Люби меня навсегда

20

Мы сидим в своём свежевыкрашенном, свежеотштукатуренном музее с Соней, и звукооператор поправляет на нас микрофоны: сегодня мы даём эксклюзивное интервью для известного You-tube канала «На кухне с Элис», и привлекательная ведущая, которую я отлично помню ещё с того достопамятного дня, когда подсматривала из шкафа за их с Элвисом сексуальными играми, наконец, начинает своё интервью.

– Скажите, Полина, как известная светская львица, без пяти минут госпожа Вайсберг, бросила всё, о чём только могут мечтать современные девушки, включая одного из самых красивых и влиятельных мужчин из списка Forbes, чтобы самостоятельно зарабатывать на жизнь и открыть свою собственную картинную галерею? И, к слову сказать, стать одним из самых популярных блогеров-инфлюенсеров в области современного искусства?

Оператор берёт крупным планом её идеально выглаженное лицо, которое можно увидеть у тысяч современных женщин, следящих за собой и регулярно выкладывающих селфи в соцсети: ухоженное, скуластое и немного искусственное. Ну что же, каждый имеет право на то, чтобы быть красивой и желанной. Посмотрим, как я буду выглядеть лет через тридцать!

Я делаю глубокий вдох, смотрю на Соню, которая, как всегда, неземным розово-золотым ангелочком смотрит в камеру, улыбаюсь, и начинаю:

– Начнём с того, что всё началось с моего смертельного диагноза, который мне поставили почти полгода назад.

– О Боже! – делает испуганное лицо Элис, хотя прекрасно знает всю предысторию. Но наши зрители – нет.

А я вижу в окне, где мягкими пушистыми хлопьями кружит февральская метелица, как по улице курьер ведёт за ниточку гигантское облако алых и золотых шаров. Сегодня День Святого Валентина, и кто-то кому-то решил признаться в любви… Вот вьюга вырывает один красный шарик из рук паренька, и он мечется на ветру, укутанный белыми пуховыми перьями, пока не начинает уноситься всё вше и выше, растворяясь алой каплей тёплой крови в белом молоке зимнего снегопада.

Я улыбаюсь своим мыслям, глядя на этот улетевший в неизведанные небесные дали шарик, вспоминая, как с мокрыми от липкого пота ладонями и трясущимися коленками брала из рук медсестры бумажку с моими анализами, пытаясь прочитать расплывающиеся перед глазами строки, и как женщина, видя моё состояние, пояснила:

– Да всё у вас в норме, не переживайте вы так! Есть небольшое отклонение, но доктор вам всё объяснит!

Импозантный врач, внимательно изучая мои анализы, довольно потёр ладони, и, подняв лицо от листочка, произнес:

– Поздравляю вас, Полина, всё просто отлично! Ничего не подтвердилось!

– То есть как не подтвердилось? – не верила я своим ушам. – А как же все эти анализы, швейцарское оборудование, – продолжала лепетать я, но доктор прервал мой бессвязный поток мыслей:

– Поймите, этот диагноз очень часто выставляют ошибочно! Так что вполне обычное дело. К тому же, на результаты могу повлиять разные факторы: употребления алкоголя, слишком жирной пищи, да мало ли чего ещё! – внимательно рассматривал он меня, и я вспомнила свои посиделки с подругами, где мы, как обычно, выпили пару бутылок вина, и порцию жирных сырников, которые я съела тогда назло матери прямо перед этими анализами. Всё, больше не буду пить алкоголь и буду питаться исключительно салатом и рукколой!

– Так что всё у вас отлично, – улыбнулся врач. – Единственное, очень заметно общее переутомление. Но здоровый сон, прогулки на свежем воздухе, правильное питание и курс витаминов очень быстро поправят дело. И не переживайте так, Полина, – подмигнул он мне: – Жизнь – это сказка!

И я поверила в это, наконец-то, покидая клинику. Я поверила в это, когда нашла себе уютную съёмную квартиру в центре: небольшую, но только мою, куда я могла прийти и укрыться от всех своих невзгод. Ну или пригласить в гости своих девчонок. Я тем более поверила в это, когда Соня позвонила мне, возбуждённая, и начала тараторить в трубку, что она узнала, что по счастливой случайности рядом с нашим музеем сдаётся в аренду просто идеальное помещение для небольшой частной галереи, и для которого она готова бесплатно сделать проект.

