Королевство иллюзий

Глава 6

Тут подходит Мирея, принарядившаяся, с новой причёской и алой лентой в волосах, и приглашает отобедать или отужинать, я так и не поняла, короче, зовёт трапезничать, чем бог послал. Или боги?

Идём… я с радостью!

Внутреннее убранство дома лаконично и просто. Такие же белоснежные глиняные стены изнутри, как и снаружи. Просторно. В высокие окна попадает много света. Несмотря на незатейливость обстановки, во всём чувствуется заботливая женская рука, создавшая уют. Прохладные голые полы. Снимаю горячие меховые боты и с удовольствием ступаю босыми ногами по ровной гладкой поверхности, выложенной крупной бежевой плиткой. Кайф! Подобной роскошью отличаются средиземноморские интерьеры, в наших краях без подогрева на таких полах можно заработать ревматизм или цистит, а то и всё сразу!

Мебель квадратная до примитивности, будто её сколотили из магазинных поддонов, натурально-соломенного цвета, гладкая, лакированная, и в этой неискушённости прослеживается определённый шарм.

Посередине гостиной широкий стол, застеленный белоснежной, явно новой скатертью.

Боги послали прилично! Посередине большое плоское блюдо, расписанное цветочным узором, на котором громоздится несколько зажаренных тушек какой-то дичи, обложенных запечёнными овощами. На широкой квадратной тарелке крупно нарезан, наверное, незрелый сыр, потому что кремово-белый и похож на формованный творог. Целый веник разнообразной зелени торчит из маленького ведёрка, украшая стол, как букет. Пирамидкой выложены мелкие пятнистые яйца, думаю, перепелиные, и тарелка красных томатов, сочных, натуральных, пахнущих солнцем и спелостью, таких о которых тоскую всю зиму, не находя вкуса в импортном эрзаце. Огромный круглый каравай до половины наструган широкими щедрыми ломтями, на срезах сквозное кружево пор, которыми дышало тесто в печи. Я сейчас утону в собственном желудочном соке и слюне!

Мы чинно рассаживаемся, гостеприимный хозяин из своих закромов приносит пыльную бутыль тёмного стекла, литровую не меньше,

— Для особого случая! Десятилетнее! — с вином люди тоже знакомы, как видно.

Мирея привозит на скрипучем кресле с колёсиками крупного седого старика,

— Это Джакопо — отец Тео, — поясняет Костя, — можешь не дёргаться, он давно ослеп и оглох, так что тебя даже не заметит. А сам поднимается и идёт к нему. Нагибается, обнимает, целует, как близкого человека. Старик дрожащей морщинистой рукой ощупывает его плечи, голову, лицо, улыбается и удивительно сильным голосом приветствует,

— Берти, сынок! — из-под сомкнутого века выкатывается скупая мужская слеза, Костя отирает её аккуратно, а у самого глаза тоже на мокром месте,

— Привет, Джакопо, — старик не слышит, но касается морщинистыми пальцами Костиных губ и продолжает улыбаться.

Я разглядываю старца, несмотря ни на что, он до сих пор красив. Пусть смуглое лицо прорезали глубокие морщины, редкие волосы свисают желтоватыми сосульками, сомкнуты веки ослепших глаз, но ястребиные черты по-прежнему остры и белые густые брови вразлёт, волевой подбородок, заросший седой щетиной, твёрд, а довольно тонкие сухие губы говорят о крутом характере и железной воле.

Пожалуй, Тео похож на родителя, такой же смуглый, с заострёнными чертами, разве что, всё немного смягчено молодостью, большей округлостью, а если представить, что Джакопо когда-то был брюнетом, то сходство, всё-таки, очень велико.

Вслед за Джакопо Мири приводит умытых близнецов, они опять что-то не поделили и канючат, но отец цыкает, и мальчишки замолкают.

Ну, думаю, сейчас, толкнут тост за встречу, и я уже примусь за дичь, но не тут-то было. Все от меня чего-то ждут.

— Скажи, Наиглавнейшая, несколько слов в благословение стола, — учит Костик, — без тебя никто не примется за трапезу.

Опять? Нормально не поешь! Тот номер с благословением младенцев больше не прокатит, надо по-абекурейски что-то выдать, чтобы все поняли!

— Желаю, чтобы все! — первое приходит на ум, но цитировать Шарикова из «Собачьего сердца», как-то неуместно, люди старались, вон какую самобранку накрыли! Подумав минутку в полной тишине, встаю и изрекаю,

— Пусть в стенах этого дома всегда кипит жизнь, стол будет так же богат, хозяева здоровы и счастливы! — потом всё же крещу живописное пиршество в воздухе и присаживаюсь на место.

