— Ну что? Ты как? — спрашивает Лео.
Его вопросы озадачивают — наверное, он намеренно задал их таким образом.
— Ты о фотосессии? — уточняю я.
— Конечно, — отвечает он лукаво. — О съемке. Обо всем другом.
Я смотрю на него, боясь признаться, что мне волшебно хорошо. Я никогда еще не испытывала такого наслаждения от работы и очень редко чувствовала к кому-либо такое сильное влечение, какое чувствую сейчас к Лео. Мне ужасно хочется сказать ему, что мы не можем оставаться друзьями, но мысль, что мы больше не увидимся, невыносима. Да, я счастлива замужем, но очень привязана к Лео и хочу, чтобы так было всегда.
Но конечно, я не произношу ничего подобного — по множеству причин. Дарю Лео счастливую улыбку и замечаю, что сделала несколько приличных кадров.
— Так что не беспокойся, мои фотографии не сильно испортят твое интервью.
Он смеется:
— Это хорошо, а то я беспокоился на этот счет. С самого момента, как позвонил твоему агенту, все думал: «Черт, она испоганит мне всю работу».
Я улыбаюсь, может, слишком кокетливо, и он отвечает мне такой же улыбкой. После десяти секунд наэлектризованного молчания я спрашиваю, получилось ли интервью.
Лео кивает, похлопывая по карману, где лежит диктофон.
— Да. Я не до конца представлял, чего следует ожидать. Говорили, что он вполне приятный парень — приветливый, открытый, искренний… Но никогда не знаешь, в каком настроении будет собеседник… Понимаешь меня?
Я киваю:
— Да, если человек не в настроении, работать гораздо труднее. Хотя на фотографиях угрюмые и хмурые иногда выходят лучше, чем можно ожидать.
Лео делает шаг мне навстречу.
— Я думаю, все дело в настрое, — произносит он многозначительно.
— Да, — соглашаюсь я и осознаю, что глупо улыбаюсь. — Настрой — это важно.
После очередной напряженной паузы Лео нарочито небрежно спрашивает о моих дальнейших планах на сегодня. Ответ на этот вопрос я успела прокрутить в голове дюжину раз, подсознательно желая, чтобы у нас была еще одна ночь в «Беверли-Уилшир», и одновременно испытывая облегчение — в номере гостиницы лежит обратный билет, которыт спасет меня от меня самой.
— Я лечу в Нью-Йорк, — говорю я.
— Вот как? — В его глазах сквозит разочарование. — В котором часу твой рейс?
— В девять тридцать.
— Понятно. Очень жаль. — Он смотрит на часы.
Я пытаюсь сообразить, сколько времени еще пробуду в Лос-Анджелесе, и найти уважительную причину, чтобы провести это время с Лео, а не с сестрой, которая скучает у стойки бара.
— Похоже, я не смогу уговорить тебя остаться еще на одну ночь? — спрашивает Лео.
Я на миг задумываюсь, стараюсь найти причину задержаться, но вспоминаю улыбку Энди, ямочки на его щеках, наивные голубые глаза, и не остается ничего другого, кроме как сказать:
— Нет… Мне надо вернуться.
Нельзя заходить в опасные воды.
— Понимаю, — быстро говорит Лео, словно читая между строк.
Он опускает глаза и поправляет ремень сумки. Она зеленого цвета — для Лео, пожалуй, слишком яркого, и это тут же наводит меня на мысль, что кто-то ему ее подарил. Интересно, та женщина красивая? Вместе ли они сейчас?
Лео снова смотрит на меня и лукаво подмигивает:
— Вот что: повеселимся в следующий раз, когда снова приедем в Лос-Анджелес делать материал про Дрейка.
— Точно, — говорю я, стараясь превзойти его в сарказме. — Повеселимся, когда ты в следующий раз бросишь меня, потом мы встретимся годы спустя, ты снова попытаешься втянуть меня в отношения, используя как приманку предложение о работе, от которого невозможно отказаться…
— Что ты такое говоришь? — Лео ошеломлен.
— Какая часть сказанного не ясна? — спрашиваю я, улыбаясь, чтобы смягчить резковатый вопрос.
— Я не бросал тебя, — говорит он.
Я закатываю глаза и смеюсь:
— Ну конечно.
— Все было не так. — Он обижен, или, лучше сказать, удручен.
Внимательно смотрю ему в лицо, пытаясь понять, не старается ли он пощадить мою гордость, притворяясь, будто мы приняли решение расстаться одновременно. В глазах Лео нет ни тени притворства, ничего, кроме искреннего изумления от моей «версии» нашей истории.
— А как это было? — спрашиваю я.
— Мы просто… Я не знаю… Ну да, я вел себя как свинья… что-то о себе мнил. Я помню канун Нового года… но… не могу вспомнить, из-за чего мы разошлись… Мне иногда кажется, что мы разбежались без особой причины.
— Без причины? — переспрашиваю я, чувствуя что-то близкое к отчаянию.
