Люби меня навсегда

10

– Телефон, – протягивает руку ладонью вверх Рома, и многозначительно смотрит на меня.

– При чём здесь мой телефон?! – возмущаюсь я, хотя отлично понимаю, что он имеет в виду.

– Ты же не хочешь, чтобы твой дорогой уже бывший женишок вычислил нас и отымел меня резиновой дубинкой? – криво усмехается он. И когда он так издевается, я начинаю сомневаться, так ли уж я опасаюсь за его анальную девственность!

– Здесь вся моя жизнь! – протестую я, хотя понимаю, что он совершенно прав. С этим маячком я буду просто светящейся горящей мишенью для моих родственников, и, что намного хуже – для родственников Стасика.

– Я жду, – смотрит он уже угрожающе, и я соглашаюсь.

– Хорошо, хорошо, только дай мне отправить сообщение родителям, что у меня всё в порядке, и чтобы они не волновались, договорились? Это же в твоих интересах.

– Пять минут, – соглашается он, и я начинаю судорожно рассылать всем своим близким сообщения, что со мной всё отлично, и я дам о себе знать через какое то время.

Я случайно нажимаю на чат с Анастасом, и на экран выскакивают один за другим так и не просмотренные мной в своё время его прелестные дикпики, и я судорожно пытаюсь закрыть экран, но Роман, наблюдающий за мной, уже успел всё разглядеть.

– Не знал, что ты балуешься ещё и клубничкой по интернету, – смеётся он во весь голос, – не только в клубах!

– Заткнись, – краснею я, удаляя бесконечный ряд эрегированных членов моего жениха из переписки и архива, чтобы, не дай Бог, это нигде не всплыло. – И вообще, это не я балуюсь, – раздражённо бормочу я.

– О Боже, невероятно! – продолжает издеваться надо мной Элвис. – Неужели это наш достопочтимый владелец заводов и пароходов до такой степени инфантилен, что ему требуется рассылать подтверждение своей мужественности другим? – удивлённо поднимает он свою красивую бровь, и я еле сдерживаю себя, чтобы не запульнуть в него своим телефоном.

– Да что ты вообще знаешь об отношениях?! А не о быстром перепихоне на скорую руку?! – огрызаюсь я. – Всё, готово, забирай, – и отдаю ему свой опустевший телефон. И, к своему удивлению, испытываю чувство невероятного облегчения, как будто с моих плеч свалился десятитонный груз. Или столько весили эти дурацкие фотки стояка Вайсберга?

– Ты удивилась бы тому, сколько я всего знаю, – многозначительно произносит Роман, вытаскивая симку из смартфона и разламывая её в своих пальцах, как сухую тонкую вафлю. Берёт мой айфон, и бьёт его легко о край стола, и он трескается, как лёгкая яичная скорлупа, покрывая тонкой сеткой трещинок всю мою прежнюю жизнь…

– Итак, к делу. Прежде чем мы отправимся смотреть непревзойдённый шедевр одного из величайших художников итальянского Ренессанса, нам нужно немного приодеться, – резюмирует он. По крайней мере, тебе.

– Отлично, идём в ближайший торговый центр, и я куплю себе одежду на первое время, а то, знаешь ли, надоело носить обноски твоих любовниц, – и я снова ловлю его странный взгляд на себе.

– Хорошо, – листает Рома свой мобильный, чтобы найти ближайшие магазины, пока я достаю из пакета купюру, и расплачиваюсь с принёсшим счёт официантом.

– Никаких карточек, – объясняю я ему. – Я заинтересована не меньше твоего, чтобы меня никак не отследили по моим платежам. По крайней мере, раньше времени. Раньше, чем я успею всё сделать, – снова сглатываю я предательский комок в горле.

– Ты подготовилась, я гляжу, – с удивлением рассматривает меня Рома. – Идём, здесь недалеко в семистах метрах от парковки есть центр.