Я поверила в это, когда в мой набирающий всё большую популярность блог стали писать художники и люди, готовые вкладывать деньги в искусство, а мой аккаунт окончательно превратился в виртуальную выставку современных работ. Денег из моего свадебного гонорара мне как раз хватило на лаконичный и стильный ремонт моей собственной галереи современного искусства Полины Сонис, которая открывается как раз сегодня, одновременно с нашим небольшим частным музеем эротического искусства. Конечно же, вечером будет грандиозная закрытая вечеринка, на которую приглашены все сливки общества, а журнал Glossy получил право первым эксклюзивно освещать открытие. Благодаря моей Саше у нас будут самые известные журналисты, фотографы и дизайнеры, а Маша отвечает за несколько меценатов из числа своих солидных клиентов, которым она весь последний месяц на своих сеансах психотерапии ненавязчиво раздавала приглашения на открытие музея и галереи.

Писала ли я за это время Мими с Амели? Конечно. Я отправила фото картин, которые тогда увидела в её студии знакомым галеристам в Европе, и они мне подтвердили их большую художественную ценность. Более того, месьё Жильбер из парижской галереи Le Bleu любезно рассказал мне, что отлично помнит скандал с этими работами: их невозможно было ни продать, ни купить, потому что они были созданы в соавторстве. Я, конечно же, знала, что такое случается, но художники как-то обычно решают этот вопрос между собой.

– Impossible, impossible, ma cherie! (фр. «Невозможно, невозможно, дорогая!» – перевод автора), – сокрушался галерист. – Обе стороны были не готовы уступать, и картины остались заморожены. Они не могут быть проданы, пока две стороны не придут к общему согласию, либо кто-то один не передаст права полностью второму автору, – объяснял они мне нюансы нашей профессии. – Очень редкий случай, но так получилось. Сердце кровью обливается, как представляю, что такие уникальные работы пылятся где-то в кладовке, – грустил месьё Жильбер. Или от того, что не могут быть выставлены в твоей галерее за баснословную сумму и бешеные комиссионные, – подумала я про себя, но в ответ лишь поблагодарила милого коллегу. И теперь у меня не было сомнений, кто именно два автора этих работа. И тех, в кондитерской Рабле. Интересно, если каждая картина тянет в среднем на десять-тридцать тысяч евро, какая же сумма может набежать в общей сложности?

Мими мне ответила, что маркиза Жюли де Вержи забрала все картины из её студии, и больше она их не видела. Впрочем, как ничего не слышала и об Элвисе. Благодаря моему парижскому посту об Опере Гарнье в блоге платья Амели стали известными не только во Франции, но теперь и из России к ней выстраивается очередь из модниц, и она не успевает шить новые наряды. Мы иногда переписываемся, но аккаунт Ромы так и не подаёт никаких признаков жизни. Я стараюсь забыть о нём, но у меня не очень хорошо получается. Я ходила пару раз на свидания, организованные моими подругами, но все они даже не продержались и до десерта, не более того. Поэтому я просто погрузилась с головой в работу: в конце концов, не об этом ли я всегда мечтала? Находить старые застывшие полотна и давать им новый шанс на жизнь. Долгую и счастливую.

Конечно же, я не рассказываю всех этих деталей известной журналистке Элис: людям достаточно видеть красивую конфетную обёртку, и уже это делает их счастливыми. Но наш маленький с Соней успех вполне может обернуться триумфом для нас обеих: на вечер заказаны ящики напитков и тонны закусок, я даже приготовила небольшой сюрприз для гостей, но это пока секрет. Уже сейчас маленькие кусочки интервью начинают бумажными корабликами расплываться по всему интернету, возбуждая аппетит у всех перед основным блюдом. Я с Соней рассказываю Элис о нашей дружбе со школы, о моём диагнозе, безумной поездке, упуская, конечно же, все личные детали, а я всё время думаю про себя: встречается ли Элис до сих пор с Ромой? Видится ли с ним? Ездит ли с ним в Грецию? И продолжают ли они свои безумные игры? Я как-то раз ездила в тот подмосковный лес, в надежде отыскать тот волшебный теремок, в который меня привёз однажды Рома, но я так и не смогла найти его: только бесконечные заборы, бетонные плиты и стройка. Как будто его никогда не было на карте Москвы. Или мне это всё приснилось?

Мы проводим небольшую экскурсию для наших гостей по музею, и очень рассчитываем, что некоторые экспонаты произведут должный эффект на зрителей. Я даже показываю кусочек своей галереи: сегодня вечером она распахнёт двери для первых посетителей, и я очень надеюсь, что некоторые работы уже обретут своих новых хозяев.

