— А я о чём! — подтверждает Джакопо.
— Один в один, — вторит следом Жюстин.
Вот значит, каков король Абекура! Да он красавец! И с чего бы такому молодцу умирать? Ну не от ревматизма же? — от размышлений отвлекает Костя,
— Давай, Жюстин, выпью ещё, сколько скажешь!
— Обалдел?! — он что реально не понимает, чем рискует, — да тебя инфаркт или инсульт тяпнет в дороге, а может и прямо здесь! — экспериментаторы чёртовы!
— Половину, — примиряет ведьма, — станешь старше его Величества лет на пятнадцать, и хватит.
Чтобы не мучить страдальца с его несчастным коленом, хозяйка отправляется за зельем сама, мы ждём. Костя всё ещё оценивающе рассматривает своё отражение. Джакопо любуется копией короля, вот и иллюзор не нужен, напои Костика такой дрянью и смело сажай на трон!
— На, пей! — ведьма протягивает ещё одну пробку, наполненную отваром. У меня сердце замирает, а любимый принимает и пьёт! Как-то неудачно глотает, согнувшись заходится в изнуряющем приступе кашля, так что вена вздувается на виске. Бросаюсь на выручку,
— Милый, держись! — луплю кулаком между лопаток, наконец, его отпускает, отираю испарину, выступившую на лбу, а на меня глядит седой, морщинистый одышливый старик, с тёмными пигментными пятнами на висках. Что-то пошло не так, ему явно не меньше восемьдесяти! Но глаза-то мои любимые! Немного поблёкшие, прикрытые набухшими веками, но всё те же! Он полон сомнений, напуган внезапной немощью, но я-то не сомневаюсь,
— Я люблю тебя, Берти! — какой смысл шифроваться? Мы все четверо понимаем, кто тут наследный принц.
— И я тебя… очень, моя прекрасная богиня, — шепчет, севшим от кашля голосом, — и всегда буду любить…
— Ну это вы себе, голубки, оставьте, по ночам ворковать, — Джакопо прерывает наш зрительный контакт и разом отрезвляет, — я бы посоветовал взять за легенду, что зрелая дочь везёт старика — отца в дом скорби, чтобы сдать на содержание, — он явно издевается,
— Спасибо, принсипале, — хотя, какой он мне начальник, парирую, — мы как-нибудь сами разберёмся с легендами, меня вполне устроит быть любящей женой, сопровождающей мужа по дороге домой!
— Меня бы тоже это устроило, — скрипит Костя.
— Я сейчас грибную настойку принесу, — спохватывается Жюстин, — от суставов верное средство.
— Не иначе на мухоморах? — слышала, у нас любители это зелье от всех хворей применяют.
— Ядовитые грибы для снятия боли, самое оно! — ну, точно.
— И не теряйте времени, старички, повозка ждёт, собирайте вещи и в путь! — Джакопо явно хочет избавиться от нас поскорее, и это напрягает. Но делать нам здесь больше нечего, он прав.
— Пойдём намажу колено и помогу переодеться, а потом провожу в повозку, сама всё принесу, — не хватало, чтобы мой любимый надрывался с барахлом, представляю, как ему не просто, да и за грудь держится до сих пор.
— Я ещё не умираю, просто тяжко с непривычки, — уже улыбается, — всё нормально. Смотрю, разогнулся насколько смог. Молодцом мой старичок. Молодцом!
На обратном пути с вещами заглядываю на кухню проститься с Жюстин и застаю такую картину: мужчина с чёрными, как вороново крыло волосами, стройный, подтянутый и ладный до того, что невозможно отвести глаз от его фигуры, весело и заразительно хохочет над какой-то шуткой, а внезапно постройневшая разбитная ведьма звонко шлёпает его по крепкому заду,
— Но-но, агент! — одёргивает гость, — я всё-таки твой принсипале! — батюшки! Да ведь это точно Джакопо, только молодой!
— Тридцать лет тому назад, ты был просто личным охранником короля, лихим и бесшабашным, и заглядывал под любую подвернувшуюся юбку! Так что нечего тут командовать! Сейчас ты не принсипале!
— Очень интересно! — нарушаю идиллию, — нас значит в стариков превратили, а сами тут резвятся, как дети! Может, вы нашу молодость себе присвоили? — чёрт их знает, как это работает! Что если ловушка?! Жюстин замолкает, опустив глаза, словно её застали за чем-то плохим, а Джакопо не теряется, обернувшись ко мне лицом, опаляет горячим взглядом. А глаза-то омуты! Жгучие, чёрные, глубокие, в обрамлении длинных, густых, словно приклеенных, таких же чёрных ресниц, соболиные брови вразлёт, черты чёткие, резкие, немного хищные на узком смуглом лице. До чего же неотразим для женских глаз, до чего же харизматичен! Дав вдоволь собой налюбоваться, поясняет,
— У всех своя маскировка, мне надо разведать кое-что в герцогском замке, не являться же туда старым отцом Матео, которого они должно быть, уже похоронили, думая, что я сдох где-нибудь в канаве. Приду молодым гвардейцем, нанимающимся в услужение герцогу.
— Ваша молодость с вами, Таня, не пугайся, — отмирает хозяйка, — не так уж часто мы видимся, чтобы не украсть у прошлого несколько часов счастья.
— Простите, — стыдно! Так стыдно, да ещё и на своей шкуре понимаю, как хочется вернуться в молодость. Мы-то с Костей вернёмся, а они лишь заглянули на чуток в гости.
Пока я тут ещё чего-нибудь не налажала, надо отправляться в дорогу.
