Лекарь драконьей матушки

Глава 3

Я подняла глаза на него, видя, что он смотрит на меня с удивлением. Кисть в моих руках сжалась, а потом расправилась.

— Ну легче же? — спросила я с улыбкой.

Я все еще держала его руку в своей ладони, ощущая тепло и слабость в пальцах, и почему-то ужасно не хотела её отпускать. Мне казалось, что как только я сделаю шаг назад, он скажет холодным голосом: «Стража!» — и начнется тот самый момент, когда всё станет безвозвратно.

— Да. Мне стало легче, — произнес император задумчиво, слегка нахмурившись, словно в размышлении о чем-то важном. В этот момент я поняла, что нужно вернуть ему его конечность, чтобы не навлечь гнев.

В роскошных покоях вдруг стало тихо. Я не осмелилась нарушить эту тишину, ожидая, что он скажет что-то еще. Внутри у меня уже кипели сотни мыслей — и о судьбе, и о казни.

Наконец, император заговорил, его голос был тихим, но твердым.

— Августа Сеннет, — произнес он, и его взгляд проникал прямо в меня, — моя матушка — самое дорогое, что у меня есть.

Я почувствовала, как сердце забилось чаще.

Я вспомнила, что между нами — огромная пропасть, расстояние, которое кажется непреодолимым. Но даже несмотря на это, внутри билось что-то странное чувство — не только страх, но и восхищение. Он держит в своих руках целую империю, и это казалось мне невероятным — такой молодой. Ну сколько ему на вид? Тридцать пять? Где-то так. А власть его уже безгранична!

— Если что-то случится с моей матушкой или ей станет хуже, — продолжал Аладар, его голос стал тихим, но насыщенным угрозой и решимостью, — ты знаешь, что я не кровожадный. Но если дело касается моей матушки — ты будешь наказана смертью. Надеюсь, я ясно выразился?

Я внутренне вздрогнула. Эти слова звучали как приговор, тяжелый, смертельный.

— Да, — быстро кивнула я, — только мне нужна ваша помощь. Ваша матушка меня совсем не слушает. Она хочет, чтобы я потакала всем ее капризам, кормила ее любимыми булочками с шоколадом, носила на балкон, читала ей книги, кормила с ложечки и не делала массаж. Но вы должны понять — это путь в один конец. Именно потакание ее слабости и капризам привело к тому, что сейчас она не может встать с постели, — мои слова прерывались, я постаралась говорить спокойно, — но если так продолжать, она больше никогда не встанет на ноги.

Я помолчала и добавила:

— Понимаете… Даже после того, как ваша матушка поправится, ей придется соблюдать диету. Всю жизнь. Иначе — ухудшение. Оно может произойти в любой момент.

Император внимательно слушал, его лицо оставалось спокойным, но в глазах — скрытая тень.

— Ты знаешь, что делаешь, — произнес он наконец. — Надеюсь, ты не ошибаешься.

Я выдохнула с облегчением, впервые за долгое время ощущая, что хоть чуть-чуть взяла ситуацию под контроль.

“Ох, эти родственники!” — пробормотала я про себя. — “Вместо того, чтобы не поддаваться на уговоры больного и довести лечение до конца, они начинают потакать капризам. А потом удивляются, почему всё становится только хуже. Врач всегда виноват: родственники жалуются, разрешают то, что нельзя, забывают о лекарствах. И когда наступает ухудшение, начинают кричать, виноват доктор!”

Я взглянула на императора, ощущая прилив решимости.

— Могу я идти? — спросила я, опасливо глядя на стражу за дверью.

Аладар кивнул.

— Да.

Я вздохнула с облегчением. Это был настоящий подвиг — пройти через этот разговор. Я уже почти поверила, что меня уволокут в тюрьму или — хуже — на казнь. А тут — всё обошлось!

Пока я собиралась уходить, вдруг услышала громкий требовательный стук в дверь покоев.

— Ваше императорское величество! — голос за дверью прозвучал испуганным.

Я сама вздрогнула, почувствовав тревогу, которая вдруг охватила меня. Я посмотрела на императора — его лицо резко изменилось, в глазах мелькнула тень опасности.

“Что-то случилось!” — пронеслось в моей голове.

— Войдите! — резко встал император, его голос стал твердым и решительным.

В дверь ворвался лекарь Абермарль — худощавый мужчина в возрасте, с худым узким и длинным лицом и водянистыми глазами, полными тревоги. Я про себя называла его Дуремаром, потому что в его методах было много сомнительного: зелья, пиявки, кровопускания и потакания капризам богатого пациента. За это пациенты его любили. Как только речь шла о потакании, лести и учтивости, он был мастером своего дела. Но как врач — откровенным шарлатаном!

Я вспомнила, как императрица настаивала, чтобы именно Дуремар занялся ее лечением. Но судьба распорядилась иначе: перст судьбы, украшенный драгоценностями, в тот злополучный день указал на меня.

— Ваша матушка… — начал Дуремар, его голос дрожал, а глаза расширены от страха, — она… умирает…