— Благодарим, Великая! — отзывается Тео, Мирея сияет, как начищенный пятак, а Костик отрывает аппетитную, вроде бы куриную ногу и кладёт на мою тарелку,

— Отведай каплуна, Дадиан!

— Что за птица такая? — спрашиваю на русском, он на нём же отвечает,

— Кастрированный петух, любимая, пробовала, когда-нибудь? — м-да, наверное, вкусно, но звучит не очень.

— Как-то не судьба, у нас всё больше бройлеры.

Оказывается, правда, вкуснота. Вообще, всё вкуснота: и домашний сыр, и печёные овощи, и офигенные томаты, коих я фанат в летний сезон, и даже десятилетнее вино, хотя в алкоголе я ничего не смыслю.

Немного утолив голод, наблюдаю за сотрапезниками: старик справляется сам на удивление успешно, ему всего наставили под нос, и мимо рта он не проносит. Мири погрязла в детках, в её тарелке еда так и стынет нетронутой, а она всё подсовывает сидящим по обе руки кукушатам в ненасытные рты то кусочки мяса, то сыра, то помидор.

Наконец, карапузы с сытыми лоснящимися щёчками и осоловелыми глазками сползают со стульев, Мири уводит их спать. Мужчины мечут пищу — только в путь, запивают вином, хохочут, что-то вспоминая, но по серьёзным глазам видно, это всего лишь пауза. Каждый обдумывает своё, они растеряны, и мысли их не веселы…

Застолье затягивается, к его концу возвращается хозяйка и только принимается за ужин. Джакопо подрёмывает прямо в кресле, так и не донеся последний кусок до рта, я, честно говоря, тоже уже еле держусь. Тело припекает от избыточной дозы солнца, особенно рукам досталось, и очень хочется спать.

Друзья сытые и хмельные, наконец-то, закругляются. Тео, на правах хозяина распределяет нас на ночлег,

— Наисветлейшая, не побрезгуй постелью в нашем доме! Тебе самая лучшая комната, самая мягкая кровать! Высочество придётся отправить во флигель, там сейчас чудесно, — успокаивает Костика, — ещё час-два, и станет совсем прохладно!

— Берти, а мне со тобой во флигель нельзя? — что-то страшновато одной в чужом месте.

— Понимаешь, Матео, — выступает в качестве переводчика Костик, — Наисветлейшая приказывает мне быть всю ночь подле её ног и, не смыкая глаз, охранять священный покой и сон, — ещё вздыхает с сожалением, стервец!

Хозяин, явно жалея друга, самоотверженно предлагает помощь,

— Наимудрейшая, господин устал, может быть я смогу его заменить? Это ведь я — стражник, а он — герцог, — крутой поворот, но Костя не оценил широкого жеста, я даже слова молвить не успела,

— Наимудрейшая будет спать со мной! — вот дурила! Но он поправляется, — в смысле, она спать, а я, как верный пёс сторожить покой! Это великая честь и уступить её тебе, дружище, не могу!

— На всё воля Великой Дадиан, — сочувствует хозяин, и предлагает альтернативу, — может, тогда всё же лучше в доме? Какая разница, где ты будешь караулить сон богини?

— Выбирай флигель, Тань, — советует Костик. Некрасиво, конечно, трепаться на непонятном хозяину языке, но по-другому никак. И я выбираю,

— Флигель. Самую лучшую комнату и кровать оставим хозяевам…

— Почему в доме нельзя было остаться? — пытаю Костика, когда выходим на воздух. Ночная тьма накрыла мир плотным покрывалом из чёрного бархата расцвеченного тут и там бриллиантами звёзд.

— Потому что не желаю, чтобы кто-нибудь услышал или увидел, как я собираюсь охранять тебя всю ночь, — смеётся любимый тихим шёпотом, захватив меня в плен огромных рук, словно мелкую пташку в силки. А мне и не хочется вырываться, я полюбила этот уютный плен, он для меня и дом, и семья, и рай. И всё равно где, по ту или по эту сторону Вселенной.

Кстати, о Вселенной в её планетарном масштабе! Чего-то не хватает в Абекурской ночи,

— Где Луна? Костя, помнишь тот круглый блин в небе, который таял кривой сосулькой с каждой ночью, а потом начинал снова нарастать? Ты не мог не заметить, в хорошую погоду его всегда видно!

— Здесь такого светила нет и не было, только звёзды, любимая! — шепчет, — а ты — ярче всех! — вот льстец!..