Мы с любимым, всё-таки, немного опасаясь глядеть друг на друга, сидим в повозке, готовые двинуться навстречу неизвестности, а около Жюстининой землянки весёлая парочка, не стыдящаяся прихлопывать друг дружку по задницам и прищипывать за мягкие места, ждёт не дождётся, пока мы свалим.
— Вы там не сильно заигрывайтесь! — кряхтит рядом Костя, — время не ждёт, — даже не знаю, оправдывает ли цель средства, только бы он не помер в пути. Я хоть и медсестра, но кроме ведьминых снадобий ничего путного с собой нет. Но в конце концов, восемьдесят не приговор, некоторые звёзды в нашем дурном мире умудряются в таком возрасте вступить в брак по сто пятому разу. Слабое, конечно, утешение.
— Будь спок, сынок, — вот ехидна, кто теперь кому сынок, это ещё вопрос, — я своё дело туго знаю, — и недавний слепоглухонемой старик, крепко приобняв помолодевшую хозяйку, опускает ладонь на её арбузную грудь. Жюстин рдеет, как маков цвет и не убирает нахальную лапу. А кто бы убрал, когда она принадлежит такому сногсшибательному мужчине!
— Развратники! — ворчу себе под нос, но Костик уже, что-то крикнул Колетт, и та тронула повозку.
— Да ладно, пусть развлекутся немного, — мой милый незлобив и независтлив, — может, больше и не выпадет случая.
— Берти? — мы ещё никак не можем свыкнуться с новым обличьем, особенно я. Мне кажется, Костику проще даётся смириться с действительностью, но и он не таращится на мою красоту, наоборот, внимательно правит лошадкой, выводя её на лесную дорогу, — ты этому старому козлу веришь?
— Не такой уж он и старый на данный момент, — усмехается в седую бороду.
— Но, что козёл, не отрицаешь?
— Да сейчас, точно, козлик или жеребчик! — восхищение в голосе, — так и крутится вокруг Жюстин. Но поверь, не предатель и не выживший из ума старый ловелас, я слишком давно с ним знаком, он не из таких.
— А эта его агентесса под маской лесной ведьмы? В ней уверен?
— Если Джакопо уверен, то и я спокоен, она тоже своя, бывала в доме, когда я жил там, правда, не догадывался, что между принисипале и подчинённой не только деловые отношения.
— Берти, ты знаешь, что Жюстин теоретически может создать иллюзора? — я в отличие от Костика, никому не доверяю.
— Нет, — отвечает спокойно, — я об этом не думал. Зачем ей?
— А тому, кто создал, зачем? Вообще, можешь прояснить, каких чудес и подвохов ждать в вашем мире?
— Чудес? — он явно растерян, подумав недолго, выдаёт совершенно не тот ответ, которого жду, — никаких. Это в вашем мире сплошные подвохи и чудеса, а в Абекуре всё просто.
— Это, какие же у нас чудеса-то?
— Да вот хотя бы волшебная палка, которой меня коснулся страж в супермаркете! Я ведь не от удара упал, как подкошенный, поверь, никаким ударом так поразить невозможно, только волшебством! — он ещё и уверяет меня, — а то, как ты просто проколов кожу, способна снять боль? А коммуникатор? Эх, сюда бы нам таких коммуникаторов, столько проблем бы решилось! — размечтался, — а чудо-повозки без лошадей!
— Да это не волшебство, наука. Ничего сверхъестественного, — только, как его убедить, когда заладил,
— А телевизор? Мультики! — вот чего ему жальче всего, особенно смешно видеть несоответствие: старик и мультики! — а здесь у нас всё просто! Ничего интересного…
— А маги? Расскажи о них! — вот я о каких чудесах.
— Маги — это закрытая тема, мало что известно. Особая каста, никого к себе не принимают, передают тайны по наследству. В обществе не бывают.
— Почему?
— Так врать не могут, иначе их изгоняют свои же. В таком случае, чтобы не врать, лучше никому не показываться.
— Как узнают, что наврал? Нос вырастает, как у Пиноккио? — навряд ли он знает, кто это, но что тогда?
— Они друг для друга не секрет, а кого им ещё бояться?
— Но иллюзора же кто-то создал? Это работа мага? Или ведьмы?
— Иллюзора создать очень сложно, но легче, чем приживить и сохранить на его теле королевский знак, тут без мага не обошлось… Сильного мага.
— То есть, создать знак можно на ком угодно, если привлечь сильного мага?
— Думаю, на время — да, навсегда — нет.
— Ну и, что мы имеем? — мне всё-таки хочется расставить всё по местам, не готова я играть роль болванчика в этой кампании, полезной хочу быть! Думать хочу и знать!
— Кто-то скопировал меня, иллюзор с королевской меткой — дорогое удовольствие и краткосрочное. И маг не простой, хорошо знает ритуал… или знал… — а вот это интересно,
— Почему в прошедшем времени?
— Кому нужен соучастник, который не сможет отовраться, если спросят?
— Логично, но такими умельцами не бросаются, скорее всего, где-то спрятан, но жив.
— Возможно, — соглашается, подумав.
Пока ведём беседу, помаленьку привыкаю к моему старичку любимому. Он одет в простую, тёмную рубашку, свободную, по типу той, что я видела на Тео и Джакопо, добротные широкие чёрные брюки с мягким поясом и лёгкие закрытые башмаки. На мне подобные, только поизящней, да и под цвет платья подобраны, светло-коричневые.
Первый шок проходит, вглядываюсь в знакомые, изменённые возрастом черты, привыкаю. Это же всё равно он! Я помню его в ужасном состоянии немыслимой худобы, измождённого, грязного, беспомощного в своей немоте и слабости, и понимаю, что люблю всякого. За маской старости узнаю своего Костика, такой он мне дорог не меньше.