— Ой, простите! — быстро добавила я, понимая, что к нему нужно обращаться с особым уважением. Император — не просто человек, а правитель, и с ним нужно держать себя почтительно.
Но он, казалось, совершенно не обратил внимания на мой жест. Аладар прильнул к другой дырочке, глядя в щель на рогалик, убывающий в руках у императрицы.
На ее лице была маска нескрываемого блаженства.
Я почувствовала, как император тихо выругался, и сердце у меня забилось еще сильнее.
— Тише, — прошептала я, снова схватив его за рукав, видя, как он решительно отпрянул и намеревается идти в комнату к матери. — Рано… Я вижу, что она где-то добыла сладости… Надо выяснить, кто ей его принес.
Мы стояли так близко друг к другу, что я ощущала тепло его тела — сильное и волнительное, словно оно передавало мне какую-то особую энергию. Это чувство было неожиданным — мягким и трепетным, будто внутри зажглась искра, способная растопить лед.
— Через два часа принеси мне еще повидла, — вдруг послышался голос императрицы, доносившийся из комнаты. — И не забудь вафли. С кремом!
Я не видела, к кому она обращалась. И это начинало злить.
— Да, госпожа, — ответил женский голос. — Вы так исхудали… На вас страшно смотреть! Это ужасно! Вас морят голодом! И это после того, сколько вы сделали для вашего сына и для нашей империи!
— Я знаю, дорогая, — сокрушенно вздохнула императрица. И тут же посмотрела на кого-то с надеждой. — Я рада, что ты меня не бросаешь в беде. Ты уже столько времени служишь мне верой и правдой. Я этого не забуду.
— О, я очень стараюсь, — продолжал женский тихий голос с кроткой учтивостью. — Но вы выглядите очень плохо… Эта целительница морит вас голодом! Она просто издевается над вами! Разве можно так издеваться над человеком! Тем более над больным?
— Ты права, — произнесла императрица, а в ее голосе я почувствовала нотки власти. — Но она прикрывается тем, что это все для моего же блага! И это самое обидное!
Я слушала, затаив дыхание, и сердце мое билось всё быстрее. Внутри что-то сжималось от обиды. Неужели она не может понять, что я пытаюсь ей помочь? В глубине души я понимала, что она просто зависима от сладкого, и сейчас готова найти любой повод, любой предлог и любое оправдание, чтобы нарушить диету!
Внезапно тон императрицы изменился, и я поняла, что это далеко не конец разговора.
— Ишь, что она удумала! — продолжала императрица, с наслаждением поглощая кренделек. — Она слишком много возомнила о себе! Ну еще бы! Она явно заинтересовала моего сына. Я прекрасно вижу, что она ему очень нравится. Он может сколько угодно скрывать это, то я знаю его лучше, чем другие. Все-таки я его мать! Именно поэтому он настоял, чтобы лечила меня именно Августа Сеннет, а не достопочтенный доктор Абермарль с отличными рекомендациями.
Ее голос наполнился злобой и скрытой ревностью.
— Ладно бы просто понравилась! Но пойти наперекор мне ради… ради какой-то девки с улицы! Такого я не ожидала! Вот это просто обидно до слез! Выбирая между мною и ею, он выбрал ее сторону!
Мне стало неловко. Слушать такие откровения от императрицы в присутствии того, о ком сейчас идет речь, было как-то неловко. Зато внутри зажглось тепло и сильное желание поверить, что она говорит правду о том, что я понравилась императору.
— А эта Августа, — продолжала императрица, обращаясь к невидимой собеседнице. — Я вижу, что она спит и видит, как оказаться в его постели! Ловкая девчонка. Я вижу ее насквозь. То, как она смотрит на моего сына… Женское чутье не проведешь! Она постоянно бегает к нему, словно напрашивается. И так, и эдак! Ах, я такая милая, обрати на меня внимание! Ты тоже так считаешь?