Любовь, Конец Света и глупости всякие

Измайлово

Не переставая болтать, они проехали монументальную «Партизанскую», поднялись на «Измайловской» и спустились по лестнице на площадь. Танька шла, будто танцуя, даже дорожная сумка ей не мешала. Варвара пыталась приспособиться к ее походке, отчего иногда распихивала прохожих и налетала на столбы.

Бог бросил мимолетный взгляд на пункт их назначения — маленький домик в лесу, но не стал пока вмешиваться: пусть все идет своим чередом, отношения двух его женщин сами должны развиваться, иначе проблему свою он не разрешит. Он просто посматривал вокруг Танькиными глазами, чтобы выловить нужную информацию и, что нужно, оставить при себе. Глаза от его взглядов нелепо дергались, но так быстро, что этого не замечал никто.

В ближнем дворе Варвара направилась к старушкам у подъезда — она разработала несколько странный план, пока еще не догадываясь, что вот-вот он провалится.

Такое постоянно случается с планами, можно подумать, в том и состоит их основной смысл. Планы, похоже, нужны лишь для того, чтобы сдвинуть с места ленивых представителей рода человеческого, наобещав им массу отличных результатов, а уж разогнавшись, все дальше пойдут по инерции.

По обыкновению она, пытаясь быть адекватно понятой, сильно жестикулировала, так что заговорила чуть не кланяясь:

— Здравствуйте! Я курьер. Мне нужно срочно доставить извещение в квартиру сорок три, а там к телефону никто не подходит.

— Так сходи и позвони в дверь! — насмешливо отозвалась старушка с бантом из шелкового шарфа на шее и аккуратной парикмахерской укладкой. — Звонок не знаешь, что ли, как нажать? Тело наела вон какое, а ума не нажила, мадам курьер.

— Ой, я дура такая, всю жизнь с этим мучаюсь! — с чувством произнесла Варвара, всплеснув руками, словно глупая курица крыльями. Самоуничижение было частью ее хитрого плана; скрывая довольную ухмылку, она исчезла в подъезде.

Вернулась через минуту, руки развела: звонила, мол, звонила — не открыл никто. И уж тут старушки все с удовольствием пошли на контакт, но сразу же переругались. Одна считала, что в нужной квартире живет молоденькая девушка, другая выкрикивала: «Окстись, кака девушка? Баба здоровушшая, размеру шиштедесятова, не меньше!», третья видела там только малорослого подростка: «То ли девка, то ли паренек».

Старушки совсем забыли о Варваре, она неуверенно потопталась рядом, попыталась вставить слово, но ее не услышали. Тогда «мадам курьер» направилась к Таньке, ссутулившись от огорчения, косолапя и, будто сдувшись.

Танька наблюдала за ней в сторонке, размышляя о превратностях судьбы и о своем непонятном влечении к этой малознакомой женщине. Можно было подумать, что родственницу разыскала вдруг. Но когда люди одной крови — все понятно, хотя кровные родственники бывают порой на редкость противными. А с Варварой их вряд ли связывали гены: сходных признаков не отмечалось. Одна была черноволосая и тощая, другая — блондинка крепкого телосложения.

Своими атлетическими формами Варвара в молодости напоминала скульптуру девушки с веслом, но возраст и лишний вес придали ей имидж здоровой крестьянки, специально выведенной для останавливания коней на скаку. Спину она обычно держала прямо, ходила по земле крупным уверенным шагом, твердо чувствуя под ногами асфальт. Танька же, наоборот, вечно сутулилась, а земли под собой иногда не ощущала: на полном серьезе предполагала, что ее сдувало ветром. Даже сейчас она парила в воздухе, раскачиваясь, как камыш на болоте.

Варвара не терпела чужих прикосновений, даже по пути от метро отдергивала руку, когда ее спутница то ли намеренно, то ли случайно дотрагивалась до нее локтем пару раз. А Танька могла обниматься с кем угодно, хоть даже прямо на улице, не задумываясь о сексуальной подоплеке, и «тащилась» от массажа.

