Лазурные берега

Глава 6

Виктор был шокирован вспышкой гнева Деирдре, и ему понадобилось несколько дней, чтобы справиться с потрясением. Прежде всего он не мог объяснить себе, что послужило причиной ее негодования. Его молодая жена вышла из себя. Она набросилась на него и стала бить кулаками в грудь, прежде чем упасть и зарыдать. Бонни, заикаясь, бормотала объяснения — и Деирдре в конце концов так же несвязно извинилась. Разумеется, Виктор не нарочно оставил Цезаря на рынке рабов, и, если бы она была в здравом уме, она бы его в этом никогда не упрекнула. Однако Деирдре не была в здравом уме. Виктор уже давно боялся этого, а теперь больше не мог закрывать на это глаза. Независимо от причины, Деирдре, казалось, была в шаге от того, чтобы впасть в меланхолию, и Виктор не знал, что он должен предпринять.

Медицина была бессильна против такого состояния. Врачи, однако, рекомендовали сменить место и климат, это иногда могло творить чудеса. Виктор серьезно задумался над тем, чтобы уехать с Деирдре в Англию — однако именно сейчас он был настолько занят, что не мог себе позволить взять отпуск на несколько месяцев. При этом он с удовольствием покинул бы Сан-Доминго. Его практика процветала, что радовало, однако другие обязанности, напротив, весьма отягощали. Опять начались покушения с применением яда — и пособники Макандаля снова приблизились к Новому Бриссаку. Последняя плантация, хозяев которой отправили на тот свет, находилась всего в трех часах езды от плантации Дюфренов. Там домашние рабы нашли своих хозяев мертвыми в постели. В последнее время это случалось все чаще — плантаторы становились жертвами собственных мер предосторожности. За это время многие из них перестали разрешать своим слугам ночевать в доме и умирали одни и в страшных мучениях. Во время последнего визита в поместье Новый Бриссак жандармы попросили Виктора поговорить с пожилым врачом из Мирбале, чтобы обменяться с ним опытом. Доктор Леру гостил на соседней плантации, принадлежавшей погибшим, и вынужден был констатировать смерть. В городе, где он жил, также уже были случаи смертельных отравлений. Врач был очень опечален этим и посему искал возможность обменяться опытом с коллегами.

— Нам нужно искоренить это зло, — заявил доктор Леру, когда Виктор посетил его, — и выяснить, что это за яд, с помощью которого Макандаль убивает людей. Давайте прислушаемся к тому, что говорят вокруг. А разве не существует книг? Дело Ля Вуазен при дворе французского короля — его ведь детально изучили. Может, и мы найдем какие-нибудь зацепки? Я ведь не знаю, какая обстановка сложилась в вашем городе, однако у нас существует довольно много подозрительных лекарей, к которым обращаются люди, которые не могут или не хотят оплатить услуги врача.

— Лекарей? — недовольно переспросил Виктор. — Скорее всего, это производители ангелов!^[38]

— На Ямайке их называют баарм мадда, — заметила Деирдре.

В соответствии с пожеланием Виктора она сопровождала его во время беседы с доктором Леру, а после многочасовой поездки верхом стала гораздо оживленнее. И вообще, в последнее время она начала потихоньку приходить в себя. И в этом была заслуга Амали. Служанка разозлилась после того, как стала свидетелем вспышки гнева Деирдре. Молодой врач дал своей жене успокоительное и попросил Амали уложить ее в постель. Амали же, однако, сочла, что тут, напротив, нужна основательная встряска. Она сразу же набросилась на Деирдре, как только та вошла в свою спальню.

— Ты отругала мужа, потому что он не успел купить тебе твоего любовника? — укоризненно спросила Амали. — При этом нужно благодарить богов, что ему это не удалось! Боже мой, Деирдре, что бы ты делала, если бы этот тип стал рабом в твоем доме?

— Я просто очень беспокоюсь за него, — прошептала Деирдре. Она имела жалкий вид, ее волосы свисали, а лицо опухло от слез. — На море… когда он был с пиратами… Я тогда была больна от страха, Амали, ты же знаешь, а теперь…

— Теперь ты можешь радоваться, потому что о нем уже не надо беспокоиться! — произнесла Амали. Она ожесточилась и уже не сочувствовала своей подруге и хозяйке. — Цезарю больше не угрожает опасность, разве что он попытается сбежать, а с таким парнем, как он, ни в чем нельзя быть уверенным. Но если там хорошая охрана, на этой плантации… Боже мой, Деде, если его продали вместе с рабами, скованными цепью, тогда надсмотрщики знают, что им надо внимательно за ним следить. В любом случае на плантации с ним ничего не случится…

— Ничего не случится? — переспросила Деирдре. Она больше не всхлипывала, опиум постепенно оказывал свое действие, однако слезы все еще текли по щекам. — Его же, наверное, будут бить. А эта работа на полях…