Не проходит и десяти минут, как мы вместе с ним, как какая-то влюблённая парочка, идём мимо ряда сетевых магазинов, выставивших в витринах свои безвкусные манекены в ширпотребных шмотках.

– Прости, не Outlet Village, – снова издевается надо мной Роман, и я, сделав глубокий вдох животом, решительно захожу в первый попавшийся молодёжный бренд, где всё пестрит осенними свитерами грубой вязки, мешковатыми джинсами и дешёвыми шерстяными шапочками. Даже особо не рассматривая, что именно брать, я просто накидываю первое, что мне попадается на глаза, в шопер, пока он не набивается до верху разными тряпками.

– Пойдём в примерочную, детка! – предлагает мне мой спутник, и я отвечаю ему так холодно, как только могу:

– Я думаю, я не нуждаюсь в твоих услугах стилиста! – гордо направляюсь я к ряду кабинок в дальнем углу торгового зала, но Роман идёт вслед за мной, и я снова начинаю чувствовать эту дрожь, которая охватывает меня каждый раз, когда я думаю о нас вдвоём…

Но я беру себя в руки, вспоминаю о своей высокой миссии – для начала доехать до моего личного лимонного рая, по дороге, возможно, зарулив на Елисейские поля, и сжав зубы, следую в примерочную с высоко поднятой головой.

Я натягиваю на себя первое ситцевое платьице из вороха тряпок, и выхожу из тесной кабинки в коридор, чтобы получше разглядеть себя в большое общее зеркало. И с удивлением и раздражением вижу, что и здесь мой Роман уже успел произвести фурор среди всей женской части покупателей! Сегодня суббота, и небольшое тесное помещение битком набито женщинами и девушками всех возрастов, но я могу поспорить, что все они как одна, с ещё большим рвением и кокетством вертятся друг перед другом, бросая на него недвусмысленные призывные взгляды.

И он сидит, купаясь в их неприкрытом восхищении и обожании, вальяжно откинувшись на дерматиновый круглый диванчик в центре примерочной, словно безумно прекрасный король, обозревающий своих наложниц. Он не ленится всем раздавать самые обаятельные улыбки, и я ловлю себя на мысли, что мне он так не улыбается, и я чувствую маленький укол ревности где-то глубоко в груди под дешевой тканью платья.

– Извините, вы не могли бы мне помочь? – вдруг подходит к нему высокая стройная девушка с просьбой застегнуть ей сзади молнию на блузке!

Я с немым изумлением наблюдаю за этой сценой: Элвис встаёт, и чуть ли не прижимаясь к девчонке, застёгивает её кофточку, и его ладонь дольше, чем того требуют приличия, задерживается на крестце, чуть выше её попки. Девица сейчас потечёт и кончит, я в этом не сомневаюсь, и я громким голосом, словно сварливая жена, кричу на всю комнату:

– Дорогой, как тебе это платье? Хочу в нём пойти на юбилей твоей мамы! Ты, кстати, купил памперсы? – и девушка испуганно скрывается за шторкой, оставляя после себя приторные сладкие ноты каких-то дешёвых духов.

– О да, ты как всегда бесподобна, дорогая, – подыгрывает мне Роман, приобнимая меня за талию, и подталкивая к моей кабинке с оставшимися в ней вещами, – давай посмотрим, что ещё ты можешь примерить, – шепчет он мне, наклонившись к самому уху, и всё моё тело словно пронзают бешеные разряды тока.

– Позволь, – поворачивает он меня к себе спиной, и смотрит в зеркало мне в глаза, пока его рука ласковой тёплой змейкой скользит вниз по моей спине, расстёгивая молнию.