Тут вдруг появляется Сюзанна, замечает выражение его лица, резко останавливается и говорит:
— Ой, извините.
Я выдавливаю улыбку:
— Нет-нет. Все в порядке. Мы просто говорили о Дрейке.
Сюзанна бросает на меня взгляд, полный недоверия, и подыгрывает:
— Ну и что вы о нем думаете? Он и правда так прост, как кажется?
— Абсолютно. Очень искренний человек.
— Очень, — подтверждаю я весело, хотя внутри у меня все кипит.
— Какая часть интервью лучше всего удалась? — спрашивает Сюзанна у Лео. — Или мне следует подождать, пока выйдет журнал?
Лео делает вид, что обдумывает ответ, а потом говорит, что, пожалуй, доверяет ей и поделится секретной информацией. Он рассказывает, чем сейчас занят Дрейк: что-то о долгах стран «третьего мира» и о политике правительства США. Я не слушаю. Борюсь с чувствами, бурлящими в груди, и решаю в следующий же удобный момент покончить со всем этим.
Как только в рассказе Лео наступает пауза, я решительно заявляю:
— Ну ладно, нам пора.
Лицо Лео принимает хорошо знакомое мне бесстрастное выражение.
— Да, конечно, — говорит он.
— Еще раз спасибо за все, — благодарю я.
— Спасибо тебе, — отвечает он, отдаляясь еще сильнее. — Буду с нетерпением ждать твоих фотографий.
— А я буду с нетерпением ждать появления интервью… — приятное возбуждение, которое я испытывала всего несколько минут назад, бесследно исчезает. «Взлеты и падения, — думаю я. — С Лео всегда так».
Сюзанна притворяется, будто рассматривает афишу на стене, как бы давая нам возможность провести еще секунду наедине. Лео произносит несколько ничего не значащих фраз. В какой-то момент мне кажется, что он обнимет меня на прощание, просто по-дружески. Но он не делает этого, а просто желает нам счастливого пути.
Но мне слышится: «Счастливого жизненного пути».
В такси по дороге в отель Сюзанна сочувственно хмурит брови:
— Что-то ты невеселая. Взгрустнулось?
Нет сил врать, поэтому я киваю и признаюсь, что мне грустно, хотя слово «отчаяние» лучше описывает мое состояние.
— Не знаю почему, — говорю я. — Все это так странно… Увидеть его снова…
Сюзанна берет меня за руку:
— Это нормально.
— Нормально? — переспрашиваю я. — Мне совсем не кажется, что это нормально. А уж Энди точно не воспринял бы это как «нормально».
Сюзанна смотрит в окно и вдруг задает ключевой вопрос:
— У тебя все еще чувство к нему, или это просто печаль по тому, что было?
— Больше, чем печаль, — все же выдаю тайну я.
— Я так и думала, — говорит она. — Не знаю, поможет ли тебе мое признание, но я, кажется, понимаю, что ты находишь в нем. Темноволосый, сексапильный, умный.
Я усмехаюсь.
— Как-то не помогает. Совсем. Но все равно — спасибо.
— Извини.
— А знаешь, что еще хуже?
Наше такси подъезжает к отелю, вокруг машины начинают суетиться швейцары. Сюзанна смотрит на меня, ожидая продолжения.
— Лео сказал мне, что никак не может вспомнить, из-за чего мы расстались.
— Вот это да! — говорит она. — Неужели так и сказал?
— Именно так.
— Да уж, это что-то!
Я киваю, рассчитываясь с водителем.
— Да… Думаешь, он пудрит мне мозги?
Сюзанна секунду молчит.
— А зачем ему это?
— Не знаю.
Мы проходим через вращающиеся двери в холл отеля, забираем багаж.
— Может, чтобы мне было легче? Или наоборот — хочет показать свое превосходство?
— Тебе лучше знать, — усмехается сестра. — Ты сама к какой версии склоняешься?
Пожимаю плечами — не верю ни в один из вариантов. С одной стороны, не в характере Лео великодушничать ради кого бы то ни было, с другой — не такой уж он хитрец.
Мы усаживаемся в жесткие высокие кресла в холле. Сюзанна погружается в размышления.
— Ну, — наконец произносит она, — скорее всего он и впрямь верит в то, что говорит. Действительно не помнит, почему и как все закончилось. А может, просто пытается сказать: «Жаль, что так получилось».
Я поправляю волосы и устало выдыхаю:
— Думаешь?
Сюзанна кивает:
— Конечно. Смотри, как здорово получается. Ведь именно об этом мечтает каждая брошенная девушка: чтобы однажды парень пожалел о том, что ушел, и вернулся, чтобы во всем признаться… А самое прекрасное — у тебя нет никаких сожалений!
Я смотрю на нее.
— Ведь нет? — спрашивает она.
В этом вопросе — бездна смысла. В одном слове — проверка всех моих чувств. К Энди, ко всему на свете.
— Правда, — отвечаю я с чувством. — Абсолютно никаких сожалений.
— Ну вот видишь! — самоуверенно провозглашает Сюзанна.