— Тогда его дела обстоят точно так же, как и у остальных рабов на плантации! — невозмутимо перебила ее Амали. — Здесь, в Сан-Доминго, ему лучше, чем на Ямайке! У него будут выходные по воскресеньям и в праздничные дни. Если он будет вести себя хорошо, он сможет жениться, завести детей… он сможет вести абсолютно нормальную жизнь. Ладно, он мечтал не об этом. Но какой чернокожий сам выбирает себе судьбу? А Цезарь, кроме всего прочего, сам во всем виноват! Он мог бы вместе с Бонни держать лавку в порту и жить на свободе. Вместо этого он навлек огромную опасность и на нее, и на себя. Они чуть не погибли. Бонни мне все рассказала. Разбойничий поход, во время которого их взяли в плен, был его идеей. Цезарь настоял на этом против воли старшего помощника и капитана. А теперь он должен нести за это ответственность. Так что забудь его, миссис! Твой доктор лучше в десять раз!

Виктор вырос в глазах Амали еще больше, с тех пор как выкупил Бонни и Намелок.

Когда Деирдре поразмыслила и немного успокоилась, она, конечно, признала, что ее служанка права. Виктор намного превосходил Цезаря. Он был дружелюбным, ответственным и не таким уж плохим любовником, если, конечно, не сравнивать его с огненным ураганом, каким был ее большой чернокожий. Таким образом, женщина старалась больше не думать о своих сумасшедших похождениях, и ее страх за Цезаря в конце концов стал слабее. Потому что и в этом Амали, конечно, была права: в поселении рабов на плантации он не был счастлив, однако же находился там вне опасности.

Так что Деирдре стала снова возвращаться в этот мир, а поездка верхом к доктору Леру — плантация, на которой он гостил, находилась приблизительно в тридцати милях южнее поместья Дюфренов — была для этого хорошим началом. Сейчас женщина довольно оживленно рассказывала о знакомстве своей матери с чернокожими врачевательницами. Нора многому научилась у баарм мадда, однако никогда не интересовалась ядами.

— Вы думаете, что эти женщины рассказали бы вашей матери об этом, если бы что-нибудь знали? — взволнованно спросил доктор Леру.

Деирдре кивнула:

— Конечно, они ей доверяют. И о Макандале они никогда ничего не слышали. И, кроме того, они не такие подлые и мстительные. Большинство из них считают себя своего рода… ну, как бы священницами. Прежде всего те, которые родились в Африке. Зачастую это женщины-обеа.

— Они поклоняются культу вуду, — объяснил Виктор своему коллеге, который вопросительно смотрел на его жену. — То же самое говорят о Макандале…

Между тем о бунтовщике из Сан-Доминго ходили самые разные слухи. Между прочим, рассказывали, что он колдун и шаман, который сверхъестественным образом приобретает власть над людьми. Виктор не верил ни единому слову, однако он все же никогда не присутствовал ни на одной церемонии вуду или обеа. Деирдре знала, что ее мать воспринимала все это намного серьезнее.

Доктор Леру улыбнулся.

— Ваша мать, наверное, очень интересная женщина, — заметил он. — Нам действительно следует проконсультироваться с ней. Если нам двоим не удастся продвинуться в нашем расследовании.

После этого разговора Виктор из всех сил старался завязать знакомство со всеми целителями, знахарями и повитухами, которые занимались своим ремеслом в Кап-Франсе. Он делал это безо всякого удовольствия. Виктор презирал этих людей, которые в свою очередь относились к нему без особой симпатии. Они скорее симпатизировали Макандалю. Одна из них, красивая мулатка, которая была намного моложе, чем большинство женщин, занимавшихся этим ремеслом, рассмеялась Виктору прямо в лицо, когда он спросил ее о ядовитых растениях острова Эспаньола.

— Если бы я что-то знала и, кроме того, еще и призналась в этом, я, очевидно, очень скоро очутилась бы в жандармерии, не так ли, доктор? Я еще не забыла, как они под пытками выведали все у Ассам, чтобы затем в конце концов все-таки сжечь ее заживо. Нет, доктор, вы уж разузнавайте такие вещи сами — тем более что мне не жалко жертв этих отравлений. Невинные не пострадали!

— В последний раз среди скончавшихся было трое маленьких детей… — печально произнес Виктор.

Женщина пожала плечами:

— Через десять лет они стали бы большими сволочами. Жирными и злыми, вскормленными кровью своих черных рабов. Нет, доктор, лично я никого не убиваю, можете мне поверить, но и пальцем не пошевельну, чтобы спасти хоть одного из белых мучителей!