Он спускает платье сначала с одного моего плеча, потом со второго, и оно с лёгким шёлковым вздохом падает к моим ногам, пока я стою в одном белье перед ним, и вижу в отражении, как предательски заостряются мои соски сквозь невесомо-прозрачную ткань бюстгальтера. Я чувствую его терпкий звериный запах. На секунду его плоский живот прижимается к моей голой спине, и я ощущаю твёрдость его члена сквозь джинсовую ткань на своей попке. Мы стоим с ним в этом тесном аквариуме тесной кабинки, как пойманные в банку две рыбки, и единственное, чего я, кажется, хочу сейчас больше всего на свете, так это того, чтобы распробовать вкус его влажных блестящих губ, и захлебнуться его слюной, хлынувшей морской водой ко мне в рот… Но вместо этого я слышу его спокойный голос:

– Примерь-ка ещё вот это, – и он бросает мне на пуфик ещё одну юбку и кофточку перед тем, как выйти из кабинки.

Ну что же, я натягиваю на себя короткую юбочку клёш, едва прикрывающую мои ягодицы, и синтетическую кофточку в обтяжку, с таким декольте, которому позавидовала бы любая куртизанка эпохи Возрождения. В общем, теперь я больше похожа на дешёвую проститутку, косящую под школьницу. Я выхожу из кабинки, чтобы продемонстрировать своему спутнику мой странный наряд, но нигде его не вижу. Ну что же, видимо, он решил подождать меня снаружи. Я возвращаюсь в комнатку, чтобы переодеться, но не могу найти вещи, в которых я сюда пришла. Странно… Я перерыла весь ворох одежды, но их и след простыл. Ну что ж, придётся купить то, что на мне, и высказать этому придурку всё, что я о нём думаю! Но моей сумочки здесь тоже нет. Как и пакета с деньгами…

Я покрываюсь тонкой липкой плёнкой ледяного пота от одной только мысли, что он просто меня ограбил. Тупо и бездарно. Пока я стояла и воображала, как он меня отымеет в это сраной кабинке! Собственно, что он и сделал. Просто отымел меня. У меня нет ни одежды, ни денег, ни паспорта, ни телефона. В чужой стране. И наверняка, у меня есть всего пара минут, чтобы догнать его, пока он не уехал!

Я быстро отрываю на себе все бирки, прикреплённые к одежде, выхожу в торговый зал и направляюсь к выходу: у Романа было не так много времени, чтобы успеть далеко уйти. Я стараюсь не выдавать своего волнения и с невозмутимым видом прохожу через магнитные ворота, стараясь не смотреть в сторону скучающего охранника. Он, кажется, больше увлечён своим мобильным и не особо смотрит по сторонам, как вдруг магнитные ворота начинают пикать! Я делаю вид, что это меня не касается, и иду всё дальше и дальше по коридору, пока не слышу за спиной окрик:

– Stoveti! – и мне совсем не надо знать литовский, чтобы понять, что он означает! Мой мозг молниеносно выдаёт два возможных варианта: остановиться, и ждать, когда меня сначала осмотрят, потом попросят пройти в комнату охраны, вероятно, вызовут полицию, позвонят в Интерпол и так далее, или просто – бежать! Я выбираю второе, и чувствую, как у меня за спиной вырастают крылья, пока я, сверкая всем, чем только можно в этой невыносимо короткой школьной юбочке, несусь по коридорам и эскалатору, сбивая на ходу спокойно бредущих по центру покупателей.

Краем глаза я вижу справа от себя железную глухую дверь, толкаю её плечом, и проваливаюсь в служебный тёмный коридор, кубарем скатываясь вниз по лестнице в подземный этаж, на парковку. Шум крови в ушах заглушает все остальные звуки, и в голове крутится только одна мысль: как бы быстрее выбраться на свободу из этого лабиринта и бежать, бежать, бежать! Я распахиваю очередную дверь и оказываюсь среди машин в полутёмном и пустынном гараже.