Всю жизнь Варвара прожила в Москве, чем явно гордилась, и, уезжая ненадолго, каждый раз стремилась побыстрей вернуться. А Танька этот город недолюбливала, если бы не мама и брат, которые не захотели переезжать вслед за ней в Англию, то и отпуска свои как можно дальше от Москвы бы проводила.

Варвара уже трижды была разведена, и теперь с ней то вяло, то интенсивно заигрывали разные мужчины, особенно сосед. Танька чувствовала в этом непонятное для себя раздражение, хотя, казалось бы, с чего? С нею как раз давно никто не заигрывал, да и сама она поводов не давала: свой брак считала основательным, разводиться не собиралась.

Увидев приближающуюся фигуру, Танька немедленно опустилась на асфальт, слишком торопливо, щелкнула каблуками, будто фольклорный гусар, любезничающий с дамами.

— Вижу-вижу, ничего не вышло, можешь и не говорить, — и добавила, вдруг перестав грассировать: — но раз не получилось как у детектива, может быть, как экстрасенс попробуешь?

— Интересно, что ты имеешь в виду? — хмыкнула расстроенная Варвара, даже не заметив перемены в Танькином голосе.

— Есть такой экстрасенсорный трюк, — Бог намеревался лишь подтолкнуть Варвару в нужном направлении, но кое-какие пояснения внести все же требовалось. — Нужно взглянуть на искомый объект глазами того, кто к нему неравнодушен. Вот представь себе гнома за компьютером.

Лицо Варвары приняло озадаченно-одурелое выражение — к гному она пока не совсем привыкла, да и Танькин напор ее удивил.

— Мысленно иди в интернет, в экран, где он там с любимой объясняется. Чувствуешь, как его сердце бьется и губы горят?

Варвара кивнула, хотя и не слишком уверенно.

— А теперь вертись вокруг своей оси, пока не ощутишь то же самое. Где почувствуешь подругу гнома — туда и пойдем ее искать.

Варвара неуклюже развела руки в стороны и начала вращаться. Остановилась через три секунды, слегка покачиваясь от головокружения; глаза ее смотрели прямо на белое двухэтажное здание среди деревьев Измайловского парка.

— Вперед!

***

На скамейке мужчина и женщина неторопливо пили пиво. Если бы Варвара, проходя мимо, обратила на них внимание, то в женщине опознала бы свою «соседку», хоть та была одета на сей раз еще смешнее, чем в лифте. Ее, похоже, вовсе не волновало, что платья из кримплена и сапоги-чулки[19] давно вышли из моды. Длинные ресницы скрывала вуаль, спадающая на лицо из-под шляпы с высоким пером, как у «Незнакомки» на картине Крамского. Мужчина был одет крайне непримечательно и особых примет не имел, если не считать гладко отполированной лысины.

— Опять сжульничал наш д-дорогой коллега, — покачал головой лысый.

— Разве вы не знаете, что он называет это «повышением самооценки»? — сказала «соседка». — Он, видите ли, считает, что помогать людям стоит незаметно — без молитв и уговоров.

— Но это же корректировка личности! Не элегантное и не красивое программирование. Играть надо ч-ч… — лысый брызнул слюной, — честно!

— А может, честность тут и ни при чем? Возможно, для него главное — цель? К тому же это приятно, когда тебе повышают самооценку, — дама достала из розовой сумочки компактную пудру и, откинув вуаль, с удовольствием начала разглядывать себя в маленьком зеркальце.

Бог, обитающий в ее чудном теле, придавал большое значение внешности — он даже и аватару свою усовершенствовал немедленно, как только вселился в нее. Все представители его многочисленного народа отличались стремлением к совершенству, впрочем, понимали это каждый по-своему. Бога звали Пантелеймон, что значит Всемилостивый, ну и, раз аватара его оказалась женщиной, получилась Пантелеймония.

— О п-приятности тут речи нет! — пылко возразил собеседник. — Невозможно нянчиться с каждым человеком из-за любой ерунды, в них надо развивать с-самостоятельность.