Итак, Виктор сдался и направил усилия на изучение соответствующей литературы. Он прочитал все, что смог найти о ядах, и проводил опыты на мышах в маленькой лаборатории, примыкавшей к его кабинету. До сих пор, однако, лишь в одном случае были найдены остатки еды, в которую был добавлен яд. Оттуда была взята проба, однако все противоядия, с помощью которых Виктор проводил эксперименты, оказались бесполезными.

Между тем Деирдре много времени проводила с Бонни, от которой она потребовала рассказать все подробности о ее жизни на пиратском корабле. Виктор обрадовался возникшему у нее интересу — он радовался любому оживленному разговору, который вела Деирдре. Зато Амали, напротив, это, казалось, раздражало до глубины души… Женщины в доме Виктора, как и раньше, представляли для него большую загадку.

Затем одна семья в окрестностях Нового Бриссака снова стала жертвой отравления, и Виктору пришлось признаться себе, что он в своем расследовании не продвинулся ни на шаг. И в конце концов он действительно решился привлечь к этой работе Нору Фортнэм. До сих пор Виктор в своих письмах к тестю и теще почти не упоминал о Макандале — Фортнэмам незачем было беспокоиться о том, что Деирдре в Сан-Доминго, возможно, угрожает опасность. Сейчас же Виктор выложил все, что было у него на сердце, а заодно сообщил о меланхолии Деирдре.

— Судя по письму Виктора, он весьма встревожен. — Нора отложила послание своего зятя, которое она только что прочитала Дугу, в сторону и окинула взглядом свой сад и огород. Синий гибискус отбрасывал длинную тень, а орхидеи сейчас, когда солнце клонилось к закату, сияли во всей своей красе. Их цветки открывались утром навстречу солнцу и, казалось, хотели отразиться в последних его лучах.

— И, должна сказать, я уже сама об этом думала…

— Да? — удивился Дуг. — До сих пор ты никогда ничего не говорила.

Лично он хотя и воспринимал озабоченность Виктора как нечто трогательное, однако же намного более тревожным считал то, что его дочь находится в пределах досягаемости убийцы-отравителя, чем то, что у нее временами бывает плохое настроение.

— Потому что я не хотела пугать ни тебя, ни себя, — объяснила Нора. — Просто у меня было какое-то странное чувство… Деирдре в своих письмах ни на что не жаловалась, но их стиль изменился. Раньше она имела обыкновение описывать все очень живо — боже мой, можно было увидеть перед собой старого Дюфрена с его приемами в стиле Короля-Солнца! И самодовольных соседей, дам из церковной общины… На основе истории этой рабыни, которая попала к пиратам, прежняя Деирдре написала бы половину романа! А сейчас она ограничивается общими фразами: «Как у вас дела? У меня все хорошо» и сухими короткими отчетами. Похоже на то, что переписка стала для нее тяжелой повинностью.

Дуг еще раз пробежал глазами письмо зятя.

— Если верить Виктору, то Деирдре сейчас все представляется тяжелой повинностью, — задумчиво заметил он.

Нора кивнула:

— Вот именно. Что-то с ней не так. А тут еще эти отравления…

— Ты сможешь помочь Виктору? — спросил Дуг.

Нора пожала плечами:

— Не знаю. Я, разумеется, знаю пару растений, которые в небольших количествах имеют лечебный эффект, а в больших могут привести к смерти. Надо дозировать их с осторожностью. И может быть… может быть, я смогла бы выйти на мамбо.

— Мамбо? — спросил Дуг, играя цветком каскариллы.

— Так на острове Эспаньола называют женщин-обеа, — пояснила Нора. — Это жрицы вуду. Многие из них также являются врачевательницами, если можно их так назвать. Большинство черных женщин на плантациях хотят предотвратить появление детей.

На Ямайке это считалось большой проблемой. Чернокожие женщины, главным образом из племени ашанти, шли на любой риск, лишь бы не рожать детей, которые тоже стали бы рабами. Аборты были обычным, повседневным делом, и, конечно же, их делали тайно. Знахарки (баарм мадда) не всегда были хорошо обучены, а женщинам после этого не давали никаких послаблений в работе, поэтому зачастую прерывание беременности становилось причиной многочисленных смертей среди молодых чернокожих рабынь. Деирдре, однако, писала Норе, что на плантациях в Эспаньоле было больше детей. Она объясняла это католическим воспитанием рабов, которое запрещало аборты, а также тем, что чернокожим разрешалось заключать церковные браки.

— С тобой женщины в любом случае будут более откровенны, чем с Виктором. — Дуг хитро улыбнулся. — Если бы ты была там… Я ошибаюсь или все идет именно к этому? А то, что при этом мы сможем снова увидеть Деирдре, станет приятным приложением?

Нора озабоченно посмотрела на своего мужа, но ее глаза засияли.

