Королевство иллюзий

Глава 18

— Таня, Танечка, очнись! — открываю глаза. Я на кровати, рядом Костик с круглыми от испуга глазами и мокрым полотенцем. Ощущаю прохладную влагу на лбу и щеках, — ну, наконец-то! — подхватывает под плечи, приподнимает и принимается целовать всё подряд, — напугала меня, богинюшка, чуть с ума не сошёл! Что случилось? На солнышке сегодня перегрелась? Утомилась? Я вижу на его длинных ресницах и в глазах влагу, а следом радость, сменившую страх,

— Испугалась, — шепчу сипло, — старухой остаться…

— Глупая, — кидается к зеркалу, сдёргивает со стены, — смотри! — опасаюсь, но потом всё-таки, взглядываю. Уфф! Кажется, пронесло! Вижу моё собственное нормальное лицо. Осматриваю руки: молодые, гладкие. Чувствую повисшее балахоном платье, — пить хочешь?

— Очень, — мчится к кувшину с водой, что оставлен заботливыми хозяевами, там же большая глиняная кружка. Наливает быстро, возвращается, — вот, богинюшка! — пью крупными глотками, горло, как безводная пустыня, выпиваю до дна, в голове тоже проясняется,

— Я долго без сознания была?

— Вечность! Я успел сойти с ума!

— Мне страшней было, представь, осталась бы тёткой в летах!

— Да хоть тёткой, только больше не умирай так!

— Зачем тебе тётка, Берти? — вот реально, хочется понять, что бы он со мной стал делать, когда я старше на два десятка лет?

— Да ты для меня любая — богиня! — изумлён моей тупостью, — это же ты! Всё равно, ты!

И я пытаюсь понять, осознать свою реакцию, если бы он остался стариком? Ответ однозначный,

— И ты для меня единственный в любом облике, Берти! — на душе сразу легко стало, — там у нас кажется ванна оплачена?

— Ожила! Вот и славно! — стаскивает платье без лишних разговоров, не успеваю возразить, бельё тоже, подхватывает на руки и несёт в купель, — богинюшка моя, пушинка невесомая! Напугала… Так напугала!

Опускает в овальный бассейн и принимается пригоршнями поливать спину тёплой приятной водичкой, как будто я сама не могу окунуться.

— А ты? — ванна достаточно свободная, больше стандартных, к которым я привыкла, он бы уместился тоже.

— Можно я сегодня позабочусь о тебе, любимая? — что же с ним приключилось? Сентиментален, как никогда. Мне очень приятно чувствовать себя принцессой, но хочется докопаться до истины,

— Берти, ты ведь устал больше, я хоть в дороге поспала, а ты целый день в напряжении! Что случилось? — он призадумывается на минуту, а сам уже обмывает мне плечи, руки, грудь. На груди задерживается, но ненадолго и без всяких притязаний, а потом начинает говорить,

— Сегодняшний день заставил меня кое-что переосмыслить. Раньше я думал, что годы забирают желания, и старикам ничего уже не интересно, и ничего не хочется. Немощь делает их безразличными ко всему, что не касается здоровья. Оказывается, с силами уходят возможности, но не желания. Они остаются, превращаясь в сожаления. Знаешь, как много у меня было сожалений сегодня? И, как мало времени! Больше ничего откладывать не буду!

— А ванну-то со мной почему не можешь принять?

— Хочу вернуть тебе заботу, помнишь, как мыла меня в больнице? В бане? — помню ли? Конечно! Как представлю его худое измождённое тело, так и сейчас слёзы наворачиваются! А в бане, когда он мне драму устроил, и на полном серьёзе собирался расстаться с жизнью! Жуть! Как уже много всего нас связывает, — можно мне тоже тебя помыть?

