Глава 24

У меня кусок в горле встал ни туда, ни сюда, и аппетит разом кончился. Прокашлялась, запила,

— Спасибо, Пеппе, я спать! — ухожу ровной походкой, ни один мускул не дрогнул, а душа упала. Кто бы только знал, какая тяжесть неподъёмная эта душа! Тяжелее любого камня, любого огромного монолита! А говорят ещё, что нет такого органа — душа! Может, и нет, пока порхаешь бабочкой от счастья, а когда несчастьем прижмёт, тогда этот орган очень хорошо чувствуется пудовой гирей в груди и на горле удушающей петлёй. И даже не понятно, что мешает сделать нормальный вдох, петля на горле или эта тяжесть…

— Тань, прости! — Костик врывается на мою половину, — это когда, было-то! Я ещё тебя не знал! Это до того, как провалиться в портал!

— Чего ты не знал? Что у тебя есть невеста? Я спрашивала не один раз! Ты мне вот это когда показывал, — корону изображаю на затылке растопыренной пятернёй, — её имел в виду? А потом, когда заговорил, сто раз сказать мог! Мог?!!

— Мог, — вздыхает сокрушённо, потом головой мотает, — не мог! Понимаешь, Тань, не мог я такое сказать, потому что не нужна она мне! Какая может быть невеста теперь, когда ты у меня есть?

— Ты ей отказал? — уточняю, хотя ответ предельно ясен, когда бы он успел?

— Нет…

— Значит, у тебя до сих пор есть невеста, и это не я. Поэтому отправляйся на свою половину, делать тебе здесь нечего! — даже говорить такие вещи больно, а как одна останусь, если послушается, вообще, не представляю.

— Ты меня бросаешь? — интересный вопрос,

— Чтобы кого-то бросить, сначала надо этого кого-то заиметь! Я лапшу с ушей сбрасываю! Вот, как это называется! Завтра, так и быть, смотаюсь ещё раз во дворец, раз уж обещание дала, да и Валерию с папочкой твоим жалко, а потом, будь добр, найди возможность отправить меня в Оберон. И можешь не провожать, подберу какой-нибудь камень потяжелее, как Му-му, и Бог даст, долечу до дома.

— Не злись, богинюшка, — пытается поймать меня за руки, вырываюсь, отталкиваю, обида душит,

— Ты, когда обрадовать меня планировал? Когда на троне усядешься? Спасибо, боевая подруга, можешь при мне остаться фавориткой! Ну, конечно, как ты там сказал: дурная, но прикольная! Ради забавы, вместо шута? А по политическим соображениям в жёны принцессу астурскую взять?

— Вообще, говорить не планировал, — стоит передо мной, как двоечник, спрятавший дневник, — отправил бы в Астурцию отказ с откупными дарами, и дело с концом. Только сейчас как отправлю, если я — не я?

Понимаю, что вроде бы дело говорит, не было времени и момента, чтобы отказаться, но червячок сомнений уже уютно обустроился в уголке моей души и замечательно справляется с её отравлением. Теперь каждое слово, сказанное Костей, каждое признание буду делить на два. И ничего с этим не поделать, радостная лёгкость пропала, та самая эйфория, которую называют розовыми очками, поблёкла и смылась, уступив место горькой серой реальности,

— Я всё поняла, мне надо побыть одной, свыкнуться с новыми обстоятельствами, — холодно, спокойно, — спать буду на своей половине, — сказать-то сказала, но стало только тошней.

Он кивнул, подошёл и сжал в объятьях, крепко, жарко, но только на миг, чтобы успеть поцеловать в макушку, прошептать,

— Я всё исправлю, любимая, только не исчезай, — и уйти.

И вот как я теперь засну?!

* * *

К утру готова удавить Джакопо за его правдивость! Сон не приходит. Так, проваливаюсь ненадолго в тревожную дрёму, и всё. И подушка жёсткая, и кровать холодная, одинокая! А ещё, всё время мерещатся шаги за дверью, подойдут, постоят, тяжёлый вздох, отойдут… или не мерещатся?