До полудня мы успеваем сделать все наши дела, и начинаем с Соней готовиться к торжественному вечеру. Сейчас приедут Маша с Сашей, и мы определённо собираемся сегодня повеселиться! Не для того ли я чуть не умерла от рака крови? Пусть и понарошку, но жизнь моя точно превратилась в сказку.

Шесть часов вечера, и вот к нашему уютному музею начинают стекаться представительские авто, извергая на алую бархатную дорожку, которую мы с девчонками не поленились заказать, разодетых в самые свои сексуальные наряды мужчин и женщин, которые специально были предупреждены о том, что их ждёт настоящий карнавал. Сексуальные девочки-хостес на входе раздают всем желающим маски, и никто не отказывается. Мы и сами встречаем гостей в наших корсетах, которые одевали когда-то на мой достопамятный девичник в клуб. Правда я, заколебавшись в последнюю секунду, решила надеть всё-таки своё любимое волшебное платье от Амели Блан, которое больше никуда не выгуливала после Парижа.

Мы приветствуем всех, щедро одаривая бокалами с шампанским на входе, и впуская в узкий тесный проход, который открывается шёлковым занавесом, а потом превращается в узкий и длинный коридор вагины, который мы придумали вместе с Соней! Тёмные влажные стены словно пульсируют и стонут, пока обалдевшие от увиденного гости не проходят в первую комнату, где оказываются в пентхаусе небоскрёба, из окна которого открывается вид на ночной Нью-Йорк. Признаться, я взяла эту идею из своего неудачного свидания с Матеушем и Даниэлем, и поэтому все стены комнаты, наполненной секс-агрегатами разных фирм и эпох: от самых старинных французских до современных авторских секс-кресел, густо увешаны работами известных эротических фотографов: Хельмута Ньютона, Яна Саудека, Терри Ричардсона и других. Есть здесь и моё фото, но я оставила её без подписи. И хотя оно размером в полтора квадратных метра, я её скромно назвала «Работа неизвестного современного автора».

Гости всё прибывают и прибывают, наполняя собой, как сироп бутылку, наше пространство, которое мы специально затемнили, чтобы придать как можно больше интимности всей нашей обстановке. Зрители перетекают в другие залы, громко смеясь, восхищаясь и делая бесконечные фото: вот они в будуаре парижской куртизанки, где могут прилечь на резную кровать под золотым покровом, украшенную перьями и резьбой с позолотой, рассматривая прямо с постели картины Буше и Курбе. А в соседней комнате их ждёт стилизованная комната гейши с предметами быта и фото обитательниц Киото. Конечно же, добрая половина отведена старинным японским картинам хёнтай, а на огромной плазменной панели беспрерывно крутят эротические аниме.

– Ну как думаешь, гостям нравится? – спрашивает у меня Соня, и Саша уверенно отвечает:

– Безусловно, это успех! Вы только посмотрите на количество публикаций, которые уже появились в сети! А не прошло ещё и часа!

– А ещё не подано основное блюдо, – бормочу я, и убегаю в соседнюю комнату, чтобы всё подготовить.

– Поля! – вдруг я слышу такой знакомый голос, и не могу поверить, что он всё-таки появился здесь! И хотя он не забыл надеть бархатную чёрную маску, я могу узнать его из миллиона других мужчин. – Я не могу без тебя, – шепчет он, прижимая меня к себе, и его руки уже скользят по моей голой спине. – Без твоих глаз, этой родинки над губой, без моей маленькой девочки, которой ты навсегда останешься для меня…

– Пока ты не найдёшь себе очередную?! – от злости шиплю я на него. – Какого чёрта, Стас? Или твой пиарщик придумал очередной гениальный ход, как меня вернуть? – стараюсь я не повышать голоса, чтобы не будоражить других гостей. Наверняка со стороны кажется, что мы воркуем, как два влюблённых голубка.

– Поля, согласись, ты ведь так и осталась одна. Неужели кто-то будет лучше меня? – жарко шепчет мне Стасик на ухо, и я решительно беру его за руку и веду за собой.

– Я предвидела это, – подвожу я его к фотографии «неизвестного автора» и ставлю прямо перед автопортретом его пениса. – Теперь ты можешь посмотреть на себя в музее, – продолжаю я. – И если ты не будешь меня доставать, то никто, поверь мне, никто никогда не узнает, чьё это произведение, договорились? – и даже не дожидаясь ответа, оставляю его одного любоваться своим гигантским, на полстены, дикпиком. Думаю, он остался доволен.