Отлично! Осталось только пробраться вдоль самых тёмных уголков к лестнице на улицу, и я буду свободна. Парковка практически под самое горлышко забита машинами, и мне не составляет труда пробираться незамеченной вдоль их бесконечных рядов. Вот уже и дверь со спасительной надписью Exit: всё, спасена! Нажимаю длинную металлическую ручку-трубу, как вдруг сзади меня обхватывают чьи-то жёсткие грубые руки, и скрипучий мужской голос произносит с акцентом:

– Попалась, девочка, – и не давая мне опомниться, намертво обхватив моё запястье своей грубой лапой, ведёт меня за собой в какой-то дальний угол парковки, пока не останавливается у неприметной служебной двери. Открывает её, порывшись в связке ключей, и грубо толкается меня внутрь, закрыв за собой дверь на замок.

По всей видимости, это какая-то комната ночной охраны, потому что здесь стоит на небольшом столике монитор, на котором отлично видно всю парковку, валяются остатки еды, и тут же в углу притиснулся маленький засаленный диванчик, весь в сальных пятнах. Дверь закрыта, охранник, поймавший меня, с довольным видом усаживается на диванчик, небрежно бросив рядом связку ключей, и с нескрываемым интересом рассматривает меня. Я в ловушке. И тут я понимаю, что от бега вся моя одежда сбилась набок, грудь практически полностью обнажилась, вываливаясь из узкого декольте двумя спелыми персиками, а подол моей юбки даже не прикрывает нижний край моих трусиков. В голове проносятся миллиарды всевозможных сценариев, и мне кажется, что по идее, он должен сейчас звонить в полицию или куда-там-у-них-полагается-сообщать в таких случаях.

Но этот взрослый мужик за сорок явно никуда не спешит. Он тяжело дышит, и я практически чувствую, как его липкий взгляд скользит по моей коже шершавой улиткой, останавливаясь где-то под юбкой, и переползает вверх на грудь, обводя каждый торчащий острый сосок вдоль по альвеолам своим склизким телом. Он явно наслаждается моей беспомощностью и своей властью. Я вижу, как его масляные глазки наливаются похотливым предвкушением, и он, лениво растягивая слова, наконец-то произносит:

– Ну, что делать будем? – и откидывается на спинку диванчика, широко расставив ноги, даже не скрывая тугой продолговатый жгут, чётко обрисовывающийся под его форменными чёрными брюками. Но у меня совсем нет времени. Еще несколько лишних минут, и я навсегда останусь здесь, в этой вонючей тесной коморке, пропахшей прокисшим пивом, вяленой рыбой, немытыми телами и прогорклым мужским потом.

Всю жизнь я была укутана в кокон родительской любви и заботы, с самых пелёнок. Я слышала про подобное, но такие типы не попадались мне даже среди нашей прислуги и охраны. Возможно, я всегда была слишком высокомерна, чтобы замечать их и обращать внимание на их долгие взгляды, которыми они провожали меня, когда я вдруг врывалась ненадолго в их жизненную орбиту. И вот сейчас передо мной развалился, чувствуя свою полную власть, один из толпы мужчин, которых я никогда не замечала раньше: с крупной сеткой вен на пористом носу, кряжистый и крепкий, как деревенские мужики, с огромными натруженными руками, которыми он может смять и скомкать меня, как лист бумаги, сальным коротким ёршиком русых волос и слезящимися от явного желания глазами в белёсых ресницах.

Я делаю глубокий вдох, и неожиданно для самой себя выдавливаю улыбку. Смущённую и одновременно кокетливую. И тихим грудным голосом, произношу:

– Я думаю, мы что-нибудь с вами придумаем, – я наверняка видела эту сцену в одном из папиных фильмов. И наверняка считала её верхом пошлости, ведь в жизни так не бывает. Но по расплывающимся в довольной улыбке потрескавшимся губам моего тюремщика теперь я знаю: бывает!

– Отлично, девочка, я знал, что мы с тобой договоримся, – отвечает он, начиная расстёгивать пуговицы на штанах, даже не сомневаясь, что всё уже между нами решено.