Тео, уяснив, что богиня в дополнительной заботе не нуждается, отстал, снабдив нас оригинальным фонарём, внутри которого горит толстенная свеча, и отправил во флигель.

Мирея, залившись стыдливым румянцем, предложила свою ночную рубашку. Такая прелесть: тонкая ткань, расшитая по подолу кружевом, на широких, с воланом по краю, бретелях, белоснежная! Конечно же новая! Велика, но так кстати!

— Спасибо, милая, — кидаюсь на грудь хозяйки в благодарном порыве. Её проняло до слёз! А мне каково?! Я же не смогу ничем отплатить! Стыдно…

Костик утаскивает меня из объятий и куда-то зовёт, но точно не во флигель,

— Пошли, что покажу! — я уже еле ползу, но он тут всё знает, по пустяку не позвал бы.

Тащусь на автопилоте, любимый держит крепко, не давая оступиться и грохнуться в потёмках. Обогнув очередную группу кустов, он наконец-то останавливается, а я чуть не натыкаюсь на его спину. Но любимый вовремя перехватывает моё бренное тело, пропустив немного вперёд и освещает фонарём впереди себя.

— Как это? — не сразу понимаю, что звёзды внизу не настоящие, а лишь отражение ночного тёмного неба в такой же чёрной, как небо воде,

— Купель. За день вода нагрелась, но здесь тенёк, так что в самый раз, чтобы освежиться, смыть дорожную пыль и пот. Не желаешь окунуться, богинюшка?

— Опять?! — желаю, конечно, но Берти ещё тот подкольщик, цепляет меня всё время, а я ничего не могу с этим поделать!

— Но мы же одни, — мурчит на ушко, вот котяра!

Быстро освобождаемся от одежды и спускаемся в маленький овальный бассейн. Его стенки выложены гладким камнем, а дно ровное, как плита. Водичка — прелесть! Устраиваемся друг против друга, в неровном свете фонаря замечаю, что любимый мужчина, погрузившись по грудь, откинул голову на бортик и наслаждается покоем. Такой величественный, такой красивый, вот он реально на бога тянет больше, чем я. Вспоминаю, как впервые увидела его измученным и грязным худым скелетом, как отправила в душевую, как травила паразитов… Жуть!

А он оказался особой королевских кровей и довольно уверенно чувствует себя в этом образе. Хотя, ему ещё требуется доказать свой статус! Не мне, я уже поверила, а вот остальные?

— Берти, — прерываю минутку релакса.

— Что, любимая? — спрашивает, не меняя позы.

— Что дальше? Твои планы?

— Выспимся, как следует, — зевает, тоже притомился, — пробудем до обеда, возьмём коня у Тео, чтобы пешком не топать, как сегодня, и отправимся назад в твой мир. Ты останешься, а я вернусь, надо разбираться со всем этим дерьмом.

— Хочешь меня выгнать? — от его идеи душа сжалась в комок.

— Ты сама говорила, что должна вернуться. Как разберусь со всеми проблемами, так за тобой и приду, — ох, не нравится мне эта идея. Переплываю на его сторону, подгребаю поближе,

— А, может, я буду тебе здесь полезна? — не представляю, что делать без него дома? Сидеть и дожидаться у моря погоды, пока он тут добивается правды? А если моя помощь потребуется? А я далеко и ничего не знаю? Я ж с ума сойду! Или прожду напрасно, а он так и не вернётся за мной?! А я всё буду сидеть и тосковать, и так и состарюсь в одиночестве…

— Это не твой мир, любимая, — подхватывает меня подмышки и легко втаскивает на себя, зачерпывает пригоршнями воду и поливает плечи, — я подарю тебе его весь целиком и полностью, но когда он станет безопасен.

Лежу на широкой груди, откинув голову на его плечо, любуюсь бархатным бриллиантовым небом и понимаю, что он прекрасно знает и, наверное, давно, что никакая я не богиня, а простая девчонка, поэтому и старается спрятать туда, где не обидят. Похоже, ситуация действительно серьёзная. Но мне дома без него делать нечего и откладывать любовь на потом, не могу,

— Я хочу с тобой, Берти! Здесь и сейчас, завтра и всегда!

— И я хочу! — шепчет тихо-тихо мне на ушко, — так и будет. Я сделаю тебя самой счастливой королевой из всех, что когда-либо были в Абекуре! Золотая моя, сильная, хрупкая девочка… — он говорит на своём тягуче-мелодичном эсперато, и я уплываю по волнам блаженства и сна всё дальше и дальше…