Чтобы чем-то заняться, перебираю Жюстинин короб, ничего подходящего от отравлений, ничего конкретного. Только и нашла общеукрепляющую настойку, хуже не будет. Но по уму, надо бы Ригондо антидототерапию провести по серьёзному…

Завтракаем молча, каждый носом в своей тарелке. Непривычно. Такого отчуждения не было у нас с Костиком даже в самом начале. А ведь мне его не хватает. Так не хватает, что еле сдерживаюсь, чтобы не коснуться, не прижаться. Он — моя зависимость и, наверное, уже плевать, кем хочет меня видеть при дворе: королевой или шутихой.

Но какой-то жёсткий принципиальный стержень внутри, держит и напоминает, сколько было потрачено доверия впустую в прежней жизни, сколько обидных осечек и обмана пришлось пройти. Так неужели я ничему не научилась?

Научилась! Поэтому сижу как Снежная королева и давлюсь завтраком, делая вид, что не вижу затравленного взгляда напротив, измученного бессонницей лица и уныло опущенных плеч.

Зато наш принисипале просто в ударе! Его молодильная микстура уже практически не работает, но он решил добить её до конца. Обещался испить дозу и препроводить меня к Храму короткой дорогой и показать все тропы, чтобы на обратном пути круги не мотала.

Перед уходом лишь киваю Костику, а так хочется броситься на грудь и повиснуть, обняв за шею, и ощутить его крепкие объятья и родное тепло!..

Если бы я только знала, если бы могла предположить, какой ужас с нами случится совсем скоро! Никогда не прощу себе эту глупую гордыню, наигранную холодность, убивающую то самое, что и так скоро повиснет на волоске…

* * *

— Ты не должна обижаться на Берти, таковы законы Абекура, — Джакопо молодой и красивый сопровождает меня в Храм и одновременно пытается выгородить своего подопечного, — если наследнику исполнилось тридцать, а он никого не выбрал в жёны, то король волен сделать выбор сам. Ригондо первый раз женили так же, и ничего! Знаешь, как он любил Констанс — мать Берти?

— Как?

— Сильно он её любил, очень! И горевал ужасно, когда она умерла.

— А, что с ней случилось? Она же была ещё молода…

— Всё покрыто мраком, — вздыхает.

— Грустная история, — сочувствую, конечно, но в их средневековье никто бы не стал разбираться, если они тут свинцовые сервизы друг другу презентуют, не мудрено. А Джакопо возвращается туда, откуда начал,

— Ригондо решил последовать примеру своего отца и найти Берти жену на свой вкус, кто же знал, что он тебя встретит?

— А королю наплевать, что сын, возможно, не одобрит выбор?

— Ригондо — не враг Роберто. Он предусмотрел всё. Думаешь, это исключительно политический брак?

— Ничего не думаю, — я хочу, чтобы мой провожатый всего лишь заткнулся, но он почему-то считает, что обязан посветить меня во все тонкости, —

— Флор, насколько я слышал, красива, умна, талантлива и получила достойное воспитание. Не старше тебя, даже думаю, моложе, благородных кровей, — он невесту нахваливает, а такое чувство, что каждым комплиментом в адрес этой треклятой Флор, забивает по огромному острому гвоздю в крышку гроба под названием «Наши отношения с Костей».

— Может, о деле поговорим? — или я сейчас его просто пошлю туда, откуда он недавно прибыл! — как там Ваш сын поживает?

— Герцогская стража покинула дом, — наконец-то переключился, — Тео вывесил белый флаг на крыше, это знак, что всё чисто, но судя по высоте вывески, возможно, ведётся наблюдение. Я повесил свой, о том, что следую в Саленсу за герцогом.

— Круто вы придумали! — лучше уж об их шифровках поговорить, интересно, чего он там понавешал, чтобы Матео смог всё верно истолковать? Я вот записку вчера прямым текстом написала, а что вышло! Но у Джакопо на уме другое,

— Таня, я хочу тебя предупредить: будь осторожна! Ты вошла во дворец короля богиней Дадиан, и должна выйти ею, не забывай об этом ни на секунду!

— И в чём проблема? Вчера же у меня получилось!

— Как вчера не будет. То была фора — эффект неожиданности, а сегодня тебя уже ждут. Дворец — это не только красивые интерьеры, изысканная мебель и дорогие портьеры — за всем этим блестящим антуражем глаза и уши! Даже если покажется, что тебя никто не видит, держись, будто вокруг тысячи любопытных глаз.