– Подожди, не торопись, – продолжаю я свою игру, оглаживая юбчонку, и мягко сжимая в ладонях свою грудь, отчего она сладкими полушариями выкатывается из моего низкого декольте. – Мы же оба должны получить удовольствие, ведь так? – и вижу, как затуманиваются его глазки. – Юргис, тебя ведь так зовут? – прочитав имя на его бейдже, я продолжаю водить руками по своему телу, уже задирая край кофточки и запуская ладонь внутрь, под ткань, а второй скользя под пояс юбки.

– Да, – кивает пересохшими губами мужик, явно не ожидавший от меня такого представления. Теперь его штаны практически разрываются под натиском взбунтовавшейся возбуждённой плоти, и он тянет свои руки ко мне, пытаясь притянуть к себе на колени.

Пересиливая внутреннее отвращение, я подхожу к нему, и опираюсь ногами на диванчик, пока он судорожно расстёгивает ширинку. Я приближаюсь к мужчине настолько близко, насколько это возможно. Моя грудь всего в каких-то трёх сантиметрах от его полуоткрытого рта, которым он пытается заглотить её, но я с глупым хихиканьем, существование которого даже не подозревала у себя, уклоняюсь, словно дразню его.

– Dabar, dabar, (лит. «сейчас, сейчас» – пер. автора) – бормочет он, и я чувствую, как его высвобожденный наконец-то из плена член своей влажной головкой утыкается во внутреннюю сторону моего бедра…

И тут я молниеносно перегибаюсь вбок, хватаю связку ключей, так неосмотрительно оставленную им здесь же на диванчике, и со всего размаха залепляю ей ему по глазам, и даже не разрешая себе обернуться и посмотреть, что же с ним всё-таки произошло, под его громкую брань и крики боли пулей подлетаю к двери, открываю её и выбегаю на свободу. Какая-то доля секунды – и я просто запираю дверь снаружи, бросив связку здесь же, на грязные асфальт парковки.

Ноги несут меня прочь из этого ужасного места туда, где мы в последний раз с подонком Элвисом оставили его «Туарег». Я бегу, не сбавляя темпа, до рези в лёгких, надеясь только на то, что он ещё не успел уехать, и ненависть к нему только прибавляет мне сил. Я бегу, и представляю, как это ему я сейчас воткну в глаз ключ, и проверну его в нём несколько раз! Я подбегаю к стоянке, запыхавшаяся, растрёпанная, уже даже не обращая внимания на то, что моя юбка задралась до самой талии, а грудь просто выпрыгнула из декольте и, конечно же, не вижу там нашего авто! Я несколько раз прохожу вдоль ряда припаркованных машин, туда и обратно, в надежде, что мои глаза просто обманываю меня, и чёрный внедорожник с тонированными стёклами спрятался за рядом розовых и синих «Рено» с «Ситроенами».

Ужасное осознание приходит ко мне не сразу. Но когда я наконец-то понимаю, что меня бросили, как поломанную куклу, и уже не в первый раз за прошедшие два дня, я просто сажусь на тротуар и начинаю плакать. Мне кажется, я не плакала уже много лет, и сейчас слёзы вымывают из меня всё отчаяние, боль и печаль, оставляя внутри меня тлеть лишь уголёк разочарования…

Сквозь солёный поток я не сразу могу расслышать гудок автомобиля, который врывается в мои поминки по самой себе. Сначала он меня раздражает, мешая мне предаваться беспробудному горю потом начинает раздражать, и, в конце концов, разозлившись на его назойливое вмешательство в мою частную жизнь, я поднимаю глаза, и вижу, что рядом со мной на аварийке стоит Элвис, и кричит в открытое окно:

– Сонниполли, что ты тут делаешь? Мы же припарковались на противоположной стороне улицы! Я тебе сигналу, сигналю… – и я, не дав ему договорить, просто врываюсь в машину, и вцепляюсь ему руками в шею, царапаю это прекрасное лицо ногтями, пытаясь заткнуть его… И я даже не знаю, какие чувства больше сейчас преобладают во мне: безумная ненависть, такая же бешеная радость, что он не бросил меня, или обида на всю жизнь за этот дурацкий, неуместный и отвратительный розыгрыш.