его еще больше: на флейте заветную мелодию играла его драгоценная рабыня, сидящая на ложе с закрытыми глазами. В какое-то мгновение она прервалась, вытерла лицо от слез, а потом снова заиграла, отказываясь обращать внимание на что-либо вокруг себя.
Четан отпустил входное покрывало и без сил опустился на землю, устремив ошарашенный взгляд в небеса. Девушка играла, а он слушал, понимая, что вся эта музыка принадлежит ему.
Кто она? Откуда она знает все эти мелодии, ведь никто из людей никогда их не слышал? Его вдруг объял трепет. А может, его рабыня — это вовсе не человек? Она ангел? Она дух? Но нет, она не похожа на духа, но откуда она все это знает, ведь он играл эти мелодии только в Долине Уединения?
И вдруг перед его глазами предстала девушка с платком на лице. Она тоже была в Долине Уединения…Табо! Его сердце застучало сильнее, а голова закружилась от поразительной догадки: Табо, скорее всего, не один раз была в Долине Уединения и там услышала его музыку, поэтому, очевидно, что эта девушка в его «типи» сейчас — действительно та самая драгоценная Табо! И как доказательство этой догадки в его разуме всплыли слова, произнесенные рабыней вчера ночью у реки: «Я люблю твою музыку… Я так давно не слышала её».
Будучи вчера объят гневом, он не обратил на эти слова должного внимания, но сейчас все четко стало на свои места: его рабыня действительно Табо! Невозможно любить его музыку, слыша ее в первый раз. Она уже слышала ее раньше и даже может ее повторить!
Четан так сильно заволновался, что его сильные руки задрожали. Он так хотел ворваться сейчас, посмотреть ей в глаза и сказать на чистейшем английском:
— Ты спасла меня тогда, и я отплачу тебе! Я запомнил тебя на всю жизнь!
Но он не решался войти. Она ведь испугается, она же Табо — маленький испуганный кролик! Да, она так похожа на маленького степного кролика, такая же пугливая, но покорная и добросердечная! Четан закрыл глаза и схватился рукою за грудь: его сердце колотилось слишком быстро. Он ее нашел! Но совсем не узнал… Жаль, что он не узнал ее сразу. Ему стало стыдно за те дни, когда он не давал ей есть или даже за вчерашний день, когда он грубо нес ее на своих плечах, как тушу оленя.
Он так и просидел на земле до самой темноты, пока музыка не прекратилась. Наконец, он поднялся и осторожно вошел в «типи». Девушка уснула прямо на его ложе, сжимая «сихутанку» в руках. Он подошел к ней и укрыл одеялом, а флейту осторожно высвободил из ее рук, вернув ее на место. Он некоторое время смотрел в ее лицо, размытое полумраком, а потом слегка улыбнулся и прошептал:
— Ах вот, какая ты на самом деле, Табо!
После этого он лег на ее спальное место и уснул, решив с завтрашнего дня начать сближаться с ней, чтобы рассказать ей, в итоге, всю правду о себе. А потом он ее обязательно вернет домой. Он отплатит ей добром за добро!
«Иисус! — прошептал Четан тихо. — Спасибо, что Ты привел ее ко мне! Я рад! Помоги мне! Я очень хочу отблагодарить ее достойно. Индейский воин не может быть в долгу…»