— Ты считаешь, что мы действительно должны поехать к ним? — спросила она. — Бросить здесь все, как есть…

Дуг кивнул:

— Мы ведь все равно собирались это сделать. И когда, если не сейчас? На плантации дела идут и без нас, Квадво и Адвеа позаботятся обо всем, а мальчики в школе… — Проповедник в Кингстоне открыл колледж для мальчиков, и Томас и Роберт находились там на протяжении недели. — Мы, конечно, могли бы бесконечно откладывать поездку, а можем просто взять и поехать прямо сейчас. Если ты считаешь, что Виктор нуждается в тебе… — Дуг подмигнул Норе.

— Мы нужны Деде, — сказала она серьезно. — Если я чем-то могу помочь Виктору, тогда это… ну да, «станет приятным приложением».

Конечно, накануне путешествия Нора упаковала не только подарки для Деирдре и слуг, но и целую сумку с образцами растений, коры деревьев, цветков и эссенций из различных местных растений.

Она еще раз поговорила с баарм мадда, однако не хотела напрямую упоминать о деле с Макандалем. Все же ее намеки зачастую приводили к нескромным вопросам, вроде: «Зачем тебе об этом знать, белая миссис? Ты хочешь, чтобы твой муж умер?» Большинство уважающих себя чернокожих знахарок пользовались очень простым и ясным языком. Одна из них даже предложила Норе любовный напиток, чтобы снова разжечь страсть между ней и Дугом. Нора рассмеялась, однако в конце концов взяла с собой этот напиток. Для нее и Дуга он был не нужен, но, возможно, он сотворит чудеса в отношениях между Виктором и Деирдре.

Нора ухмыльнулась. Может быть, эта история развеселит Виктора. А это, как ей казалось, было ему необходимо, причем как можно скорее.

Нора и Дуг отправились в плаванье в июле, планируя остаться в гостях у дочери и зятя до Рождества. Среди плантаторов такие длительные визиты не были чем-то необычным. В поместье Каскарилла Гарденс было достаточно места для гостей, и Нора надеялась, что в городском доме Деирдре у них не будет проблем с размещением. Конечно, они, кроме этого, планировали также побывать в гостях на плантации Дюфренов, и родители Виктора уже в письме выразили свой восторг по поводу предстоящего визита и пригласили их к себе. В поместье Новый Бриссак празднование Рождества было общественной обязанностью каждого, кто имел в Сан-Доминго должность и имя. Нора подумала о предстоящих праздниках и заказала себе два бальных платья. Дуга она заставила приобрести новый парик.

— Это ведь консервативная семья, ты же знаешь об этом из писем Деирдре, — объяснила она. — Им не нужны белые возмутители спокойствия, у них уже есть Макандаль.

Плаванье по морю прошло спокойно, и Нора наслаждалась своим первым морским путешествием со времени ее переселения на Ямайку. Она проводила много часов на палубе — поначалу для того, чтобы полюбоваться берегами своего родного острова, которые она так любила, со стороны моря, а потом не могла досыта насмотреться на игру дельфинов, сопровождавших корабль. В конце концов в поле зрения путешественников появился даже кит. Нора удивлялась тому, как солнце отражается в морской воде, и наслаждалась красотой заката, когда мириады золотистых стрел падали на маленькие кудрявые волны.

— Я думаю, что если бы я была молодым мужчиной, то стала бы моряком, — мечтательно сказала она Дугу, который тут же поднял ее на смех.

— Если пожить три недели на одних корабельных сухарях, и при этом постоянно карабкаться по такелажу, море вскоре перестанет казаться таким уж привлекательным, — сказал он.

Дуг знал это по себе. Он заработал на переезд из Англии на Ямайку, нанявшись матросом на корабль, после того как прервал свою учебу в Англии и не хотел просить денег у отца.

Наконец они обошли на парусах Эспаньолу, и Нора обрадовалась, увидев побережье и поросшие зеленым лесом холмы большого острова. Находящиеся перед ним мелкие острова казались ей раем.

— Это, наверное, было бы сказочно — потерпеть кораблекрушение и очутиться на таком маленьком необитаемом острове вдвоем с тобой, — мечтательно сказала Нора, но затем, однако, добавила: — Но без каннибалов. Приключений у нас хватало и на Ямайке.

Дуг надеялся, что в Сан-Доминго им не придется пережить новые приключения. Дело, связанное с Макандалем, казалось ему опасным. Еще со времен Грэнни Нэнни он знал, какую угрозу могут представлять мароны, если у них есть хороший руководитель. Маронов в конце концов удалось усмирить, но в Сан-Доминго, очевидно, конфронтация обострилась, и, судя по всему, не только со стороны белых. Хладнокровно запланированные убийства свидетельствовали о ненависти, и, вдобавок к этому, Макандаль, казалось, был умным и образованным. Опасный противник. Дуг рассчитывал, что их пребывание на плантации в Сан-Доминго будет по возможности коротким. В городе он чувствовал себя в большей безопасности.