Три часа спустя, наскоро перекусив в кафе аэропорта, мы с Сюзанной прощаемся у зоны досмотра багажа, и я сажусь в самолет. В груди — ноющее чувство и ощущение незавершенности. Я усаживаюсь на свое место у окна, в предпоследнем ряду салона, и вполуха слушаю инструкции стюарда. В голове проносятся последние события, постоянно возвращая меня к мыслям о встрече с Лео. Жаль, что она тик неожиданно завершилась! Надо было все-таки спровадить Сюзанну, она бы пережила, зато мы с Лео сумели бы поговорить о нашем разрыве. Нам бы хватило часа, даже получаса — и день закончился бы на более определенной ноте.
У меня нет сожалений о том, как сложилась моя жизнь, но все-таки хочется разобраться в своих сложных отношениях с Лео. Надо понять, что происходило со мной в то бурное время между подростковым периодом и взрослой жизнью, когда все казалось новым и немного пугающим. А заодно определить, почему все прежние чувства сейчас возвращаются ко мне.
Звоню Энди, сказать, что самолет вылетает по расписанию, но муж не отвечает. Оставляю сообщение о том, что съемка прошла хорошо, что я люблю его и жду встречи завтра утром. Пассажиры заполняют салон, и я молюсь, чтобы место рядом со мной никто не занял. Пусть по крайней сосед окажется нормальным! И тут же упираюсь глазами в огромного засаленного мужика, от которого несет алкоголем и сигаретами. В руках у него объемная сумка, бумажный пакет из «Бургер кинг» и бутылка из-под воды «Маунтин дью», наполненная подозрительной янтарной жидкостью.
— Приве-е-ет!!! — орет он. — Похоже, я ваш сосед!
Алкогольные пары, исходящие от него, бутылка, налитые кровью глаза и крик, который он обрушивает на окружающих, ясно показывают, что он уже изрядно пьян и намерен не останавливаться на достигнутом. Я понимаю: весь вечер будут заказываться коктейли, которые прольются на меня, за этим будут следовать долгие пьяные извинения, попытки вытереть пролитое, неуклюжие старания начать разговор. Единственный выход — в корне пресечь всякое общение, поэтому я ничего не отвечаю, только выдавливаю вежливейшую из вежливых улыбок. Он плюхается на свое место и тут же наклоняется — снять теннисные туфли и грязные носки. При этом его руки и локти нарушают границы моего личного пространства.
— Да уж, запашок, — комментирует он, освободив свои потные ноги. Потом протягивает мне пакет с чипсами: — Хотите?
Я подавляю рвотный рефлекс, отвечаю «нет, спасибо», быстро надеваю наушники и отворачиваюсь к окну. Ловлю волну классической музыки и увеличиваю громкость. Закрываю глаза и стараюсь отвлечься от мыслей о Лео. Через четверть часа самолет начинает разбег по взлетной полосе, набирает скорость и отрывается от земли. Я вцепляюсь в подлокотники, борясь с возникающими перед мысленным взором картинами пламени и искореженного металла. «Мы не разобьемся», — думаю я. Судьба не настолько жестока, чтобы мои последние минуты прошли в компании вот этого болвана рядом. Но когда я открываю глаза, выясняется, что мой сосед и его ужин из «Бургер кинг» исчезли.
А на его месте как по волшебству оказался не кто иной, как Лео.
Он улыбается мне и говорит:
— Я тоже решил лететь этим рейсом.
— Я догадалась. — Пытаюсь подавить улыбку, но безуспешно.
— А потом я поменялся местами с твоим соседом.
— Это я тоже заметила. — Беззастенчиво улыбаюсь во весь рот. — Какое коварство!
— Коварство? — переспрашивает Лео. — Я ведь спас тебя от клоуна, который сейчас сидит босиком в бизнес-классе. Мне кажется, это скорее благородство, чем коварство.
— Ты отказался от места в бизнес-классе?
Я польщена. Надо же, какая логистическая схема была реализована ради меня.
— Именно. Как тебе это? За место в середине ряда в самом конце салона.
— Ну, тогда это действительно великодушие, — говорю я.
— А как насчет «спасибо»?
— Спасибо… — До меня медленно доходит, что следующие пять часов я проведу в теснейшем общении с Лео. Сердце замирает.
— Пожалуйста, — отвечает он, откидывая сиденье назад и опуская столик, — видно, тоже нервничает.
На секунду мы встречаемся глазами, что не так-то просто, когда вы сидите бок о бок в тесноте салона. Я улыбаюсь, качаю головой и снова поворачиваюсь к окну.
Бортпроводник объявляет, что ремни безопасности все еще должны быть пристегнуты и что командир экипажа сообщит, когда будет разрешено встать. «Ничего себе, — думаю я. — Вот так ловушка».
Несколько напряженных минут проходят в молчании. Я каким-то чудесным образом больше не испытываю страха перед полетом.
— Итак… — начинает Лео. Самолет ложится на курс в ночном калифорнийском небе, и я открываю глаза. — На чем мы остановились?