— Да, Берти, — он сияет, а у меня комок в горле! Неужели есть человек, которому я настолько дорога, настолько ценна, что вот он стоит тут возле ванны на коленях и бережно, как малому ребёнку, намыливает мои острые, ни разу не соблазнительные плечи, аккуратно, чтобы не дай Бог не дёрнуть, моет волосы, ополаскивает из пригоршни лицо, чтобы мыльная пена не попала в глаза. Плачу молча, пусть думает, что всё-таки попала, но это вовсе не из-за мыла. Это душа плачет счастливыми слезами, — я тебя люблю…

Вымытую и расслабленную, он закутывает меня в большое, как простыня полотенце, и относит в постель, целомудренно целует в лоб,

— Отдыхай, любимая, сейчас сполоснусь и приду, — отправляется в ту же ванну, в которой только что купал меня, а потом возвращается абсолютно довольный. Я ещё не сплю, но пребываю в состоянии лёгкой дрёмы. Костя не будит, лишь перебирает мои влажные волосы и тихонько шепчет, — напугала меня, так напугала, чуть сам не умер… Люблю тебя, моя богинюшка, больше жизни люблю… — потом касается тёплыми губами виска и прижимает к себе, так и засыпаю в объятьях…

Следующий день путешествия похож на предыдущий: мы выпиваем состаривающее зелье с утра, завтракаем в таверне и отправляемся в дорогу, а как только начинает смеркаться, находим ночлег. Когда наступает время возвращаться в молодость, у меня замирает сердце, вдруг произойдёт осечка. Но не происходит, всё нормально.

В пути обсуждаем всё подряд, а чем ещё заниматься? Костя рассказал о столице Абекура. Саленса — означает солнечная, я не удивлена, у них вся страна солнечная, не так велика, как мой город, хотя он и не самый крупный. В ней всё организовано вокруг двух центров. Один из них — дворец короля, а второй — главный Храм Пантеона,

— По какой дороге не иди, обязательно попадёшь к либо к храму, либо ко дворцу. Но в храм может войти каждый, а во дворец — нет. Уже на подступах полно стражи, — я слушаю и поражаюсь, ведь рядом со мной вот так запросто сидит и беседует тот, кто через какое-то время окажется столь высоко, что станет недоступен. Но только не для меня. Костя продолжает, — большинство приближённых к королю имеют особняки в столице, а за её пределами собственные земли. Если не служишь при дворе или нет повеления короля, в столице жить не обязательно, поэтому многие дома зачастую пусты. Так что ничего удивительного, что мы поселимся в одном из них.

— Мы заберёмся в чужой дом?!

— Он фиктивно принадлежит кому-то из знати, а на самом деле Джакопо, так что мы — не разбойники, успокойся, богинюшка.

Однажды мы встречаем конный вооружённый отряд. Костя инстинктивно дёргается вперёд, а потом со вздохом оседает и даже наоборот, углубляется подальше под крышу повозки. Навстречу, поднимая клубы пыли, крупной рысью движется колонна. Я насчитала человек двадцать, когда поравнялись. Все один к одному, на мощных конях, рослые, мускулистые, с суровыми лицами, в одинаковых зелёных камзолах и чёрных шароварах, на головах высокие мохнатые шапки, несмотря на жару. У каждого на ремённом поясе короткий меч, а у седла что-то вроде арбалета. И на рукаве в районе плеча расшитый серебром знак, который я теперь узнаю из тысячи рисунков.

— Пограничная стража Оберона, — вполголоса сообщает Костя, когда отряд нас минует.

— Что-то случилось? Куда они следуют?

— Обычный рейд, возвращаются обратно.

— Поехали самозванцу докладывать, что в Багдаде, пардон, Обероне, всё спокойно?

— Это их служба, — вздыхает, — они просто выполняют то, что д о лжно и охраняют не владыку, а Оберон, — Косте совсем непросто принимать данность, я вижу, чувствую.

Молчу и любимый молчит, только сильнее подстёгивает Колетт, торопясь в пугающую неизвестность…

К исходу третьего дня, прибываем в нужное место. Действие зелья, как и предупреждала Жюстин, всё короче и короче, поэтому, мы уже помолодели и похорошели. Спасает то, что кругом совсем темно и поблизости ни души.

— А как покажемся тому человеку, что живёт в доме? Он же сразу смекнёт, что за гости пожаловали.