— Уж прямо тысячи! — чего хорохорюсь? Почему веду себя с принсипале так дерзко? Наверное, во мне всё ещё говорит обида, в которой он не виноват. Но Джакопо словно не замечает,

— Тысячи точно нет, но может оказаться всего лишь пара таких, которые увидят то, что им не полагается…

— Я поняла, буду стараться! — впереди уже виднеется Храм Пантеона, — можешь дальше не провожать, дойду.

— Мне надо рассказать тебе ещё кое-что о той поездке в Астурцию и о других членах семейства Гаурелли… — но я прерываю,

— Спасибо, достаточно! — какая же я дура! Выслушать бы мне тогда Джакопо, и возможно, сценарий событий повернул бы в иную сторону! Но мои обидки оказались сильней здравого смысла, а настаивать он не стал,

— Может быть, ты и права, — остановился, несмотря на внешнюю молодость, прижал по-отечески крепко и лишь сказал, — береги себя, девочка! И не забывай, что ты — Дадиан!

Дальше иду одна, принсипале показал короткий путь. Всего лишь и надо было сзади обойти дом, а там калитка и тропинка, выводящая на дорогу к Храму. Но ему важно было поговорить со мной, дать совет и напутствие. Да только я не поняла! Оглянулась напоследок, помахала рукой красивому молодому парню с волосами цвета воронова крыла, широкими плечами, статной фигурой и проницательными чёрными глазами…

Прости меня, Джакопо! Прости!

* * *

Надежды на то, что удастся дойти до алтаря или, как там у них всё устроено, опять не увенчались успехом. Возле широкой лестницы уже поджидает карета! Сегодняшний транспорт круче и помпезней вчерашнего, да ещё и цветами украшен, и две каретки попроще в придачу. Они бы ещё раструбили на всю Саленсу, что за Дадидан отправились! Немалая свита во главе с королевой поджидает.

Наивные людишки: все на коленях лицом ко входу. Хоть бы кто-то оглянулся, я ж сзади иду. Но тем лучше, пускай не видят, как и откуда материализуются боги.

— Всем мира! — говорю покровительственно, подойдя уже вплотную к коленопреклонённой процессии. Тут же, как по команде происходит передислокация, теперь все глядят на меня.

— Всевласнейшая! — воскликает королева, — прости, что не подготовились, встретили спиной! — и вся паства опять носами в землю.

— Прощаю, поднимайтесь, — я ж великодушна, — на то и богиня, чтобы появляться неожиданно. Времени терять не будем. Здесь не сцена, концерт отменяется, поехали во дворец. И ровной божественной походкой направляюсь к самой помпезной карете, королева за мной. Потом передумываю. Чёрт знает, чего ждать от этих господ, Джакопо предупреждал, что могут быть сюрпризы. Поворачиваю к самой маленькой. Валерия пытается скорректировать траекторию моего движения,

— Наивеличественнейшая, нам туда!

— Величие богов не в красоте колесниц их возящих, а лишь в делах! — вот это я сказанула! Но впечатление произвела, точно! Платье на мне сегодня поизящней вчерашнего, впору, но не таково, как на Валерии, много проще, зато своим изречением я подтвердила и свой вчерашних гоповатый вид, и сегодняшнюю простоту — это всё мишура! — и королева, вмиг устыдившись всей своей красотищи, поплелась за мной, украдкой стягивая с шеи лишнее золото…

— Как наш монарх? — спрашиваю уже в карете. Эскорт двинулся в путь, золотая колесница движется первой, собирая на себя восторженные крики народа, стоящего по обочинам дороги. То и дело останавливаемся, потому что, регулярно образуется затор из-за желающих увидеть того, кто удостоился великой чести прокатиться на ней. Знала бы, сразу тайком пробралась ко дворцу, лишь бы пропустили.

— О-о, Наимудрейшая! Ригондо чувствует себя уже лучше! У него больше не случилось колик после обеда и ужина, и он хорошо спал сегодня! Тихо, без стонов и без боли!

— Это ж, прекрасно! Когда приедем, осмотрю его сама…

Загрузка...