— Кто б с этим спорил!

— Как кто? Коллега наш и спорил! Разве не помните, что он г-говорил, когда мы указывали на его некрасивое поведение?

— Что? — Пантелеймония захлопнула крышечку пудреницы с причмокивающим звуком и обратила непонимающий взор на собеседника.

Тот недовольно поморщился:

— Он говорил, что мы просто ленимся!

— Это мы-то! — воскликнула Пантелеймония, открывая новую банку пива. — Пока он тут рассусоливал с подопечными, мы строили храмы, вели туда свой народ, реагировали на молитвы, следили за тем, чтобы люди произносили их в определенное время и в определенном месте...

— И в определенной п-позе! — поддержал лысый и сделал небольшой глоток из своей банки.

Позы имели особый смысл для этого Бога. Не случайно он даже имя себе выбрал — Филимон, что означало любимый, целуемый. Он всегда считал, что лучше всех остальных разбирался в чувственной любви.

— А он… А он! — Филимон снова негодующе забрызгал слюной. — Он считает всех нас равнодушными!

Лысый уставился на спутницу в ожидании красноречивых опровержений. Пантелеймония рыгнула и, расплющив в широкой ладони уже опустевшую банку, пожала плечами.

— Ну х-хорошо, пусть мы отвлекались иногда, — продолжил Филимон, приняв ее молчание за некоторое несогласие, — а иногда вообще не вмешивались в происходящее на планете. Но разве ж это лень? Это разумная, отработанная с-стратегия.

Пантелеймония неуютно заерзала и начала беспокойно оглядываться по сторонам.

— Мы вели себя п-правильно, и нам не в чем себя упрекнуть, — Филимон похлопал ее по плечу усмиряющим жестом. — И вообще, население Земли росло слишком быстро, д-души пошли некачественные, надо было с самого начала регулировать рождаемость…

— Филимон, да заткнитесь же наконец! — вдруг не выдержала Пантелеймония. — Я в туалет хочу, умираю уже. Извините, но какой нормальный человек может просидеть столько времени после такого количества пива?

Вокруг скамейки, на газоне, рядом с пустующей урной валялось десятка два смятых жестяных банок.

— А я... я т-тоже хочу, наверное, — растерялся лысый. — Никак не привыкну быть в теле, и все время забываю. Кстати, это кто ж из наших снабдил человека таким ё-ёмким мочевым п-пу…

«На природе», как правило, все девочки идут направо, а мальчики — налево, ну или наоборот. Не договорив фразу, Бог Филимон вломился в кусты как лось, а Пантелеймония резво припустила в другую сторону.

***

Белый двухэтажный домик, мирный и уютный, давно вызывал зависть местных предпринимателей. Идеальный офис для тех, кто ценит свежий воздух, здоровый образ жизни и приватные удовольствия, причем в двух шагах от метро.

Когда дверь открылась, Варвара сказала охраннику, такому типичному, будто его нарочно выдумали:

— Здравствуйте! У меня подружка пропала, обещала позвонить, я волнуюсь. Дома у нее сказали, что она сюда пошла.

Бог, уверенный, что всегда сможет вмешаться и расставить все по местам, не препятствовал Варвариным порывам — в психотерапевтических целях.

— Да, конечно, я знаю, о ком вы, — вежливо ответил охранник и направил посетителей в обычную на вид рамку, похожую на те, которые стоят у входа в магазины. — Проходите.

И тут произошло ужасное.

Приблизившись к рамке, Танька ощутила, что неведомая сила не дает ей пройти, казалось, сделай только шаг вперед — и ее отбросит взрывной волной от белого домика. Бог почувствовал, что его, наоборот, засасывает внутрь, как в воронку черной дыры, лишает воли. Он сосредоточился, ринулся назад, а Таньку что было сил толкнул вперед, вслед за Варварой, которая как ни в чем не бывало прошла через рамку в глубь помещения. Аватара и Бог разъединились. Ошарашенный и бестелесный, он остался снаружи, с трудом преодолевая желание почесать отсутствующий затылок.