— Это человек Джакопо, ему и не таких гостей видеть приходилось, — успокаивает Костя, а потом всё же сомневается, — хотя богиню вряд ли. Но всё когда-то бывает впервые, пусть гордится, — обнимает, вселяя уверенность, — всё будет хорошо, любимая. Пошли!

Дом, как и все, что я успела увидеть в Абекуре, утопает в зелени сада, правда, в ночи никакой зелени не видать, черным-черно. Я уцепилась за Костину руку и бреду по садовой дорожке шаг в шаг чуть позади него, боясь оступиться или, того хуже, наступить на какую-нибудь живность. Платье, ставшее два часа назад не по размеру, предательски спадает то с одного плеча, то с другого и путается длинным подолом под ногами. И ещё, мне страшно.

В доме не горит ни одно окно, он будто мёртвый зловещий призрак, затаившийся в глубине тёмных зарослей, белеет своим скелетом.

Однако, когда подходим к крыльцу, и деревья уже не заслоняют стен, понимаю, что все ужасы — ни что иное, как результат моего через чур впечатлительного воображения. Дом, как дом, таких здесь полно, я уже нагляделась.

Костик, взявшись за что-то на дверях, наверное, кольцо какое-нибудь чугунное, делает несколько ударов, в ночной тишине они звучат набатом настолько резко и громко, что невольно оглядываюсь по сторонам. Хотя, постройки здесь на достаточном отдалении, с большой прилегающей территорией, не то, что у нас в посёлке. Сразу вспомнилось, как сосед Денис оттяпал у меня два метра земли. Здесь бы мы с ним ещё надумались, как дойти друг до друга. Хотя, конечно, нафиг он мне сдался…

Ждём довольно долго, любимый уже присматривается, как бы плечиком приложить дверцу, но сейчас это вряд ли получится. В сервисе преграда была гораздо хлипче. А ещё,

— Ты уверен, что мы не ошиблись адресом?

— Уверен! Мне Джакопо дал чёткие ориентиры и предупредил, что агент давно на заслуженном отдыхе, никого не ждёт, спокойно доживает свои дни.

— Вот так сюрпризец ему привалил! — сочувствую дедуле.

— Поверь, любимая, он будет в восторге!

Наконец, защёлкали замки и задвижки, чувствуется, что хозяин не шибко гостеприимен, но вот заскрипела дверь, и в узкую щель просочился свет фонаря,

— Кто здесь? — скрипучий старческий голос был тут же поддержан глухим рычанием, судя по тембру немаленького зверя.

— Свои, — откликается Костик, — привет тебе от принсипале Джакопо, любезнейший.

— Тихо, Роб, — хозяин осаживает пса и открывает двери пошире, вытянув вперед руку с фонарём, суёт её чуть ли Костику не в нос, — чем докажешь?

Любимый без лишних разговоров, снимает с шеи шнурок с капсулой и подаёт,

— Вот доказательство, — костлявая морщинистая рука тут же схватывает добычу и утаскивает к себе, сразу захлопнув дверь.

Мы с Костиком в недоумении молчим у порога. Время идёт, реакция за стенами дома нулевая,

— Классно! Восторг прямо прёт из всех щелей!

— Похоже, дядя выжил из ума, — сетует Костик, — придётся брать штурмом!

— Не придётся, — скрипит голос и дверь одновременно, — заходите, гости дорогие!

— Вот так-то лучше! — Костя расслабляется, а то уж, принял нужный упор для тарана. Пропускает меня вперёд, — ты иди, Танюша, а мне надо Колетт выпрячь и накормить, — потом обращается к старику, — уважаемый, как Вас называть?

— Пеппе, — откликается хозяин и добавляет сразу, — можете не представляться, в этом нет нужды, я вас узнал, — интересно, обоих?

— Отлично, Пеппе, — констатирует Константин, — куда мне лошадь можно поставить?

— Сейчас всё устроим, не спешите, Ваше Высочество, я уже не так молод, чтобы резво исполнять приказы…