Я забегаю в пока ещё закрытый зал, оборудованный под парижское кабаре, где уже почти всё готово к выступлению. Я ещё раз все внимательно проверяю, перед тем как отдаю распоряжение нашему менеджеру распахивать двери, в которые вваливается разноцветными камушками уже весёлая и захмелевшая толпа. Не давая им опомниться, мы приглушаем основной свет, и на сцену выходит великолепная Мими со своим коронным номером La vie en rose. Гости мгновенно умолкают, ошарашенные этим бесподобным спектаклем, которое, я уверена, они больше никогда нигде не видели. А Мими наполняет своей королевской чёрной грацией всё тесное пространство зала в центре Москвы, и мне даже на мгновение кажется, что я снова на Place Pigalle. Смолкают последние аккорды, и я не могу остановить слёз, которые катятся у меня прямо из под моей кошачьей маски.

Зрители аплодируют, свистят и топают: уже одного номера Мими достаточно, чтобы открытие музея прошло с успехом, но тут свет в зале гаснет окончательно, и я понимаю, что что-то пошло не по плану. Я уже готова бежать к нашему организатору, чтобы решать технические вопросы, как вдруг свет прожектора вспыхивает, освещая пятачок сцены, в котором стоит мой Элвис, в джинсах, белой футболке и с гитарой наперевес. Я не верю своим глазам, но тут начинает играть Wicked Games Криса Исаака, и Элвис, который теперь уже совсем не Элвис, а Крис, начинает исполнять одну из самых сексуальных песен в истории музыки. Ему, впрочем, как и прежде, даже не надо из себя что-то изображать и кривляться: он просто спокойно стоит с гитарой и поёт. Я чувствую, как толпа гостей начинает всё ближе и ближе смыкаться кольцом вокруг сцены, словно околдованная его волшебным магнетизмом, и я вижу в глубине сцены Мими, которая подпевает ему, в какой-то очередной невообразимой бирюзовой накидке. Я сама, подхваченная волной разгорячённых и возбуждённых женщин, оказываюсь у самой сцены, подняв вверх лицо, как и десятки других зрительниц. Я слишком хорошо помню эффект, который всегда производил Рома на женщин. Пел он или просто молчал. И сейчас я вижу, как десятки глаз увлажняются желанием: весь наш маленький зал в музее эротического искусства превратился в одно сплошное вожделение, и мне кажется, или уже кое-кто стал более страстно, чем того требуют место и обстоятельства, обнимать свою спутницу, а чьи-то руки уже проскальзывают под подолы коротких юбок и платьев?

Я стою, покачиваясь, словно в трансе, под голос Элвиса, Криса, Ромы, да какая к чёрту разница, и хочу только одного, чтобы эта песня никогда не кончалась. Никогда. Потому что я совершенно не знаю, что я буду делать со всем этим, когда она умолкнет. Слишком много между нами недоговорённостей, незавершённостей и обрывков, и я даже не представляю, как это можно сшить или склеить.

Но вот мелодия всё-таки заканчивается, и мой Рома наконец-то поднимает лицо и внимательно смотрит в зал, и я просто уверена, что каждая женщина сейчас с замиранием сердца ждёт его взгляда. Но он равнодушно обводит толпу, пока его взгляд не упирается прямо в меня: прижатую десятками разгорячённых тел прямо к краю сцены.

Он делает шаг навстречу, встаёт на колени, и проводит большим пальцем над моей верхней губой, словно вытирая невидимые молочные усы. А потом просто наклоняется ко мне, и его губы соединяются с моими под громкие аплодисменты возбуждённой толпы. Мои тёплые соленые слёзы смешиваются с его слюной, которая пахнет мёдом и корицей, и я вспоминаю, какое же на вкус моё собственное желание. Его ладони нежно держат моё лицо, как самую хрупкую вещь в мире, пока его язык осторожно раздвигает мои губы, словно спрашивая разрешения, чтобы войти в меня. Я теряю счёт времени, пока вдруг не понимаю, что свет в зале включается на полную мощность, и толпа вокруг нас разошлась дальше по залам, пока мы стоим здесь вдвоём на самом краю сцены.

Наконец-то я делаю шаг назад, отступая, и понимаю, что этот поцелуй я ждала долгие месяцы, но он не способен вернуть меня назад в прошлую осень и в прошлую меня.